Глава 12. УДЕРЖАТЬ КАЖДЫЙ ПУНКТ
«Сегодня день рождения моего сына, ему четыре года. Надеюсь, что скоро буду дома вместе с ним. Ведь я его почти не видел».
Сержант Дж. Р. Харрис, 4-й батальон полка йоменов графства Лондон, дневник, запись 10 марта 1943 года.
«Мы будем стоять на месте и сражаться с врагом на этих позициях. Отступления не будет. И уже конечно, не будет сдачи», — такой приказ Монтгомери отдал в Меденине. «Энигма» ясно показала, что Роммель готовит новую операцию по окружению, которая получила кодовое название «Капри». Он собирался использовать то, что осталось от 10-й танковой дивизии после Талы, вместе с частями 15-й и 21-й танковых дивизий. Однако место, где Роммель планировал нанести удар, оставалось неизвестным до дня начала наступления. Монтгомери постарался перекрыть все возможные направления атаки. Противотанковые батареи получили приказ уничтожать немецкие [479] танки, а не просто прикрывать пехоту. Перед линией фронта не было минных и проволочных заграждений, однако пехота хорошо окопалась. Ее прикрывали несколько артиллерийских групп, которые могли быстро перенести огонь на указанную цель.
Служба радиоперехвата британской армии обнаружила, что Роммель отправил на юг около 160 танков и 200 пушек. Самолеты-разведчики обнаружили 10-ю танковую дивизию и другие части. Отсюда следовал вывод, что главный удар, скорее всего, будет нанесен с запада. К несчастью, БиБиСи накануне немецкого наступления разболтала, что новозеландская дивизия выдвигается к линии фронта. Но по каким-то причинам немцы не обратили внимания на эту ценную информацию.
Утром 6 марта Роммель в открытом автомобиле выехал на фронт, чтобы лично проследить за началом атаки. Он был бледным и желтым, шея замотана грязным бинтом, скрывавшим гноящие тропические язвы, от которых он страдал. Ровно в 6.00 артиллерия открыла огонь, и танки с грохотом начали выскакивать из тумана, затянувшего холмы к северу и западу от Меденина. Единственной надеждой немцев на успех был прорыв 90-й легкой дивизии по прибрежной дороге. Она была усилена частями итальянских дивизий «Специя» и «Триесте».
Попытавшись атаковать английский фланг между Таджера-Хир и Меденином, 15-я и 21-я танковые вскоре обнаружили, что их попытка провалилась. Шедший в самом центре наступающих войск 5-й танковый полк (21-я дивизия) оказался в 1000 метров от подножия невысоких холмов перед Метамером чуть северо-западнее Меденина, когда разверзся ад. Британские орудия открыли бешеный огонь с замаскированных позиций, расположенных в 40 ярдах позади ложных, которые могли видеть немцы. Огонь был исключительно плотным и точным. Самолеты Королевских ВВС с бреющего полета обстреливали танки ракетами, пулеметные очереди бренчали по броневым плитам. Зато этот обстрел больно ударил [480] по пехоте на грузовиках, шедших позади танков. Пехота понесла тяжелые потери и была дезорганизована.
Все атакующие дивизии — 15-я и 21-я танковые, 90-я легкая — понесли тяжелые потери, и к вечеру всё закончилось. Британские саперы под проливным дождем уничтожали брошенные немцами на поле боя подбитые танки. «Под сильнейшим огнем в полной темноте мы вернулись на исходные позиции. Жертвы были напрасными», — вспоминал ефрейтор панцер-гренадерского полка. Дивизии Оси оставили 52 разбитых танка. Они потеряли 645 человек, две трети из которых были немцами. По сравнению с этим потери 8-й Армии были относительно легкими: 130 убитых и раненых и ни одного танка. Как правильно заметил де Гинган, этот бой «был просто классическим». После этого успеха самомнение Монтгомери непомерно возросло.
Для Роммеля Меденин был катастрофой: «Наше солнце окончательно закатилось. Атака 8-й Армии теперь неизбежна, и нам придется отбивать ее. Для нашей Группы армий дальше оставаться в Африке — значит просто совершить самоубийство». 8 марта он передал командование Группой армий «Африка» фон Арниму, который мрачно пошутил: «Вполне достаточно, что здесь кончит один из нас». На следующий день Роммель вылетел в Рим, чтобы встретиться с Амброзио. Он хотел попытаться все-таки спасти свои войска от неизбежной катастрофы, убедив Верховное Командование сократить фронт в Тунисе с 400 до 100 миль. Тогда удалось бы разместить защитников на хорошо подготовленных позициях, используя небольшие мобильные соединения для ликвидации вклинений противника. Фюрер решил, что он смотрит на вещи слишком мрачно, наградил Бриллиантами к Рыцарскому Кресту с Дубовыми Листьями и Мечами и отправил лечиться в Земмеринг.
Союзники с помощью «Энигмы» 18 марта узнали, что Роммель покинул Африку. Они расшифровали первый же приказ, который отдал фон Арним Группе армий «Африка» в качестве главнокомандующего. Военное министерство [481] скрыло эту информацию из опасения, что немцы узнают, что их радиограммы читает противник. Только 24 апреля разведсводка 8-й Армии сообщила о том, что Роммель покинул Африку. В немецком командовании произошли и другие изменения. 3 марта из Рима прибыл генерал танковых войск фон Верст, чтобы принять командование 5-й Танковой армией. Генерал-лейтенант Ганс Крамер заменил генерал-лейтенанта Циглера, который временно командовал Африканским корпусом.
