Сознание возвращалось медленно и как-то странно -- толчками. Перед глазами то вспыхивало, то снова гасло солнце, разворачивалось и пропадало бледно-желтое в беспощадном гневе небо, проносилось скорбное лицо ан-Натуна. Обрастая почему-то густой черной бородой, оно плавно переходило, переливалось в лицо ан-Наваба. И опять все поглощала вязкая, беспросветная чернота. В ней летели режущие синевато-белые искры, чернота разлеталась кусками, которые что-то жарко шептали голосом Рауна, но слов разобрать было нельзя... И внезапно возникало незнакомое женское лицо, ослепительно прекрасное... Пропадало куда-то... Хотелось бежать за ним, но никак нельзя было шевельнуться... Мелькали странные, бредовые видения: высокие чистые стены, белые полотнища, сверкающее железо... Хаасу чудилось, что он лежит в незнакомой просторной комнате, наверное в гиблых глубинах дворца Харка... Он пытался дотронуться ладонью до лба, чтобы отогнать демона от своей души, иначе она будет обречена на вечную смерть, но рука не поднималась... Где-то тихо журчала вода... И снова вились неряшливые серые полотнища... Бред.

А потом все прошло. Перестали плавать перед глазами разноцветные круги, пол и потолок заняли предназначенные им места. Но женское лицо осталось.

-- Как ты себя чувствуешь?

Голос у нее был именно такой, какой ожидал Хаас -- звонкий, мелодичный. Он понял, что ему выпало величайшее счастье -- увидеть Властительницу Благодатной Тучи.

-- Лежи, тебе еще рано вставать.

-- Но я совсем здоров...

-- Лежи.

Хаас все-таки попытался приподняться, но мягкая прохладная ладонь легла ему на лоб и заставила опуститься обратно на ложе. Хаас подчинился. Впервые в жизни подчинился с удовольствием, потому что этой руке было приятно подчиняться.  По лицу стоявшего рядом с ней чистого -- иначе откуда у него взялась бы такая ослепительно-белая одежда? -- Хаас понял, что тот с величайшей охотой поменялся бы с ним местами. Но не каждый достоин тени счастья.

-- Да, лежи, -- немного кисло сказал чистый. -- Тебе надо еще хорошенько поспать, чтобы придти в норму.

И Хаас послушно заснул.

  -- Вот видите, -- Леночка торжественно подняла изящный пальчик. -- Я была совершенно права, он даже не удивился.

-- Ну и что? -- спросил врач таким тоном, что сразу становилось понятно: хоть он и спрашивает, лично ему глубоко безразличен ответ.

-- Каждый раз мы наблюдаем одну и ту же реакцию -- полное, совершенное отсутствие удивления и ничтожный интерес. Со мной некоторые спорили, однако вывод напрашивается сам собой, причем вывод однозначный -- они считают нас пришельцами из мира легенд. Я абсолютно уверена, что в глубине души они сомневаются в нашей реальности и верят, будто однажды мы просто рассеемся в воздухе, как мираж.

-- Не понимаю, -- меланхолично отозвался Штойбен.

-- Для них мир духов суть продолжение их собственного мира, они просто не осознают необычности ситуации.

-- Однако те же миражи для них отнюдь не порождение мира духов. Или демонов, как пустынники предпочитают их называть, -- усомнился врач.

-- Зеркало Пустыни? Слышала, -- презрительно усмехнулась Леночка. -- Это только подтверждает мои слова.

Врач послушно кивнул.

-- Конечно.

Было понятно, что он совершенно не согласен. На сей раз это дошло до Леночки, и она, немного обидевшись, предложила другую версию.

-- Хорошо, я не настаиваю, хотя и остаюсь при своем мнении. В конце концов я не психолог, могу и ошибиться. Можно предположить, что психика пустынников обладает чрезвычайной гибкостью и необыкновенной способностью к адаптации, как и вообще психика любых первобытных людей. Она не задавлена грузом чрезмерных знаний. Но опять-таки, -- Леночка упрямо тряхнула головой, -- за счет того, что в них очень развито чувство необычного. Мы его давно потеряли и потому так остро реагируем на все, не укладывающееся в рамки привычного, обжитого нами мира. А их свободная фантазия и раскованное воображение легко мирят сознание с любым новым фактом, не утруждая себя попытками найти ему объяснение. Но мы их отучим от этого! -- торжествующе заключила она.

Сначала правая, а с некоторым запозданием и левая, брови врача полезли на лоб.

-- Отучим?

-- Разумеется, Вильгельм Фридрихович! Мы вооружим их самыми последними достижениями науки, дадим самую передовую методологию познания природы...

-- И они будут, как мы, шарахаться в испуге от любого нового явления, а потом брать его штурмом с анализаторами наперевес. Подчинять, ломать и использовать, вместо того, чтобы принимать природу такой, как она есть, -- ловко закончил врач.

Леночка обиделась.

-- Буколический руссоизм, -- припечатала она. -- Вы передергиваете. Ничего подобного я не говорила. Но мы научим их...

И опять врач перебил ее:

-- Тогда как нам самим впору учиться.

-- Чем-му? -- искренне не поняла Леночка.

-- Пока это трудно сказать точно, мы слишком мало знаем об этой планете. Да и сами пустынники ревниво охраняют свои знания. Во всяком случае мы, врачи, уже не так уверены, что слухи об их паранормальных способностях просто слухи. Скорее всего это правда, нужно лишь дождаться прямого подтверждения. Так что, -- он усмехнулся, -- будем учиться у них телепатии и телекинезу.

-- Шарлатанство, -- базаппеляционно отрезала Леночка.

-- Может быть, -- покладисто согласился Штойбен, но тут же жульнически перевернул монету орлом вверх. -- А может быть и неизвестный нам мутагенный фактор.

-- Никаких! Это я вам, Вильгельм Фридрихович, заявляю с полной ответственностью как геолог. Я сама проводила съемку района и совершенно определенно говорю: никаких радиоактивных залежей здесь нет и в помине. Вообще крайне бедная с геологической точки зрения планета. В каком-то смысле даже уникальная. Непонятно, как они здесь живут.

-- Но ведь живут...

Леночка опешила, однако достаточно быстро оправилась.

-- Дайте время -- наука объяснит и это.

-- Есть многое на свете, друг Горацио... -- мечтательно произнес Штойбен.

-- Шекспира читала и я!

-- Но воду вы не нашли, а они находят...

Если выпады в свой адрес Леночка еще могла перенести, то покусительство на возможности обожаемой геологии вывело ее из себя. И она ринулась в бой.

-- Это говорит только о некотором несовершенстве нашей аппаратуры. Мы не рассчитывали на работу в подобных условиях. Есть более чувствительные комплекты. И вообще мои приборы не ориентированы на поиски воды, приходится делать заключения по совокупности косвенных признаков. Когда я переналажу автоматы, мы найдем воду. Целое море. -- Она сладко зажмурилась, представляя.  -- Я утоплю эту пустыню.

-- Уж конечно...

-- Вы еще возражаете! В то время, как несчастные люди стонут под нестерпимым гнетом кучки эксплуататоров...

-- А вы обратили внимание, как он смотрел на вас, -- нелогично вставил Штойбен.

-- А? Что? -- впопыхах спросила Леночка, и потом, осознав, чуть зарделась. -- Ну и что?

-- Это к вопросу о духах.

Леночка покраснела сильнее.

-- Чепуха.

-- Я вам рекомендую попросить у Ивана Петровича разрешение поприсутствовать на переговорах с одним из местных вождей. Колоритная фигура. Сам вышел на контакт с экспедицией, не то, что остальные. Кстати, -- Штойбен усмехнулся, -- Сомов думает привлечь спасенного вами мальчика в качестве консультанта. Он, кажется, из того же клана.

-- Но спасли его все-таки вы, -- не удержалась от ответного реверанса Леночка.

-- Нарушили правила невмешательства вы, -- возразил врач.

-- И ничуть о том не жалею, -- гордо ответила эта упрямица.  -- Более того, я буду нарушать их всегда, когда сочту нужным и полезным.

Она повернулась и пошла прочь. Вильгельм Фридрихович посмотрел ей вслед, почесал лысеющую макушку и вздохнул.

  * * *

  Хаас невольно вздрогнул, когда увидел, кто именно приехал на переговоры. Сомов предупредил его, но всего не сказал, и сюрприз получился неприятным. За столом сидели ан-Натун и ан-Наваб, рядом стоял Раун. Хаасу на мгновение даже захотелось уйти, однако он вспомнил, что пришельцы с неба незнакомы с вождем клана, нужно предостеречь их, уберечь от ошибок и коварства. Но все-таки... Хаас почувствовал, как кулаки сами сжимаются, и порадовался, что оставил кинжал в комнате, -- постепенно он начал отвыкать от привычки ходить всюду вооруженным, хотя сначала это было трудно. Но пришельцы вместе со своим языком вложили ему в голову, пока он спал, и многое другое: свои привычки, обычаи, манеры. Хаасу временами казалось, что в нем живут два человека. И сейчас наружу едва не выскочил пустынник.

Перехватив его бешеный взгляд, Раун поежился, передернул плечами и стал как-то меньше ростом. Без стражников он явно поскучнел и оробел. Поняв, что Хаас идет прямо к столу, Раун попятился. Ан-Наваб издал невнятный горловой звук, утробное урчание, выражавшее у него крайнюю степень удивления. Один только ан-Натун безучастно смотрел поверх голов вошедших, словно ничего не произошло, словно он ожидал именно такой встречи.

Хаас порывисто обернулся к руководителю экспедиции.

-- Кого вы пригласили?

Сомов бесстрастно заметил:

-- Похоже, ты их знаешь.

-- Да, знаю! Один из них убийца! Да и остальные немногим лучше.

-- Видите, Иван Петрович, я же вам говорила, я вас предупреждала! -- вмешалась Леночка, но под холодным тяжелым взглядом руководителя экспедиции смешалась и сконфуженно замолчала. В такие минуты Сомов разительно напоминал Хаасу ан-Натуна, хотя внешне мощный, даже чуточку грузный пришелец с неба не имел ничего общего с вождем клана.

-- Он здесь потому, что из всех вождей кланов первый сам, понимаете, сам пришел к нам, -- терпеливо объяснил Сомов Хаасу. -- И сам предложил сотрудничество.

Ан-Наваб напряженно вслушивался в их разговор, пытаясь понять незнакомую речь, на лице у него начал проступать испуг.  Хаас немного обрадовался, однако переходить на язык Пустыни не спешил.

-- Но ведь он...

-- Самый обычный вождь. Не лучше и не хуже других, -- сухо произнес Сомов. -- Мы не должны относиться к нему предвзято. Если у вас есть какие-то личные счеты, это не должно повлиять на наши взаимоотношения.

Хаас был вынужден умолкнуть.

Так ничего и не поняв, однако уловив, что с Хаасом здесь не слишком считаются, ан-Наваб и Раун приободрились. Ан-Натуна происходящее явно не волновало.

Сомов сел напротив вождя, но когда Хаас, отодвинув кресло от стола, тоже собрался было сесть, ан-Наваб не выдержал и вскочил.

-- Что делает здесь лишенный тени Великого Вождя?! -- заорал он. Раун приободрился и подошел вплотную к креслу ан-Натуна. Его рука, сжимавшая рукоять сабли, чуть заметно подрагивала.

Кровь бросилась в лицо Хаасу, но он сдержался. Сомов, по-прежнему невозмутимо, никогда и ни при каких обстоятельствах он не выходил из себя, ответил:

-- Этот человек будет участвовать в переговорах как мой советник.

-- Лишенный тени не человек, -- ан-Наваб воинственно выпятил бороду.

-- Это мой советник, -- ровным голосом повторил Сомов.

-- Великий Вождь не произнесет ни слова в присутствии лишенного тени, -- бесновался, едва не вскакивая на стол, ан-Наваб. Ан-Натун сидел тихо как тень и глядел прямо перед собой. Ни единым знаком он не показал, что согласен с сыном, но в то же время и не прерывал его. Раун, оскалившись, начал было вытаскивать из ножен саблю, однако опомнился и поспешным ударом вбил ее обратно в ножны.

-- Я не заявляю протестов вам, -- Сомов отвечал ан-Навабу, но обращался к вождю. И ан-Натун не выдержал. Что-то шевельнулось в его выцветших глазах, и он приказал сыну:

-- Сядь.

-- За один стол с лишенным тени?! Ни за что!

Ан-Наваб мощным пинком отшвырнул кресло, кувырком полетевшее в угол, и выскочил из комнаты, с таким треском захлопнув дверь, что легкий павильон качнулся. Хаасу на мгновение показалось даже, что он может рухнуть. Раун кинулся было за ним, но увидел, что ан-Натун не двигается с места и остановился. Хаас, поколебавшись немного, сел рядом с Сомовым. Лицо ан-Натуна не дрогнуло. Не было дикой выходки ан-Наваба, не было страшнейшего нарушения этикета, ничего не было. Хаас, хоть и знал вождя, все-таки поразился его выдержке.

-- Ты спасся. Это хорошо, -- невыразительно, деревянно произнес вождь. -- Но помни, если ты появишься в оазисе Ант, мое слово свершится.

Вот теперь все стало на свои места. Вождь не изменил обычаям. Хаас почему-то даже слегка обрадовался и не удержался от довольно непочтительного ответа:

-- Я запомню это.

-- Как ты обращаешься к Великому Вождю? -- на этот раз не выдержал Раун. -- Грязный! -- Его голова мелко затряслась. Однако ан-Натун поднял правую руку, тускло блеснуло матовое золото. Раун отступил на шаг, как и положено телохранителю, и почтительно склонил голову.

-- Мне очень жаль, вождь, что твои отношения с этим юношей сложились не слишком хорошо, однако мне нужен был человек, знающий обычаи и нравы Пустыни. Выбора у меня не было, -- немного извиняющимся тоном произнес Сомов, но глубоко под безукоризненной вежливостью Хаас уловил легкую издевку, смешанную с напряженным ожиданием: а что дальше?

Ан-Натун выслушал руководителя экспедиции спокойно, хотя очевидно было, что в роли советника мог выступить любой человек клана Илг. Однако вождь только величаво кивнул:

-- Твое слово услышано.

-- Я рад, вождь.

-- Но говорить я буду только с тобой.

-- Они имеют уши, но у них нет языка, -- ответил традиционной формулой Сомов.

-- Однако, Иван Петрович... -- снова начала было Леночка.

-- Помолчите, -- уже немного раздраженно оборвал ее Сомов. Хаас хотел было заступиться, однако не посмел. Конечно, он вождь пришельцев, но разве можно грубо разговаривать с такой красивой девушкой?

Ан-Натун наконец-то обнаружил первые признаки человеческих чувств, удовлетворенно кивнув при виде вспыхнувшего в стане противника бунта.