Окончательного решения насчет возвращения Роммеля не было принято, однако Гитлер и Кессельринг потеряли веру в него. Хотя его солдаты продолжали сражаться и умирать, дни Роммеля в Африке закончились. Ему оставалось жить еще около года, но Лис пустыни больше не побывал на континенте, где завоевал такую громкую славу.
* * *
Как раз в то время, когда звезда Роммеля начала закатываться, звезда Монтгомери, наоборот, сияла все ярче. В Англии он стал знаменитостью, хотя сам этого не ожидал. Говорят, что Черчилль по этому поводу заметил: «При поражении немыслимый, при победе невыносимый». Никто, кроме войск самого Монти, не умел сражаться. «Американцы в бою сущие дилетанты». Так как 1-ю Армию возглавлял Андерсон, которого Монтгомери считал «совершенно не подходящим для командования армией на поле боя», всю работу должна была делать 8-я Армия. Александера тоже беспокоили недостатки Андерсона и многих американцев, не считая Фридендолла, которого он любил и поддерживал.
Однако Эйзенхауэр исключительно скверно думал о II корпусе и его командире. Он писал Маршаллу: «Эта проблема мучает меня все время». Робинетт для главнокомандующего оставался загадкой. «Он действует лучше любого из командиров на фронте». Однако несдержанный язык подводил Робинетта. «Умный, но обладает здравым [482] смыслом лишь в тактике». Терри Аллен проделал «удовлетворительную работу», как и его заместитель командира дивизии бригадный генерал Теодор Рузвельт, один из самых ярких командиров 1-й пехотной дивизии, который, подобно Аллену, плевал на армейскую дисциплину. После одного особенно тяжелого боя он сказал своим солдатам: «Когда все закончится, можете отправиться в Алжир и набить морду военной полиции. Тогда вам станет лучше». Вместе с Алленом он заслуженно считался одним из самых отважных и умных командиров.
Генерал-майор Райдер избежал критики, но штаб Фридендолла был настолько слаб, что главнокомандующему приходилось проводить слишком много времени в разъездах, чтобы убедиться, что все идет нормально. Озабоченный явной неспособностью Фридендолла подбирать хороших командиров и добиваться от них результата, Эйзенхауэр уже искал ему замену.
* * *
14 марта 8-я Армия получила приказ Александера взять позиции на линии Марет. II корпус должен был захватить Гафсу, наступать на Макнаси и взять Эль-Геттар, чтобы поставить под угрозу коммуникации противника к северу от Габеса. Гитлер приказал проводить «ограниченные, но решительные атаки». В районе Габеса следовало создать запасную линию обороны. Кроме того, планировалось сначала удвоить, а потом утроить морские перевозки и повысить активность Люфтваффе.
Эти грандиозные планы не имели никакой связи с реальностью. Однако ничто не могло поколебать несокрушимую уверенность Кессельринга, даже после того как он побывал с инспекционной поездкой в Тунисе. В некоторых местах оборонительные линии имели только временные укрепления, а в других местах укреплений не было вообще. Немцы полагали, что союзники имеют 210000 солдат, 1600 танков, 1100 противотанковых орудий, [483] 850 пушек. Поэтому они могли просто разорвать армии Оси в клочья. Столкнувшись с подавляющим превосходством противника в живой силе и технике, немцы не могли рассчитывать на создание надежной линии обороны. Но в любом случае требовалось увеличить ежемесячную доставку грузов до 140000 тонн.
Самая невыполнимая задача в Тунисе выпала на долю подполковника Бранда, обер-квартирмейстера Группы армий «Африка», который отвечал за доставку снабжения войскам Оси. В качестве совершенно необходимого минимума была принята цифра 75000 тонн грузов в месяц. Однако в апреле в Африку прибыло всего 23017 тонн, в начале мая — только 3000 тонн. К этому времени потери при перевозках стали просто катастрофическими — 77 процентов!
13 марта штаб 5-й Танковой армии сообщил, что на складах не осталось вообще никаких запасов. Рацион солдат на фронте стал более чем скудным — тарелка холодного риса, кусок хлеба и две картофелины в день. Стремительное ухудшение ситуации подтвердил и запрет Гитлера отправлять по воздуху из Италии в Африку важные документы. Войска, отправляемые в Тунис, больше не проходили необходимой акклиматизации.
Единственным светлым пятном стало прибытие 17 марта пехотного полка (два батальона) 999-й легкой дивизии «Африка». Если не считать специально отобранных офицеров и унтер-офицеров, его личный состав был сборищем разжалованных штрафников. Им был дан шанс кровью искупить свою вину на поле боя. Примерно 10 процентов личного состава дивизии дезертировали при первом удобном случае. Однако части, сражавшиеся позднее вокруг Фондука, проявили исключительную отвагу. Но в любом случае, из-за проблем с перевозками, в апреле в Африку прибыл только еще один стрелковый полк. Командир дивизии генерал-лейтенант Курт Томас погиб, когда его самолет был перехвачен истребителями союзников по пути в Тунис. [484]
По другую сторону фронта той же работой, что и Бранд, занимался генерал-майор К.Г. Миллер, который проявил исключительную энергию, улучшая работу системы перевозок. Положение 8-й Армии было удовлетворительным, однако в Фериане II корпус испытывал определенные проблемы. «Я сомневаюсь, что это заявление соответствует действительности, так как они почти не ведут боев. Но в любом случае служба тыла страдает от завышенных заявок частей с линии фронта», — писал он. В действительности войска на фронте заказывали излишки грузов, чтобы компенсировать потери во время перевозок, хотя Андерсон отмечал, что его части никогда не испытывали нехватки боеприпасов.