-- Я пришел к тебе с просьбой, вождь, -- проскрипел он.

-- Какой? -- спросил Сомов.

-- Я прошу помощи.

У Хааса глаза полезли на лоб. Уж чего-чего, а такого он не ожидал.

-- Вероятно, ты хочешь, чтобы мы помогли тебе найти воду для твоего клана? -- предположил Сомов.

Ан-Натун покачал головой.

-- Если ты хочешь моей смерти -- тогда действительно дай мне воду.

-- Смерти? -- не смог совладать с изумлением руководитель экспедиции.

-- Лишенный моей тени должен был рассказать тебе, как ценится здесь. Вода в Пустыне -- это все, это больше, чем жизнь.  Если вожди узнают, что мне не приходится больше считать воду, не пройдет и десяти дней, как на мой оазис кто-нибудь нападет. Не воду ты мне подаришь, а огонь и кровь. И смерть. Люди слишком завистливы, чтобы спокойно смотреть на чужое богатство.

Сомов повернулся к Хаасу, тот угрюмо кивнул, ибо вождь был совершенно прав.

-- Ты ведь не сможешь дать воду одновременно всем, -- уверенно сказал ан-Натун, и в глазах его мелькнул стремительный красный огонек, только Хаас успел заметить его.

-- Не смогу, -- подтвердил Сомов.

Ан-Натун подался вперед.

-- И дав мне воду, ты не сможешь защитить меня, -- уверенно произнес вождь.

Руководитель экспедиции ответил не сразу. Он внимательно поглядел в тусклые глаза ан-Натуна, пожевал губами, и лишь когда пауза стала слишком затягиваться, кивнул.

-- Да, я не смогу.

Хаас понял, что Сомов ведет какую-то сложную игру, которой ему не понять. Он, похоже, здорово ошибался, считая пришельцев наивными добряками. Что-то здесь было не так.

-- Не сможешь? -- в голосе ан-Натуна прозвучало сомнение. Он тоже не поверил. -- Ты, преодолевший гнев беспощадного неба, рассекший его надвое? Ты, достающий воду в мертвых песках, не сможешь?

-- Ты не совсем правильно понял меня, вождь, -- ответил Сомов. -- Я мог бы. Но мы не должны вмешиваться в дела Пустыни.

Ан-Натун недоверчиво усмехнулся. Он больше не считал нужным сохранять каменное спокойствие.

-- Не вмешиваетесь?

-- Да, -- спокойно подтвердил руководитель экспедиции. -- Помочь мы вам можем. Даже обязаны. Но свои дела вы уладите без нас.

Хаасу показалось, что в глазах ан-Натуна мелькнуло бешеное злорадство. Или только показалось? Видел ли это Сомов? Но гадать о том, что думает пришелец, Хаас теперь не брался. Тем более, что ан-Натун тяжело вздохнул и с горечью произнес:

-- Значит, ты мне не поможешь.

-- Почему?

-- Потому что я хотел просить тебя вмешаться. Вмешаться всей твоей силой. Вмешаться, чтобы прекратить вечную, как сама Пустыня, вражду кланов. Злоба и раздоры бушуют между нами, идет война всех против всех. Каждый вождь знает одно: свои прихоти и желания, ради этой мелкой корысти льется кровь. Я пытался объединить кланы, но сил моих не хватило, а ведь только объединение положит конец убийствам. Я хотел просить тебя помочь, но ты отказываешься... Иначе же любое благо, которое ты сотворишь, немедленно обернется злом. Каждый заботится только сам о себе, и поэтому нет выхода из зыбучих песков, в которые зашли пустынники. Я надеялся на пришельцев с неба, видимо напрасно.

Хаас не верил своим ушам. Что случилось? С чего вдруг вождь заговорил так? Скорее дождь пойдет, чем ан-Натун переменится. Или просто он хорошо это скрывал? Даже Зеркало Пустыни не показывало картины более удивительной.

Сомов едва заметно усмехнулся.

-- Но ты-то знаешь выход из этих песков.

Ан-Натун слабо махнул рукой.

-- Теперь не знаю.

-- Теперь?

-- Я повторю, если ты не слышал моего слова, -- устало произнес ан-Натун. Устало и безнадежно. -- Если бы все кланы объединились в единое целое, в один большой клан под рукой действительно великого вождя... Тогда многое переменилось бы, сама жизнь стала бы легче... Да и вы смогли бы спокойно работать, не боясь нападений. С вашей помощью мы справились бы, наконец, с Великой Пустыней. -- Ан-Натун невольно оглянулся, точно боялся немедленной кары за святотатство.

У Хааса глаза на лоб полезли. Бросить вызов самой Пустыне? Конечно, ан-Натун не боится ни демонов, ни беспощадного неба, однако такое?! Все-таки он совершенно не знал своего вождя... Сомов же отнесся к этим словам совершенно спокойно.

-- Значит, ты хотел бы с нашей помощью объединить кланы.

-- Да, -- страстно выдохнул ан-Натун. На сухих желтых щеках выступил лихорадочный румянец, спокойствие было отброшено, как ненужная тряпка. Он даже привстал немного.

-- Не все согласятся с тобой, -- возразил Сомов.

-- Я слышу твое слово, -- не скрывая злобы, прохрипел ан-Натун. -- Вожди кланов... Мелкие грязные твари, коварные и ядовитые, как змеи, хищные, как зауркерлы... Вероломные, как сам Харк! Ты же видел ил-Латифа... Ни один из них, ни один! -- истерически выкрикнул вождь. -- Никто не способен подняться до понимания нужд людей. Они умрут за свои привилегии. Пусть. Они заставят умирать и других за свою мелкую власть, вот что плохо!

-- Вот видишь, и здесь будет кровь, -- тихо сказал Сомов.

-- Большая кровь, -- не выдержал Хаас.

Ан-Натун энергично затряс головой.

-- Эта кровь много меньше той, что льется постоянно. И куда меньше той, что прольется вокруг дарованной тобой воды. Мне даже страшно представить, что произойдет, -- он зажмурился. -- Нет, нет... Тогда лучше уходите к себе, на небо. Воистину, гнев его безмерен, если оно посылает нам такую кару, как твои дары.

Сомов, откинувшись на спинку кресла, недоверчиво посмотрел на вождя, однако ан-Натун, не дрогнув, встретил его взгляд.

-- И кто же будет вождем?

Ан-Натун, не колеблясь ни мгновения, твердо ответил:

-- Я.

-- Не заботишься ли и ты о своих мелких интересах, вождь? -- резко спросил руководитель экспедиции.

-- А разве кто-нибудь из вождей кланов обратился к тебе с такой же просьбой? -- молнией сверкнул навстречу вопрос.

-- Нет.

-- Вот видишь, они не понимают. Даже мой сын -- и тот принадлежит прошлому.

-- Так ли, иначе ли, но ты заботишься и о себе.

Ан-Натун поморщился.

-- Я всегда заботился о благе людей, укрывал их, как мог, своей тенью.

-- О да, -- язвительно заметил Хаас.

Ан-Натун метнул на него быстрый взгляд.

-- Даже ты не можешь пожаловаться, что я был к тебе несправедлив.  Я отговаривал тебя.

-- А потом приговорил к смерти, -- меланхолично закончил Хаас.

-- Не я, закон предков, -- парировал ан-Натун. -- Ты тоже слишком заботился о своем благе. -- Хаас смешался. -- Меня не поняли бы, поступи я иначе. -- Но тут ан-Натун вспомнил, что разговаривает с изгнанником, лишенным тени.  Осекся, покраснел, глаза его судорожно заморгали, он опасливо оглянулся на стоявшего молчаливо как статуя Рауна. -- Мое слово сказано, я жду ответа, -- снова обратился вождь к Сомову.

Тот помолчал немного.

-- И все-таки ты заботишься о себе, вождь.

Ан-Натун обреченно вздохнул и тяжело опустился в кресло.

-- Я услышал тебя, -- пробормотал он.

-- Если бы я мог быть уверен, что то, что сделанное мною, пойдет на благо людям, я помог бы тебе. А так... -- Сомов развел руками.

Ан-Натун устало потер левой ладонью глаза, жестом подозвал к себе Рауна, и, опираясь на его плечо, с трудом встал.

-- Интересный старик, -- сказал Сомов Хаасу, когда вождь вышел. -- Любопытный. Но почему он так и не снял перчатку?

Хаас пожал плечами.

-- Не знаю, таков обычай. Никогда не видел его без этой перчатки.

  * * *

  Как ни сопротивлялся ан-Натун, но строительство установки для синтеза воды началось. Впрочем, упирался вождь как-то вяло, словно по обязанности.  Хаас подумал, что он сломался после провала своего плана. А в том, что ан-Натун хотел руками пришельцев проложить себе дорогу к неограниченной власти, Хаас не сомневался ни мгновения. Он пытался объяснить это пришельцам, его внимательно выслушивали, однако в расчет его слова не принимали. В любом случае надежды ан-Натуна не сбылись, и он сник. Хаас поразился этому, хотя мало ли неожиданного произошло за последние дни?

Рядом с приземистой серебристой башней синтезатора устанавливали маленькие черные кубики генераторов защитного поля. Ан-Натун оказался совершенно прав, предсказывая большую кровь вокруг новой воды. Дважды воины клана Урк пытались захватить башню оазиса Илг, вслед за ними то же попробовал сделать вождь клана Ифл. Нападения были отбиты, но теперь попасть в оазис Илг было невозможно -- град стрел незамедлительно обрушивался на любого, кто приближался к нему.  Даже пришельцев, подаривших этим неблагодарным воду, встречали лучники. И разумеется клан Илг не собирался делиться водой с кем-либо.

Сомов ходил хмурый и злой. Хаас торжествовал -- все это он предвидел, однако предпочитал не повторять этого руководителю экспедиции.

Почти все время юноша проводил там, где странные механизмы пришельцев возводили башню. Тем более там же работала и та, кого Хаас втайне называл Властительницей Благодатной Тучи.  Остальных пришельцев Хаас теперь считал просто людьми, а рыхлого неуклюжего инженера, монтировавшего синтезатор и вовсе презирал. Оператора защитных систем Реншильда Хаас возненавидел. Как он смеет столь непочтительно обращаться в НЕЙ? Да прикажи она -- Хаас разорвет наглеца на куски голыми руками. Однако она молчит и даже улыбается шуткам Реншильда.

Жители оазиса почти не интересовались строительством и предпочитали держаться подальше, наверное, по приказу вождя. Ан-Натун, чтобы доказать свое расположение, прислал ан-Нейра. Хаас объяснил несколько оторопевшему руководителю экспедиции, что ан-Нейр является заложником. Сомов, услышав это, приподнял левую бровь и промолчал. Штойбен, случайно оказавшийся рядом, долго крутил головой и не верил.

Ан-Нейру представилась благоприятнейшая возможность в полной мере продемонстрировать свой основной талант -- незаметность. Не гостем он явился, а соглядатаем, понял Хаас. Он крутился повсюду, все вынюхивал и подслушивал. Но пришельцы смотрели на это сквозь пальцы и не пытались помешать ловкому шпиону.

Наведался и Айтан-Видящий. Он смотрел на вырастающую серебристую башню так, словно у него нестерпимо болели зубы.  Хаас злорадно подумал, что теперь безбедному житью Видящего приходит конец. Скоро он станет никому не нужен, и все его умение будет стоить не больше двух чашек протухшей жижи. Понимал это и сам Айтан, потому что глядел на башню с такой бешеной злобой, что Хаас испугался, как бы он не кинулся на работающих. Он все рассказал Сомову, но тот отмахнулся, заметив, что Хааса мучает подозрительность, а когда будет готова защитная система, все причины для опасений пропадут. Вот именно: когда. А сейчас? Но Хааса никто не слушал. Руководитель экспедиции вообще сказал, что пустынники должны научиться сами управлять башней, потому что пришельцы уйдут отсюда дальше...

  * * *

  Сомов не раз пытался убедить ан-Натуна, что посещение лагеря пришельцев ему ничем не грозит. Вождь каждый раз охотно соглашался, однако неизменно появлялся только в сопровождении внушительного отряда стражников. Куда бы он не двигался -- повсюду несколько человек под командой Рауна, а то и самого ан-Наваба неизменно следовали за ним по пятам. Сначала это вызывало улыбки, потом они уступили место опасениям. Хаас заклинал не верить ан-Натуну, коварному, как зыбучий песок. Наконец Сомов не выдержал и намекнул вождю, что можно обойтись без вооруженной свиты. Ан-Натун, не споря, церемонно простился и ушел. Он вернулся лишь когда руководитель экспедиции прислал ему свои извинения.

Вот и сейчас они шли, мирно беседуя, а позади, шагах в двадцати, тащились лучники во главе с ан-Навабом. Отряд копейщиков остался в лагере пришельцев. Сомову такой эскорт действовал на нервы, однако он решил уступить причудам старика и обычаям пустыни. В конце концов у каждого есть свои странности.

Ан-Натун, глядя на суматоху вокруг башни, зевнул и спросил:

-- Сколько вы еще пробудете здесь?

-- Это трудно сказать, -- осторожно ответил Сомов, который тоже начал сомневаться в добрых намерениях вождя. -- Нельзя заранее определить срок завершения такого сложного дела.

Ан-Натун согласно кивнул. В последне время он потерял свой величаво-неприступный вид, Хаасу это особенно бросилось в глаза. Ан-Натун стал немного похож на обычного человека, от этого Хаас начал опасаться его еще больше.

-- Но после того, как вы наладите работу ваших... -- Ан-Натун замялся, вспоминая трудное слово, -- машин... вы улетите обратно к себе на небо?

-- Не все, -- решительно сказал Сомов.

-- Да-да, -- рассеянно подтвердил ан-Натун, снова погружаясь в свои мысли и глядя тусклыми глазами сквозь Сомова.

Какое-то время он шагал молча, и Сомов деликатно кашлянул, чтобы привлечь внимание вождя.

-- Но вы все равно вернетесь сюда, -- твердо сказал ан-Натун.

Руководитель экспедиции смешался.

-- Да. Когда вы сами об этом попросите.

-- Конечно, конечно... -- в голосе ан-Натуна прорвалась грусть. -- Значит, вы пришли надолго. И что будет с Пустыней?..

-- Я надеюсь, вы не будете гнать гостей? -- дипломатично спросил Сомов.

-- А вас не звали, -- вдруг не выдержав, злобно выпалил ан-Наваб, постепенно подобравшийся вплотную к беседующим.

-- Я вижу, не все согласны с мнением вождя, -- ехидно заметил начальник экспедиции.

Однако ан-Наваб уже опомнился и снова превратился в бесчувственную и немую статую-телохранителя.

-- Мое слово свершается всегда, -- ан-Натун ничуть не удивился непонятливости пришельца. -- Если я сказал, что вам будет позволено жить здесь, вы будете жить здесь. Думать можно что угодно, но выступить против слов вождя, значит умереть.