* * *
Наконец терпение Эйзенхауэра лопнуло, и он решил избавиться от Фридендолла. Главнокомандующий специально встретился с Александером, который изменил свое мнение и был «исключительно обеспокоен» неспособностью генерала подготовить план последующих операций. Командир американского I танкового корпуса, находившегося в Марокко, генерал Паттон рвался на фронт и обрадовался, получив распоряжение Эйзенхауэра готовиться к отправке в Тунис. Его даже не смутила перспектива расхлебывать кашу, заваренную Фридендоллом. «Я думаю, у нас больше проблем с англичанами, чем с бошами», — заявил он. Вся команда Фридендолла пришла в бешенство, вообразив, что эту пакость подстроил им Андерсон, а не Александер. Уорд почувствовал огромное облегчение. За день до того как стало известно о снятии Фридендолла, он писал: «Из-за Фридендолла положение остается опасным. Он уберет меня, если сможет». Узнав потрясающую новость, он заметил: «Теперь все переменится».
Фридендолл был страшно удивлен своим смещением 5 марта, хотя Эйзенхауэр телеграфировал Маршаллу: «Не [485] следует ставить на нем клеймо, как следствие отставки, потому что во многих отношениях он проделал неплохую работу». Через 6 дней Фридендолл покинул Северную Африку. Измученный до предела, он отказался лететь в Константину и покинул свой штаб на автомобиле, считая это более безопасным. «Я думаю, Фридендоллу просто не хватало смелости, или он ее растратил», — заявил Паттон. Сам Фридендолл, как и его штаб, был уверен, что все это — происки коварных англичан.
«В известной степени он стал козлом отпущения, спасшим генерала Андерсона. Хотя он показал исключительное самообладание, не поддаваясь на провокации, иногда он очень резко отзывался об англичанах», — писал капитан Уэбб. «Это целиком британская затея. Эйзенхауэр является формальным главнокомандующим лишь потому, что французы ни за что не примут англичанина. Во всех выпусках новостей превозносятся англичане и ругаются американцы. БиБиСи постоянно трещит о «зеленых американских солдатах», но в тот момент, когда мы выстояли и отбросили немцев, они заговорили о «союзных войсках под командованием генерала Андерсона». Нам это не нравится», — резко замечает Уэбб.
Одной из первых вещей, которые сказал Эйзенхауэр Паттону при встрече в Алжире 5 марта, было требование прекратить критику англичан. «Я боюсь, что он продал душу дьяволу во имя «сотрудничества». Мне кажется, это означает, что мы будем просто таскать каштаны из огня для наших благородных союзников», — пишет Паттон Александер, по его мнению, был «снобом в лучшем смысле этого слова». «Мне дали понять, что я должен «сотрудничать» или проваливать».
Паттон ворвался в затхлое болото, подобно вихрю. Он появился перед штабом Фридендолла в облаке пыли, поднятом колонной джипов и транспортеров, под вой сирен и треск пулеметных очередей. Он немедленно приказал привести в порядок штаб корпуса. Приказ имел оглушительный, если не сказать — опустошительный [487] эффект. Расхлябанные офицеры и солдаты были оштрафованы на 25 долларов каждый за несоблюдение формы одежды. График перевозок стал гораздо более жестким. «Я полагаю, что я сукин сын, но войну выигрывает дисциплина», — заявил Паттон Эйзенхауэру. По мнению Брэдли, назначенного заместителем командира корпуса, чтобы получить боевой опыт, все это имело целью показать: стиль руководства меняется кардинально. Хотя кое-кто из командиров, вроде Мартина Филисборна из Боевого командования В 1-й танковой дивизии, считал такие меры вредными.
«Отличный парень и настоящий лидер. Вероятно, более хороший командир, чем можно подумать, но родился не в том столетии», — решил генерал-майор Пенни, начальник службы связи Средневосточного командования.
Где бы ни появлялся высокий, широкоплечий Паттон, он всегда действовал соответственно своему образу. Прибыв в штаб 1-й пехотной дивизии, расположенный в маленьком оазисе возле Эль-Геттера, Паттон пришел в бешенство, увидев отрытые повсюду щели. «Для чего все это?» — спросил он высоким голосом. «Вы знаете, вражеская авиация часто бывает здесь», — объяснил один из офицеров. Паттон повернулся к Терри Аллену. «Терри, которая ваша?» «Она прямо перед вами, генерал», — ответил Аллен. Паттон подошел к окопу, расстегнул брюки и помочился в него. «Ну вот, теперь пользуйтесь».
Но за этими эффектными выходками таились годы профессиональной подготовки и бездонная память, хранившая мельчайшие тонкости военного дела. Эйзенхауэр пока помалкивал, но его все больше беспокоило несдержанное поведение Паттона. Задним числом становится понятно, что это послужило еще одной причиной назначения Брэдли. «Вы мне нужны как командир корпуса, а не как жертва», — сказал Эйзенхауэр Паттону, добавив, что ему предстоит восстановить боеспособность американских частей. Паттон должен был подготовить [488] их к наступлению, которое штаб 18-й Группы армий наметил на 14 марта.
II корпус имели слишком мало сил и мог провести только ограниченное наступление. Он занимал фронт протяженностью около 120 миль, хотя в 4 дивизиях и частях поддержки имелось не более 90000 человек. Слева от них в Западном Дорсале находились 50000 французов, а дальше на север — около 120000 англичан. Главная опасность заключалась в том, что противник мог прорваться между 1-й танковой и 34-й пехотной дивизиями, перерезав американские коммуникации.
К огромному разочарованию Паттона, союзникам приходилось проявлять сдержанность, однако его офицеры смотрели на вещи более трезво. «Я совершенно согласен с тем, что нам не следует спешить с продвижением вперед. Нужно обезопасить фланги. Мы не можем допустить повторения Кассерина», — писал подполковник Портер из штаба 1-й пехотной дивизии.
Первоначальный план Александера предусматривал, что II корпус снова откроет аэродром Телепт, пойдет на Фериану и захватит Гафсу к 15 марта, хотя позднее этот срок был сдвинут на два дня. Паттон приказал 1-й пехотной дивизии взять Гафсу, а 1-й танковой наступать на Макнаси. Остальные две дивизии он оставил в резерве, чтобы парировать любой неожиданной выпад Роммеля. Он полагал, что фельдмаршал все еще в Тунисе.
* * *
Тем временем Монтгомери собирал войска перед линией Марет, готовясь начать наступление ночью 20/21 марта. Операция «Боксерский галоп» должна была привести к прорыву линии Марет и броску вперед, не задерживаясь в узостях у Габеса. После этого планировалось наступление на север, захват Сфакса, Суса и самого города Тунис. Воздушную поддержку должны были оказывать ВВС Пустыни под командованием вице-маршала [489] авиации Гарри Бродхерста. В ходе Битвы за Англию Бродхерст отличился как летчик-истребитель, а потом служил начальником штаба у маршала авиации Конинхэма до того, как тот стал командующим тактической авиацией северо-западной Африки. Эта структура была создана через день после того, как Конингхэм 17 февраля принял у бригадного генерала Кутера авиагруппу воздушной поддержки.
Отношения между Монтгомери и Конингхэмом всегда были плохими и во время боев в пустыне стали еще хуже. Конингхэм был известен своим взрывным темпераментом. Он являлся сторонником равноправия при организации воздушной поддержки сухопутных войск. В Тунисе этого не было и в помине. Американское военное министерство вообще подчинило свою воздушную армию пехоте.
Конингхэму подчинялись: 242-я авиагруппа (коммодор авиации Кеннет Кросс), действовавшая совместно с 1-й Армией; ВВС Пустыни (Бродхерст), помогавшие 8-й Армии; американское XII тактическое воздушное командование (бригадный генерал Пол Л. Уильямс), помогавшее II корпусу. Конингхэм требовал независимых действий авиации, что приводило к постоянным трениям. Однако в Тунисе авиация союзников впервые не была безмолвным придатком сухопутных сил. Она превратилась в гибкое, мобильное ударное соединение, которое Конингхэм называл «комбинацией щита и меча». Однако Бродхерст ни о чем таком не думал. Приняв ВВС Пустыни, он тут же приказал летчикам сосредоточиться на поддержке наземных операций.
Монтгомери устраивали взгляды Бродхерста. Он понимал, что именно такой человек будет особенно полезен при прорыве мощных укреплений линии Марет. Ближе всего к англичанам располагались части дивизии «Молодые фашисты» генерала Соццани. Дорогу Габес — Марет удерживала дивизия «Триесте» генерала Ла Ферла. Перед самим Маретом на основной дороге и Вади Зевс располагался панцер-гренадерский полк 90-й легкой дивизии [490] фон Шпонека с приданным батальоном 47-го панцер-гренадерского полка. Чуть дальше от побережья находилась дивизия «Специя», а «Пистойя» флангом опиралась на Туджан. Находившийся на юге проход Халлуф прикрывала 164-я легкая дивзия фон Либенштейна.
Позади линии Марет стояла поредевшая 15-я танковая дивизия Боровица, 21-я танковая Хильдебранда и 10-я танковая фон Бройха. 15-я танковая являлась резервом, 21-я танковая находилась в проходе Габес — клочок пустыни шириной 25 миль позади Марет. Ее части располагались в деревне Эль-Хамма, в 20 милях от берега, и в самом Габесе, откуда по дороге их можно было выдвинуть к проходу Тебага на северных склонах холмов Матмата. Севернее и западнее Эль-Хаммы раскинулось большое соленое озеро Шотт-эль-Феджади. Оно находилось в 15 милях севернее прохода Габес, и с морем его связывал Вади Акарит, который образовал еще один естественный оборонительный рубеж. Сразу за ним стояла 10-я танковая.
Бродхерст мог собрать 535 истребителей, истребителей-бомбардировщиков и охотников за танками. Он так- ' же имел 140 дневных бомбардировщиков, 80 ночных бомбардировщиков «Галифакс» и «Велингтон» 205-й авиагруппы и все бомбардировщики «Митчелл» и «Мародер» Соединения воздушной поддержки. Против этой огромной армады немцы имели в южном Тунисе всего 83 исправных самолета, итальянцы могли добавить еще 40. Монтгомери имел в несколько раз больше танков, и все-таки был крайне осторожен. Используя сведения о диспозиции противника, он решил нанести мощный фронтальный удар силами 51-й дивизии гайлендеров вдоль главной прибрежной дороги. На правом фланге 50-я Нортумберлендская дивизия генерал-майора Николса должна была прорваться через Вади Зигзу где-то между проходом Хамра и морем.
В резерве оставался X корпус Хоррокса, имевший в своем составе сильное мобильное соединение: 1-ю и 7-ю бронетанковые дивизии. Он должен был парировать любую [491] контратаку противника, а после прорыва вражеской линии обороны пройти через боевые порядки XXX корпуса Лииза и наступать на Габес.
Когда 4-я индийская пехотная дивизия Такера была размещена в тылу 50-й дивизии, ему сообщили, что командование разделено между штабами X и XXX корпусов, а также 8-й Армии. После короткого и резкого разговора с Хорроксом выяснилось, что присутствие Такера не требуется и он может убираться обратно в Индию. Монтгомери сказал взбешенному Такеру, что это личное мнение Хоррокса. «Я знал, что Хоррокс пытается собрать под себя все войска и таким образом покончить с Лиизом. Я до сих пор не знаю, кому можно верить — Хорроксу или Монти», — писал Такер.