Сомов поглядел на шумно сопящего и отдувающегося ан-Наваба и молча пожал плечами.

На краю лощины, расширявшейся и переходившей в котловину, где велось строительство, вдруг взметнулось серо-желтое облачко пыли. Оно быстро расползалось в стороны. Потом из облачка вылетели несколько темных фигур.

-- Всадники? -- удивился Сомов.

А из колеблющейся желтой завесы выскакивали все новые и новые фигуры. Повинуясь неслышной команде, передние чуть задержались, поджидая отставших. Строй выравнялся, коротко сверкнули на солнце опускаемые лезвия пик, донесся протяжный неистовый вой, так похожий на стенания голодного зауркерла. И шеренга всадников сначала медленно, но с каждым шагом все быстрее и быстрее, покатилась вниз, в котловину.

Сомов оглянулся. Люди вокруг серебристой башни синтезатора заметались, точно кто-то плеснул кипятку в муравейник. Строительные роботы наоборот замерли неподвижно. Потом Сомова отшвырнули в сторону, как котенка, и ан-Наваб вместе с лучниками бросился навстречу нападающим.

Лучники выстроились ровной шеренгой, прикрывая Сомова и ан-Натуна от всадников. Вождь хладнокровно взирал на приближающуюся опасность, кажется ему было просто скучно. Ан-Наваб страшно выпучил глаза и радостно вопил, огромные зубы сверкали в спутанном клубке бороды. Потом он взмахнул рукой, резко щелкнули тетивы, и стрелы с пронзительным верещанием понеслись к цели. Не дожидаясь новой команды, лучники выхватывали из колчанов новые стрелы, непрерывно гудели тяжелые луки. Сомов с ужасом увидел, как то один, то другой всадник вылетает из седла с жалобным криком. Несколько лоранов, мяукая совсем как большие коты, судорожно бились, подмяв своих седоков. Первая шеренга смешалась и рассыпалась на отдельные кучки, но за ней уже маячила вторая, а из бездонных недр облака, закрывшего уже полгоризонта, вылетали все новые группы врагов.

С неожиданной силой ан-Натун поволок растерявшегося руководителя экспедиции к лагерю, горячо прошептав на ухо:

-- Убедился? Напрасно ты мне не верил.

Сомову вспомнились длинные четырехгранные лезвия пик стражников, походившие на исполинские стилеты. А потом невольно представилось, что такая пика с хрустом вонзается, раздирая мышцы, в бок...

-- Сделай что-нибудь, -- просяще зашептал ан-Натун. -- Сделай! Мои стражники не выстоят, их слишком мало. Страшно представить, что случится тогда...

Навстречу им мчался, тяжело топая, еще один отряд стражников под командой Рауна. Сомов ошалело крутил головой, не в силах поверить в реальность происходящего. Лучники почти полностью истребили первую шеренгу атакующих, но вторая была уже слишком близко. Мгновение, другое... Туча пыли закрутилась там, где только что стояли стражники ан-Натуна. Истошные крики стали громче. Сомов увидел, как дымящееся от крови лезвие пики толчками выходит из спины стражника... Ему стало плохо.

-- Испепели их! -- истерически взвизгнул ан-Натун, совсем потерявший голову. -- Порази их огнем, пока не поздно!

Руководитель экспедиции весь скривился.

-- Не могу! Я не могу убивать! Наши установки пока не готовы, иначе они не подошли бы... Но мы не должны убивать...

-- Что же делать?! -- растерялся вождь.

Или это только показалось Сомову? А за растерянностью и страхом, проступившими на лице ан-Натуна, таилось нечто другое? Напряженное ожидание, затаившееся, как паук в паутине.  Сомов ничего не ответил.

-- Да пребудет над нами милосердная тень, -- ан-Натун снова перешел на шепот.

Из облака пыли выскочил растерзанный человек, по дремучей черной бороде Сомов узнал ан-Наваба. В руке он держал обломок сабли. Вслед за ним, низко пригнувшись к шее лорана и выставив далеко вперед пику, неспешно двигался всадник. Ан-Натун закрыл лицо руками. Однако ан-Наваб, со звериной ловкостью увернувшись от смертоносного удара, стремительно бросился на всадника и вцепился ему в горло.  Через три секунды труп со свернутой на сторону головой полетел на песок, а сам ан-Наваб дико взвыл и погнал лорана к сомкнувшим щиты стражникам Рауна.

Ан-Натун опустил трясущиеся ладони.

-- Обошлось. Пока.

Сомов же с тоской подумал, что сам виноват в неготовности силовых экранов. Знал же, что за работник Рахими, надо было все самому. Он клятвенно пообещал, как только кончится схватка, лично заняться их налаживанием. Если она кончится хорошо...  Что произойдет, когда эти убийцы ворвутся в лагерь, ведь там осталась только жалкая кучка стражников, всего человек восемь...

Пыль, поднимавшаяся над местом схватки, начала постепенно рассеиваться. Из лучников не уцелел ни один, но изрядно досталось и всадникам. Однако, они победили, и теперь не торопились, деловито добивали раненых. Сомову очень хотелось закрыть глаза, но он заставил себя смотреть. Вот она, политика невмешательства в полном блеске. И успел перехватить брошенный вскользь стремительный взгляд ан-Натуна, полный холодного презрения к немужской слабости. Потом всадники снова выстроились в шеренгу, готовясь к новой атаке, опустили пики...

Но тут, повинуясь приказу Рауна, над строем копейщиков поднялось знамя -- два голубых треугольника. На верхнем были три переплетенных золотых кольца, на нижнем -- немного непривычная, без стрелки, золотая молния. Знамя вождей клана Ант.

Ан-Натун весь подался вперед, жадно следя за всадниками. Чего смотреть? Сомов удивился. Все ясно и так, сейчас двинутся... Однако они не двигались. Шеренга колебалась, изгибалась, то один, то другой всадник немного подавался вперед, и тут же осаживал лорана. Какая-то неведомая сила удерживала их на месте. Сомов окончательно убедился: ничего он не знает и ничего не понимает.  Здесь действуют какие-то таинственные законы, о которых он можно только гадать. Сомов просто плюнул на все и стал ждать, что же случится дальше.

Раун протяжно крикнул, и стражники медленно пошли вперед. Пешие против конных. Нападавшие помедлили еще немного, а потом один за другим повернули лоранов и беспорядочной толпой помчались прочь.

-- Ничего не понимаю, -- в сотый раз убито повторил Сомов. -- Ничего, кроме того, что здесь играют нечисто.

  * * *

  -- Что же их так испугало? -- недоумевала Леночка.

-- Это останется тайной, если хозяева не разъяснят, чего они делать явно не собираются, -- неприязненно ответил Сомов. Он не мог простить себе растерянности, не мог простить себе, что выпустил события из-под контроля. Леночка видела схватку на обзорных экранах из лагеря, ох и неприглядное же зрелище...

Ан-Натун слушал их, безучастно глядя куда-то в небо, поверх голов.

-- Действительно, -- поинтересовался подошедший Штойбен, -- мы все это видели, и, признаться честно, уже приготовились вас оплакивать, настолько все казалось безнадежно.

Сомов усмехнулся одной стороной рта.

-- Не преувеличивайте, доктор. В глубине души вы наверняка были рады случаю еще раз продемонстрировать свое несравненное искусство. Ведь наш милый мальчик, которого вы спасли... -- Сомов вдруг осекся, уловив выражение жадного интереса за внешним полным безразличием вождя. Все-таки он себя выдавал.