Еще больше запутывало положение то, что командир XXX корпуса Лииз имел зуб на одного из подчиненных — командира 7-й бронетанковой дивизии генерал-майора Эрскина, который принял дивизию 24 января, после того как был ранен Джон Хардинг. «Бобби Эрскин здесь заработал широкую известность, но я уверен, что он полный и окончательный болван. Он меня просто пугает».
* * *
Перед атакой, назначенной на 20 марта, новозеландская дивизия Фрейберга (в полночь 11/12 марта она была превращена в корпус, так как получила много приданных частей и особую задачу) начала сосредоточение в исходном районе юго-восточнее Фум-Татахуна. Она имела 25600 человек, 151 танк, 112 полевых пушек, 172 противотанковых орудия. Штабу дивизии подчинялись 5-я и 6-я новозеландские бригады, 8-я бронетанковая бригада (из XXX корпуса), Соединение L Леклерка (Свободная Франция), бронеавтомобили 1-го короля драгунского полка и дополнительные артиллерийские полки. Фрейберг должен был прорваться через проход Уайлдера вокруг западных склонов холмов Матмата, выйти к проходу [492] Тебага (рубеж «Слива»), добраться до Эль-Хаммы (рубеж «Груша») и захватить холмы северо-западнее Габеса (рубеж «Виноград»). В результате войска Фрейберга оказались бы в глубоком тылу линии Марет.
Последний вариант плана предусматривал обходной маневр длиной 250 миль по открытой местности. Он был довольно рискованным, если атака Лииза на главном направлении закончится неудачей. Фрейберг оказался бы в одиночестве перед 15-й и 21-й танковыми дивизиями.
Прикрывать проход Уайлдера от вражеской разведки должны были солдаты Леклерка, которые развернулись между песками и холмами Матмата. 10 марта они были атакованы сильными разведывательными группами 21-й танковой дивизии, состоящими из бронеавтомобилей, артиллерии, пехоты на полугусеничных транспортерах и грузовиках при поддержке Me-109 и Ju-87. Однако французы были предупреждены заранее и с помощью вызванных по радио самолетов Королевских ВВС атака была отбита. «Англичане отлично поработали, особенно над броневиками. Поле боя было просто усеяно трупами немцев», — писал капитан Пирс Картер, офицер связи при штабе Леклерка.
Войска Фрейберга спокойно смогли начать свой марш через проход Уайлдера. Впереди двигался патруль Т2 лейтенанта Тинкера из состава ДРГП, который сопровождали добровольцы из 9-го и 51-го полков тяжелой зенитной артиллерии под командованием бригадного генерала Г.М.Дж. МакИнтайра. Они очень эффективно использовали несколько захваченных немецких 88-мм зениток.
Из района сосредоточения новозеландцы повернули на север к Бир-Солтане и проходу Тегапа. Корпус Фрейберга двигался колонной по 9 машин в ряд и представлял собой внушительное зрелище. Соединение L прикрывало его коммуникации. 20 марта чуть восточнее Ксар-Рилане эскадрилья «Киттихоков» КВВС по ошибке обстреляла колонну. Несколько машин загорелись, и потери были довольно тяжелыми. «А ведь мы думали, что [493] КВВС на нашей стороне», — заметил сержант Саффел.
Фрейберг должен был выйти на рубеж «Слива» одновременно с началом наступления XXX корпуса Лизза. Это вынудило бы противника отражать угрозы с двух направлений. Первые атаки ночью 16/17 марта должны были ликвидировать вражеские укрепления перед главной полосой линии Марет в ходе операций «Кантер» и «Уок».
Во время «Кантера» части двух английских дивизий, 50-ой (69-я бригада — 5-й Восточно-Йоркширский и 6-й Зеленых Говарда) и 51-ой (153-я пехотная бригада — 5/7-й гайлендеров Гордона), почти без проблем уничтожили несколько итальянских опорных пунктов на прибрежной равнине и дошли до Вади Зевс. Но слева 201-я гвардейская бригада столкнулась с неожиданными трудностями в ходе операции «Уок». Бригада начала выдвижение к группе пологих холмов на юго-западе от позиций линии Марет, которые господствовали над главной дорогой. За свои очертания эти холмы были названы «Подковой».
Англичане не предполагали встретить здесь сопротивление, и Монтгомери сказал гвардейцам: «Это будет просто прогулка. А я всегда предлагаю только приятные прогулки!» Поэтому солдаты 3-го Колдстримского, справа от которых двигался 6-й гренадерский, чувствовали себя спокойно. Они разговаривали и шутили, когда в 10.40 поднялись в «атаку». Их поддерживали 5 полков полевой и 3 полка средней артиллерии.
Перебравшись через широкий вади в 400 ярдах от исходного рубежа, гвардейцы попали на обширное и плотное минное поле, которое английская разведка не сумела выявить. Еще больше осложнило ситуацию то, что немцы знали направление и время атаки, так как захватили в плен офицера-артиллериста с секретными картами. Те, кто сумел пересечь минное заграждение, направились к гряде низких пологих холмов, проявив незаурядную отвагу. Сигнальные ракеты известили, что гренадеры захватили свои объекты, тогда как колдстримцы, несмотря на сверхчеловеческие усилия, ничего не [494] добились. «Хорошо, что я остался жив. 12 часов назад, когда мы попались, я не смел на это надеяться. Наша атака завершилась полной неудачей. Все попытки прорваться были расстроены дьявольским минным полем, на котором погибли десятки человек. Те, кто пытался им помочь, были разорваны на куски. Это самые тяжелые потери, которые мы понесли в ходе боев. Артиллерийский обстрел был ужасным», — писал полковой капеллан колдстримцев достопочтенный Гью Квинн.
Гренадеры потеряли 363 человека убитыми, ранеными и пропавшими без вести, более опытные колдстримцы — 159 человек. Но даже спасти их тела оказалось очень трудно. Чтобы забрать тела 69 гренадеров, пришлось снять около 700 мин. Лииз обвинял в происшедшем самого себя. «Случилась ужасная вещь. Я ожидал, что это будет небольшая стычка». В действительности атака превратилась в массовое кровопролитие, чего Лииз совершенно не ожидал. Несмотря на эту неудачу, вера Монтгомери в способности Лииза осталась непоколебимой. 17 марта он написал Алану Бруку: «Я не имею проблем в районе, где будет нанесен главный удар. Я могу сказать, что этот район меня вообще не интересует».
Разведка фон Арнима обнаружила, что Монтгомери направил основной поток подкреплений и снабжения в Ксар-Рилане. Это заставляло предположить, что основной удар будет нанесен западнее холмов Матмата. Захваченные документы и допросы пленных позволили воссоздать почти точную картину предстоящего наступления. Службы радиоперехвата сообщила, что переговоры англичан на линии Марет почти прекратились. После 16 марта замолчали радиостанции находящейся на фланге новозеландской дивизии. Это означало, что приготовления закончены. «Точно такие же признаки сопровождали начало каждого наступления 8-й Армии», — заметил один из офицеров немецкой разведки.
Оливер Лииз не дрогнул после тяжелейших потерь, понесенных 201-й гвардейской бригадой, и не желал получать [495] помощь от американцев. Александер больше не принимал их в расчет, низведя II корпус до вспомогательной роли, ограничив его задачи захватом Гафсы и демонстрацией возле дороги на Габес. «Не позволяйте им слишком заноситься. Я не желаю встретить их у себя на пути», — писал Монтгомери Александеру, утверждая, что только он должен прорвать линию Марет и взять Габес. Александер с ним согласился, ограничив пределы продвижения американцев и французов грядой холмов от Макнаси до Фаид и далее от Восточного Дорсаля до Фондука.
* * *
Паттон, 12 марта произведенный в генерал-лейтенанты, начал свое наступление — операцию «Уоп» 5 дней спустя. В 9.30 американские бомбардировщики завершили налет, а через полчаса 15000 человек 1-й пехотной дивизии в предрассветной темноте двинулись по еле заметным пустынным тропам вдоль дороги Фериана — Гафса. Их направляла военная полиция, «которая действовала со спокойствием нью-йоркских копов». Сопротивление немцев было чисто символическим, и еще до полудня американцы заняли Гафсу. Противник отошел по дороге на Габес, поставив множество мин, чтобы прикрыть отступление.
В Америке эта победа вызвала настоящую истерику. Паттон был немедленно провозглашен военным гением и национальным героем, получив львиную долю славы. Самоуверенность американцев окрепла, когда 1-й батальон рейнджеров, приданный 26-й полковой боевой группе 1-й пехотной дивизии, 18 марта взял Эль-Геттар, расположенный в 10 милях от Гафсы. Большая часть немцев ушла оттуда еще 2 дня назад, забрав с собой все итальянские грузовики и даже колоса полевых орудий. После этого у дивизии «Чентауро» не осталось иного выбора, как сражаться. Деморализованные итальянцы [496] почти не оказали сопротивления рейнджерам, хотя атака внезапно появившихся Ju-88 стал причиной ощутимых потерь.
* * *
Когда его войска закреплялись на захваченных позициях, Паттон услышал, что «1-ой танковой дивизии сильно мешает грязь». Однако он решил, что Уорд должен продолжать наступление на Макнаси, пока пехота и артиллерия возьмут Сенед. 19 марта он отправился навестить Уорда, проделав 42 мили по новой дороге, проложенной армейскими инженерами в отвратительную погоду. «Мокрые, грязные и усталые, они продолжали работать. Я останавливался и говорил с каждой группой строителей, благодарил их за то, что они сделали, и это доставляло им радость». Потом он увидел эскадрон танков Дербиширских йоменов. «Они сушили свои одеяла, растянув их на кактусах. Это или признак откровенной наглости, или законченной глупости».
Прибыв на место, он обнаружил, что танки Уорда застряли в липкой грязи. Как ни странно, даже Робинетт потерял уверенность. Однако Паттон, как обычно, наорал на всех и приказал наступать, даже если для этого пехоте придется волочь на себе свои транспортеры. Когда Паттон вернулся в свой штаб в Фериану, то обнаружил там генерал-лейтенанта Дика МакКрики, начальника штаба Александера, который прибыл с новым приказом. Продолжая удерживать Гафсу, Паттон должен был приостановить дальнейшее продвижение 1-й танковой дивизии. Он взбесился: «Этот приказ прямо запретил американцам выход к морю. Нас пытаются остановить, чтобы вся слава досталась англичанам. Я сдержал свой гнев и согласился. Больше ничего не оставалось делать, но я просто не мог смотреть, как Айк позволяет англичанам вязать себя по рукам и ногам. Это возмутительно». [497]
Через день после того, как американцы взяли Гафсу, на восточной окраине города появился огромный щит с эмблемой 1-й Армии (красный крест крестоносцев) и надписью на свитке поверх щита: «Первая Армия приветствует Восьмую Армию». Однако встречи пришлось ждать гораздо дольше, чем кто-либо мог предположить.