Штойбен, ничего не поняв, неуклюже засмущался.

-- Ну, предположим, вы несколько преувеличиваете... Я не всемогущ... -- бормотал он, совершенно не замечая испепеляющих взглядов, которые посылал ему руководитель экспедиции. -- Однако если только вас не разнесут буквально по кусочкам... Я всегда готов попытаться...

-- Вы умеете оживлять мертвых? -- впервые в голосе ан-Натуна прорвалось неподдельное удивление, с долей страха. -- Такого у нас не может никто, даже демоны, -- он приложил ладонь ко лбу.

-- Наша медицина умеет все! -- хвастливо и немного преувеличенно громко заявила Леночка. -- Вам, действительно, и не снилось, что мы можем.

Сомов закашлялся, перебивая ее. Почему-то ему совершенно не хотелось раскрывать действительно незаурядные возможности земной медицины перед ан-Натуном. В последнее время начальник экспедиции все меньше верил старому вождю. Его поведение можно было истолковать однозначно -- сломался. Но вряд ли ан-Натуна можно было сломать.  Постепенно Сомов начинал больше понимать Хааса, хотя и не мог до конца поверить ему. На чем основывались пока еще не совсем оформившиеся подозрения? Только на впечатлениях и предчувствиях.  Однако Сомов признавался себе, что спал бы гораздо спокойнее, если бы ан-Натун так и оставался тем мумиеобразным стариком, каким он впервые появился в лагере. Проявления его весьма своеобразной <174>человечности<175> пугали. Вот и сейчас.

-- Но надо все-таки позаботиться о раненых, -- не успокаивался Штойбен.

-- О них позаботятся, -- с некоторой заминкой ответил вождь.

-- Как?

-- Я сказал позаботятся, -- уже с нажимом повторил ан-Натун.

Неожиданно запищал браслет на руке Сомова.

-- Слушаю, -- отозвался руководитель экспедиции.

-- Мы потеряли колонну, -- в голосе Реншильда в равных долях были смешаны изумление и тревога.

-- Что значит <174>потеряли<175>? -- нервно спросил Сомов.

-- Они отошли на пять километров от лагеря и пропали.

-- То есть как?

-- Просто исчезли, как их и не было. Передатчики не обнаруживают ничего, кроме песка.

-- Не может быть.

-- Я галлюцинациями не страдаю, -- обиделся оператор систем защиты. -- Кроме того, вспомните, что нападение было тоже совершенно внезапным. Они возникли из ничего прямо перед самым лагерем и сразу атаковали. Ни воздушный патруль, ни наземные системы их не видели. Как ослепли.

-- Так выбросьте этот хлам, если он больше ни на что не пригоден, -- грубовато посоветовал доктор.

Реншильд не удостоил его ответом и отключился.

Сомов задумчиво потер щеку, как обычно в таких случаях, у него начал краснеть шрам над бровью -- памятка еще об одном <174>невмешательстве<175> Пытаешься держаться в стороне, однако события вламываются с нахальством обозленного носорога, не успеешь опомниться -- как уже в самой гуще приключений.

-- Может, вождь сумеет помочь нам? -- обратился он к ан-Натуну. -- Что происходит? Почему мы их не видим?

Сеточка морщин на лице вождя задвигалась, складываясь в улыбку. Вместо ответа он вытянул руку и разжал кулак. На ладони лежала маленькая золотая пластинка с высеченным значком, напоминавшим японский или китайский иероглиф -- чуть перекошенный прямоугольник.

-- Не понимаю, -- сказал Сомов.

-- Это еще раз доказывает, что я нужен тебе. Не мальчишка, который мало что смыслит, а я. Без меня ты будешь слеп и глух, -- уверенно произнес ан-Натун. -- Ты будешь беспомощен, как новорожденный младенец, ибо тебе неведомы тайны пустыни.

-- А ты их знаешь?

Ан-Натун суеверно приложил ладонь ко лбу, чтобы не разгневать демонов.

-- Никому не дано постичь Пустыню до конца. Узнать ее -- значит встать вровень с проклятым Харком.

-- Хорошо, -- начал терять терпение руководитель экспедиции. -- Но, по крайней мере, происшедшее ты можешь объяснить?

-- Могу.

-- Как?

-- На тамге знак клана Урк, -- сказал ан-Натун.

-- И что это означает?

Ан-Натун снова улыбнулся, и Сомову показалось, что за улыбкой не слишком глубоко спрятано самодовольство.

-- Высокорожденный ур-Разул является Повелевающим Зеркалу.

-- Чепуха какая-то, -- тихо, чтобы не обидеть вождя, прошептала Леночка доктору. Она принесла Сомову карту района и теперь стояла рядом. -- Еще одно дикое суеверие.  Неужели он хочет нас убедить, что этот ур... как его там, может управлять миражом.

Просто бред какой-то. Если наша аппаратура не может, то конечно не им...

Доктор неопределенно пожал плечами.

-- Есть многое на свете, друг Горацио...

-- И вы туда же? -- Леночка с подозрением посмотрела на него, но вид у Штойбена был такой невинный.

-- Есть факт, от этого никуда не денешься.

-- Просто мы не знаем рационального объяснения, -- обиженно фыркнула она, невежливо повернулась и пошла прочь, так печатая шаг, что песок горстями летел из-под каблуков. Хотя говорила она достаточно тихо, ан-Натун все-таки услышал.

-- Напрасно ты не веришь, -- сказал он Сомову. -- Это может плохо для тебя кончиться...

-- Я ничего не сказал, -- уклонился руководитель экспедиции. -- Ни да, ни нет. Мне нужно самому разобраться.

-- А пока ты будешь разбираться, вас будут убивать. Это просто чудо, что вы все до сих пор живы. Не всегда поблизости будут мои стражники, чтобы защитить вас. Ты хочешь достать воду, упорствуешь. Но вспомни, я говорил тебе, это будет начало конца. Вы не можете защищаться, и вас перебьют. Рано ли, поздно ли, -- но наверняка. Особенно если узнают про лежащее на вас заклятье. Вы пропадете без моей помощи. Я нужен тебе больше, чем ты мне.

Сомов усмехнулся.

-- Это вряд ли.

-- На что ты надеешься? -- зло прошипел потерявший терпение ан-Натун. -- Не всегда туча счастья будет находиться над твоей головой. Мне жаль, но не столько тебя, сколько пустынников. Такая сила -- и досталась <I>атмаару<D>. Тебя убьют -- ладно. Упрямство не заслуживает лучшей награды. Но с твоей гибелью рухнут и все твое планы, и все мои надежды. Кто тогда оплодотворит мертвые пески жизнеродящей влагой? Мне не дано такого могущества, а ты упорно хочешь унести его к Озеру.

-- Чего же ты хочешь, вождь? -- в упор спросил Сомов, делая знак доктору, чтобы тот отошел подальше.

-- Ты не захотел помочь мне, я прощаю твое неразумное слово. Я не слышал его. Но я не могу допустить, чтобы народ Пустыни остался прозябать в нищете и нужде, -- Сомов только подивился, насколько быстро вождь безо всякой гипнопедии освоил современный лексикон. Безусловно, он был очень талантлив, этот старый интриган. -- Вы пришли, и пришли навсегда. Я прошу одного -- позволь мне быть твоей правой рукой, твоей опорой и саблей твоего гнева. -- Упоминание сабли до крайности не понравилось Сомову, однако он решил подождать еще немного. -- Объединим Пустыню под своей рукой. Я помогу тебе в этом. У меня нет твоего могущества, -- ан-Натун смиренно опустил глаза, -- но кое-что я тоже могу. Я буду полезен тебе в твоих делах, очень полезен.

-- Я подумаю, -- неопределенно пообещал Сомов.

-- Не слишком долго, -- уже гораздо менее вежливо и совсем не просяще сказал ан-Натун. -- Время не ждет. Одно лишь небо беспощаднее времени.

А ведь в чем-то он прав, подумалось Сомову. В конце концов без опоры на пустынников все преобразования и начинания будут построены, гм, на песке. Чем плох ан-Натун? Один из самых могущественных вождей, к тому же достаточно умен, чтобы понять кто есть кто. И тут же Сомов одернул себя. В том-то и дело, что слишком уж умен. Он явно не хочет оставаться на вторых ролях, рвется на первые. Честолюбие в сочетании с умом -- опасная комбинация. Лучше бы они ходили поодиночке. Хочет из вождя стать владыкой. Естественно. Как и всякий другой. Он весьма живо обрисовал вождей. Но вот беда -- сам-то он ведь в точности такой же. Конечно, жесток. Нормальный средневековый деспот. Остальные не лучше. По крайней мере этот в данный момент не собирается мешать. А дальше... Дальше, как говорили древние римляне не менее древним грекам: предупрежден -- значит, вооружен. Посмотрим. Только что означает его титул: Повелитель Грома? После сегодняшних событий это рождает дурные предчувствия. Сам вождь не расскажет, а другие или боятся, или не знают.

-- Вероятно, мы все-таки договоримся, -- по-прежнему не очень определенно сказал Сомов. -- Мне понадобится помощь.

В тусклых глазах ан-Натуна что-то сверкнуло. Или просто солнечный луч так лег?

Тяжело отдуваясь, подошел ан-Наваб. Сапоги его были в темных пятнах, такие же красноватые влажные пятна покрывали одежду. Догадаться, что это, труда не составляло, кровь была у него даже на лице.

-- Все кончено, великий, -- поклонился ан-Наваб.

-- Кто-нибудь остался? -- сухо осведомился ан-Натун, бросая украдкой испытующий взгляд на Сомова.

-- Никого, великий, -- покачал головой ан-Наваб. -- Слово твое свершилось, мы позаботились о них.

Сомов понял, что речь шла о раненых, и его передернуло, когда вдруг он осознал, как именно мог позаботиться ан-Наваб.

-- Ступай, -- приказал вождь. -- Когда ты понадобишься, тебя позовут.

-- А как же чаша победы? -- удивился ан-Наваб. -- Неужели ты не будешь пить, благощедрый?

-- Нет, -- с начинающей прорываться злостью бросил ан-Натун. -- Ступай, -- повторил он сухо.

-- Но ведь обычай велит... -- недоумевал ан-Наваб. -- Влага жизни должна перейти к тебе...

Ан-Натун оглянулся на Сомова и Штойбена, слушавших с интересом, и в бешенстве заорал:

-- Иди!

Лицо ан-Наваба полыхнуло злобой, однако он подчинился. Почтительно поклонился, пробормотал сквозь зубы что-то невнятное и ушел.

-- Что это за чаша? -- спросил Сомов, чувствуя, как у него неприятно дергается щека.

-- Старинный обычай пустынников, -- неясно ответил ан-Натун.

-- Какой именно?

Ан-Натун снисходительно улыбнулся. Все-таки он владел собой бесподобно.

-- Вряд ли вам интересны наши законы и обычаи. Они уходят в прошлое, умирают, и не стоит их вспоминать.

-- Действительно, не стоит, -- согласился Сомов.

Что это за чаша, он догадался, и теперь лишь с величайшим трудом сдерживал тошноту.

  * * *

  Вскоре руководитель экспедиции имел еще один малоприятный разговор. Затеяла его, конечно же, милейшая Леночка.

-- Никак не пойму, Иван Петрович, почему вам не нравится вождь, -- она вызывающе посмотрела в глаза Сомову.

-- Я не говорил этого, -- устало возразил Сомов.

-- Каждый раз ан-Натун уезжает от нас ни с чем, вы ему постоянно отказываете. Единственному, кто согласился помогать нам.

-- Я, видимо, должен соглашаться со всем, что он предлагает? -- раздраженно спросил он.

-- Не со всем. Однако же и отвергать все подряд нельзя.

Сомов встал и прошелся. В последнее время спокойствие давалось ему все труднее. Эта экспедиция съела больше нервов, чем все предыдущие, вместе взятые. Лучше уж десять вулканов под боком, чем один такой союзник...

-- Вождь упрямо идет к одному ему ведомой цели. Я могу только догадываться, чего хочет. Мне этого мало.  Я хочу знать наверняка. В тот день, когда я пойму, куда именно идет ан-Натун, я и определю свое окончательное отношение к нему.

Леночка презрительно наморщила носик.

-- Короче говоря, он вам не по нраву. Слишком сильная фигура.

Сомов молча пожал плечами, мол, понимай, как хочешь.

-- Конечно, -- с жаром продолжала Леночка, -- он жесток. Но ведь у них такое время. Кроме того, цель заставляет его быть жестоким, вспомните Ивана Грозного или Петра Первого.  Ломать сопротивление старого и отжившего никому еще не удавалось деликатно. Он задумал объединить все племена в одно государство, централизовать управление... Понятно, что ему приходится лить кровь. Но это безусловно прогрессивный исторический деятель, который вне всяких сомнений войдет в анналы. Просто странно, что вы до сих пор этого не различили. Или вы не хотите различить? -- в упор спросила она.

Сомов досадливо поморщился.

-- Занимались бы вы, Елена Родионовна, своей гидрогеологией.

-- А я и занимаюсь, -- Леночка гордо вскинула головку. -- Я выезжаю для детального обследования некоторых районов. Нужно опробовать переналаженную аппаратуру.

-- Выезжаете? -- Сомов не на шутку перепугался.

-- Да! Вождь обещал помочь мне. Надеюсь, вы не собираетесь наложить вето на поиски природной воды? Нельзя полагаться только на синтезаторы.

-- Вождь? -- руководитель экспедиции едва не потерял дар речи. Час от часу не легче.

-- Он, -- Леночка усмехнулась, чувствуя свое превосходство. -- Очень милый, предупредительный старик. На редкость вежливый и изысканный. Обещал дать лоранов, которые все-таки лучше наших вездеходов, велел этому бородатому людоеду выделить нескольких стражников.

Сомов схватился за голову.

-- С вами не соскучишься.

-- Вот и поскучайте без меня.

-- Тогда возьмите с собой хотя бы Хааса. Он объяснит, что к чему, предостережет и поможет, если возникнет необходимость.

-- Этого мальчика? -- Леночка мило улыбнулась, вспомнив что-то очень приятное. Глаза ее мечтательно затуманились.

-- Его, -- подтвердит Сомов.

-- Хор-рошо, -- думая по-прежнему о чем-то своем, согласилась Леночка.

Когда она вышла, Сомов впервые за много лет с чувством выругался. И вызвал Оке Реншильда.

  * * *

  Поездка через пустыню запомнилась Леночке в основном изнуряющей, выматывающей душу тряской. Легкий, раскачивающийся шаг лорана, то и дело переходящего на неровные прыжки, требовал многолетней привычки, которой у Леночки, увы, не было. Да и откуда ей взяться? В результате, когда ее аккуратно сняли с седла, песок продолжал мерно раскачиваться, хотя осязание и говорило, что ее крепко держат под локотки. Земля то поднималась вверх, то с тошнотворной быстротой пропадала из-под ног. Леночка в изнеможении рухнула в тень, прислонившись к ковровой стенке шатра и блаженно закрыла глаза, ощущая неприятное посасывание под ложечкой.