Намереваясь прорвать линию Марет на узком участке, Монтгомери предупредил командира 4-й индийской дивизии, что «битва будет очень утомительной». Бригадный генерал Бэйтман, командир 5-й индийской пехотной бригады, думал, «что нельзя выбрать более скверный метод достижения цели. Атаку было намечено вести по гладкой, как стол, равнине, где просто передвигаться и то было трудно». Эта неблагодарная задача выпала 151-й пехотной бригаде (бригадный генерал Бик) из состава 50-й дивизии. 9-й батальон Дурхэмского полка легкой пехоты получил приказ пересечь Вади Зигзу и захватить вражеские позиции в Ксиба-Уэст. Одновременно 8-й батальон, находящийся слева, должен был взять Уэрзи-Эст. 7-й батальон Зеленых Говарда должен был прикрывать левый фланг 151-й бригады, удерживая временное укрепление, названное Бастионом.
После этого Вади Зигзу должен был пересечь батальон 50-го танкового полка, а 6-й батальон дурхэмцев следовал за ним. Рядом с линией фронта в резерве стояла 4-я индийская дивизия, которой поручалось развить успех. Здесь предусматривались различные варианты, вплоть до наступления на Габес. Наготове была и 51-я дивизия, которая могла двинуться на Габес и Сфакс, если вражеская оборона будет прорвана. X корпус тоже мог присоединиться к маршу на Габес, когда будет открыта дорога. С помощью воздушной разведки и тщательного наблюдения удалось установить позиции вражеской артиллерии на другом берегу Вади Зигзу. Была задействована вся артиллерия XXX корпуса, которая должна была ставить огневые завесы на трех рубежах. [498]
20 марта ночь разрезали огромные столбы огня, когда началась артиллерийская подготовка. 140-мм орудия посылали вдаль тяжелые снаряды, весящие 100 фунтов. Они должны были разрываться над землей, выбрасывая смертоносный вихрь осколков. Взмокшие британские артиллеристы оглохли от выстрелов, стволы орудий раскалились чуть ли не докрасна. «Вы могли закрыть глаза и заткнуть уши, однако вы никуда не могли деться от ударной волны. Это совсем не шутка, поддерживать в течение 4 часов огонь такой интенсивности», — писал один из офицеров.
Чтобы усилить действие огневого вала, пехота должна была наступать следом за стеной разрывов, держась в 100 — 150 ярдах от нее. В этом случае приходилось идти на риск понести потери от собственного огня. Бригадный генерал Димолин, командовавший артиллерией 4-й индийской дивизии, писал: «Мы прекратим огонь, лишь когда пехота, ударившая по противнику, начнет нести потери от наших снарядов».
Первыми в бой двинулись штурмовые группы Зеленых Говарда, которые гордо именовали себя «Головорезы». Они двигались под смертоносным огнем в 500 ярдах впереди 7-го батальона, имея при себе саперов. Пробившись через минные поля, они подняли раздвижные лестницы, чтобы пересечь противотанковый ров. Они уничтожили пулеметное гнездо на другой стороне рва, преодолели еще одно минное поле, атаковали второе пулеметное гнездо и захватили в плен примерно 30 немцев и итальянцев. Тем временем в наступление пошли главные силы батальона, однако под сильным минометным и пулеметным огнем они застряли во рву. Подполковник Сигрим поднял залегших солдат, за что был награжден Крестом Виктории (Сигрим погиб спустя 2 недели). В ожесточенной рукопашной схватке 7-й батальон Зеленых Говарда к рассвету захватил лабиринт окопов и укреплений, которым являлся Бастион. На помощь ему был переброшен 6-й батальон, который должен был прикрыть левый фланг. [499]
Штурмовые группы дурхэмской легкой пехоты двинулись к Вади Зигзу так, словно направлялись на пикник. Однако их самоуверенность быстро улетучилась, когда они попали вод вражеский огонь. Пехотинцы сгрудились позади танков «Скорпион». Подойдя к первому серьезному препятствию, они обнаружили то, что уже знали из данных разведки, — крутой контрэскарп высотой около 20 футов и ров, частично заполненный затхлой водой, которая превратилась в некую липкую массу. Параллельно другому берегу вади шел глубокий и широкий противотанковый ров. Сеть глубоких окопов связывала между собой бетонные доты со стенами толщиной более полуметра и стальными дверями. Соскользнув по крутым склонам, 8-й и 9-й батальоны Дурхэмского полка легкой пехоты оказались по колено в черной вонючей грязи. Они установили стремянки и штурмовые лестницы на противоположном берегу вади и начали подниматься, волоча за собой 18-футовые мостки, чтобы перебросить их через ров. Там, где лестницы не достигали берега вади, люди становились друг другу на плечи.
Тем временем к берегу Вади Зигзу подтащили огромное количество бревен, досок, стальной сетки, чтобы построить мост. Однако саперы столкнулись с проблемой, когда попытались сделать его достаточно прочным, чтобы выдержать «Валентайны» 50-го танкового Полка. Они работали под сильнейшим обстрелом, с холмов Мат-мата на них градом сыпались снаряды, пули и мины. Однако, к ужасу саперов, когда первый танк въехал на мост, опоры начали тонуть в грязи, и танк соскользнул в болото. Вдобавок выхлопные газы «Валентайнов» подожгли мостки.
Четыре танка сумели кое-как обогнуть увязшую головную машину, однако следующий танк тоже беспомощно застрял в грязи. Один из танкистов вспоминал: «Рассвет уже близился, и нам не оставалось ничего иного, как повернуть назад, чтобы не оказаться под прицелом при дневном свете». Весь следующий день англичане удерживали [500] крошечный пятачок плацдарма, пока бомбардировщики ВВС Пустыни и американские «Митчеллы» бомбили вражеские позиции. Немцы не могли контратаковать, однако они усилили итальянскую дивизию «Молодые фашисты» батальоном 200-го панцер-гренадерского полка, противотанковыми орудиями и артиллерией 15-й танковой дивизии. В район боев двигался батальон егерей Люфтваффе.
Штаб 8-й Армии отдал приказ, требуя, чтобы XXX корпус ночью 21/22 марта соорудил, по крайней мере, одну переправу.» Усталые саперы 50-й дивизии попытались построить гать вокруг застрявших «Валентайнов», а 6-й батальон дурхэмцев двинулся вперед, чтобы расширить плацдарм. Они захватили Уэрзи-Уэст и еще один пункт — Зари-Судест без особых хлопот, так как итальянцы предпочитали сдаваться в плен. Однако 9-й батальон понес тяжелые потери при захвате небольших опорных пунктов, в том числе Уэрзи-Эст. На самом краю правого фланга 5-й батальон Восточно-Йоркширского сумел занять часть Ксиба-Эст, но не смог продвинуться дальше к берегу, так как застрял в сложной системе вражеских укреплений.
По мосткам двинулись 42 «Валентайна» 50-го танкового полка. Танкисты видели разбросанные трупы пехотинцев, оставшиеся после ночного боя. Поддержки танки не получили, так как их гусеницы просто разворотили хрупкую конструкцию настила, и 6-фунтовые противотанковые орудия не смогли пройти следом. Это могло закончиться катастрофой, так как впереди разворачивалась для атаки 15-я танковая дивизия, используя в качестве «воздушного прикрытия» плохую погоду, которая приковала к земле самолеты союзников.
Именно в этот момент Монтгомери сообщил Александеру, что 50-я дивизия надежно удерживает плацдарм, который постепенно расширяется. Он предложил объявить, что «теперь моя операция развивается успешно, и все идет согласно плану». В действительности Лииз имел [501] на другом берегу Вади Зигзу не более 4 пехотных батальонов (в том числе — сильно потрепанных дурхэмцев) и слабые «Валентайны». Противотанковых средств у них не было. Единственная переправа стала непроходимой из-за сильного дождя. Плацдарм подвергался беспощадному артиллерийскому и пулеметному обстрелу.
В штабах корпусов и дивизий царили замешательство и неразбериха. Около полудня усилившаяся стрельба возвестила о начале атаки 15-й танковой дивизии. Ее поддерживала сводная пехотная бригада, составленная из подразделений 90-й легкой дивизии, панцер-гренадеров и парашютистов Рамке. Получив сообщение, что дурхэмцы отступают, командир бригады Николс бросился туда на джипе, крикнув командиру дивизии, что он намерен остановить «говнюков».
Отогнанные к противотанковому рву, дурхэмцы кое-как окопались и сумели удержаться. Перед ними чернели корпуса 27 «Валентайнов». 11 уцелевших танков выстроились вдоль берега вади, чтобы поддержать пехоту. На правом фланге 5-й батальон Восточно-Йоркширского все еще держался, хотя и с большим трудом. Его отступление открыло бы фланг дурхэмцев.
Через несколько дней Монтгомери шумел, что «мы ни на минуту не теряли инициативу и заставили противника все время плясать под нашу дудку». Это заявление шло вразрез со всем происходящим. Монтгомери совершенно не представлял ситуацию. Он планировал прорыв «Шерманов» 22-й бронетанковой бригады и 7-й танковой дивизии, как только будет создан плацдарм. Приказ требовал возобновить наступление вечером 22 марта.
Перед саперами и минерами 4-й индийской дивизии стояла ответственная задача: соорудить еще одну переправу. Пока они не закончат работу, наступление 8-й Армии по прибрежной дороге не начнется. Бесстрашный начальник инженерной службы дивизии подполковник Бланделл решил соорудить два временных моста из стальных решеток, уложенных на фашины. От захода [502] солнца до восхода луны ко рву были подвезены все необходимые материалы, и саперы начали срывать восточный берег, чтобы соорудить спуск. Часть саперов спустилась на дно вади, чтобы уложить основание мостов. Работать приходилось под грохот разрывов снарядов и мин, треск пулеметных очередей, в пыли и дыму. Но мадрасские и сикхские саперы не дрогнули. Невозмутимый Бланделл успевал повсюду. Он шутил, говоря, что если немцы не могут попасть в такого высокого человека, как он, то уж остальные могут чувствовать себя в безопасности. Эта необычайная примета чуть было не оказалась неверной, когда ему отстрелили верх фуражки.
В 4.15 под градом снарядов саперы отошли, чтобы пехота смогла начать атаку. Чтобы не вызвать паники, Бланделл приказал своим солдатам двигаться спокойно, с разговорами и шутками. Артиллерия XXX корпуса снова задержалась с открытием огня, и некоторые пехотные подразделения поднялись в атаку слишком рано. В результате на подходах к мостам начались беспорядок и давка. 6-й и 7-й батальоны Зеленых Говарда отчаянно пытались продвинуться вперед под треск пулеметных очередей и вопли раненых.
Несвоевременно начатая атака вынудила отменить артиллерийскую подготовку и убедила Лииза, что его солдат ждет кровавая бойня. В 2.00 он встретился с Монтгомери в его штабном автомобиле и сообщил, что «8-я Армия потеряла плацдарм».
«Что мне делать, Фредди?» — спросил потрясенный Монтгомери своего начальника штаба. На какое-то время им овладели сомнения и неуверенность. От того, как скоро он оправится, зависела судьба 8-й Армии, союзных войск в Тунисе и, что более важно, — солдат, скорчившихся в своих ненадежных убежищах в Вади Зигзу. [503]