Ее обидело то, что Хаас, прежде тенью ходивший за ней, всю дорогу угрюмо молчал, погруженный в какие-то невеселые мысли, и не обращал на нее никакого внимания, не откликался даже на попытки заговорить. Стражники тоже не смотрели на нее, их всецело занимал Хаас, которого это пристальное внимание заставляло затравленно озираться. Она даже начала опасаться, как бы не случилось чего нехорошего, такая ненависть сквозила в их взглядах. Оставалось надеяться на благоразумие вождя, который пообещал, что все будет в порядке. И действительно, пока что-то удерживало стражников. Впрочем, Хаас отвечал им такой же искренней и глубокой ненавистью. Всю дорогу он не расставался с длинным прямым кинжалом, хватаясь за рукоятку и угрожающе скалясь, когда кто-нибудь из стражников подходил поближе. Леночке в такие минуты он напоминал тигренка-подростка, еще не превратившегося в матерого хищника, но уже готового схватить за горло всякого, кто его разозлит. Неужели скоро и он превратится в такого же кровожадного зверя, как ан-Наваб? И она с грустью думала, что все они страшные дикари, даже самые лучшие из них.

Леночка почувствовала, что кто-то стоит рядом, но не спешила открывать глаза. Человек, однако, не уходил. Более того, устав ждать, он сначала деликатно покашлял, а потом, не дождавшись реакции, осторожно тронул ее за плечо. Сидеть и делать вид, что ничего не чувствуешь, больше было нельзя, и она нехотя открыла глаза.

-- Великий Вождь оказал тебе честь, позвав в свой шатер, -- пробурчал стражник.

-- Я хочу сначала привести себя в порядок.

-- Слово благощедрого ан-Натуна сказано, -- тупо повторил посланник.

-- Я... -- капризно начала было Леночка, но стражник угрожающе перебил ее:

-- Слово сказано, и мы свершим его.

А что? Свершат, и не задумаются. Впервые она поняла -- все будет обстоять не так гладко, как ей представлялось в лагере. Леночка со стоном поднялась, тотчас рядом возник второй стражник. Она так и не сумела решить, на что это больше похоже -- на почетный эскорт при высоком госте, или стражу при опасном преступнике.

Именно сопровождение помешало ей хорошенько разглядеть оазис. Запомнились шатры, напоминающие бедуинские, какие-то деревья, уже ничего не напоминающие, испуганные взгляды, которыми провожали ее встречные.

Однако ан-Натун был отменно любезен. Он встал с места, встречая входящую в шатер Леночку и даже сделал три шага вперед, навстречу, отчего у ан-Нейра глаза полезли на лоб. Теперь она решила, что не все так скверно, как ей показалось сначала. Непонятно только, куда запропастился Хаас. Это все-таки немного тревожило.

  Хаасу тоже было неспокойно. Ан-Натун и его сыновья упорно не замечали его, видимо они отлично помнили, что лишенный тени -- это призрак. Он не существует. И это было очень опасно. К нему никто не обращался, его никуда не приглашали, хотя прекрасная пришелица ежевечерне бывала в шатре вождя. О чем они говорили? Ведь она так молода и неопытна, а вождь коварен. Она даже не подозревает, до чего ан-Натун может дойти в своей злобе. Лучше иметь дело со всеми ста демонами свиты Роттаха... И сейчас он, наверно, вливает ей в душу сладкий яд лести, Хаасу однажды случайно удалось подслушать, как он расточает похвалы... Самому Хаасу каждый раз преграждают дорогу стражники, не подпуская и близко к шатру вождя.

Когда днем во время поисков Хаас пытался предостеречь ее, она лишь беспечно отмахивалась и затыкала уши. Если же Хаас настаивал, она говорила, что превосходно его понимает, однако он поддается злопамятности и неоправданной подозрительности. Глупенькая... И все-таки их ежедневные поездки были для Хааса самыми светлыми часами в его жизни. Никого рядом. Стражников он не считал, они плелись позади. Если бы еще не эти проклятые разноцветные ящики... Впрочем, может ли низкий мечтать о высоком? А ведь она даже не высокорожденная, она дочь самого беспощадного неба...

Непонятным для юноши было и все возрастающее количество стражников, сопровождавших их в этих поездках многовато для охраны.  Да и кто попытается напасть на гостей вождя клана? Крутой нрав и редкостная мстительность ан-Натуна были общеизвестны, а титул Повелителя Грома заставлял всех трепетать, хотя Хаас упорно считал его россказнями. Причем пустыми. Хотя пришельцы, похоже, начинали им помаленьку верить.  Все, кроме нее. Она откровенно посмеивалась над почтением, оказываемым мифическим способностям старого вождя, за что Хаас уважал ее даже больше, чем руководителя экспедиции. Как думалось Хаасу, более надежно удерживают соседей плачевные воспоминания о тяжелой руке ан-Наваба и его бешеной злобе, которая обрушивалась всюду, куда только вздумалось указать его отцу. Но для чего так много стражников?

Время от времени ан-Натун наведывался в лагерь пришельцев и возвращался оттуда мрачный, как сам черный ветер. Хааса это несказанно радовало, власть уплывала из рук высокорожденных буквально на глазах. Все, что плохо для них, хорошо для грязных... Когда сбудутся обещания пришельцев, и на том месте разольется Озеро... Страшно подумать -- Озеро. Легенда станет былью... Тогда посмотрим... Но ведь вождь тоже должен понимать, что его ожидает, и не в характере ан-Натуна сидеть смирно, сложа руки, и дожидаться решения своей участи. Наверняка он что-то готовит. Но что? Ан-Натун не скрывал радости, когда вечером, возвратившись из очередной бесплодной поездки, дочь неба огорченно говорила, что снова они не нашли ничего. Да, они. Потому что Хаас, не слишком доверяя разноцветным ящикам, снова раздобыл ветвь священного дерева, на этот раз настоящую, живую. Но и веточка упорно молчала.

Зато Рауне... Когда он впервые увидел ее, то буквально позеленел и бросился прямиком к ан-Натуну. Неслыханно!  Лишенный тени снова берется за поиски воды, презрев все обычаи и законы... С некоторых пор Раун, при всей своей ненависти к Хаасу, не рисковал выступать против него открыто, предпочитая делать все чужими руками. Может, продолжала болеть новая рана?  Что ему сказал вождь, Хаас не знал, но Раун смирился.  Или ан-Натун окончательно понял, что старым обычаям медленно, но верно приходит конец?

В тот день ан-Натун вернулся от пришельцев чернее самума и сразу же позвал к себе ан-Нейра. Разговор был недолгим, ан-Нейр вылетел из шатра как ужаленный, собрал наскоро десяток первых подвернувшихся стражников и умчался. После этого пред светлые очи был потребован ан-Наваб. Этот людоед ускакал не менее поспешно. Хаас успел только заметить, что он был доволен донельзя. А когда радуется ан-Наваб, остальные, как правило, плачут... Было очевидно -- ан-Натун что-то затевает, только пришельцы могли этого не замечать. Раун лихорадочно метался по оазису, собирая всех стражников до последнего, даже охрана колодцев была уменьшена чуть не втрое.

Но чего уж никак не ожидал Хаас, так это того, что ан-Натун придет к нему.

Хаас стоял, открыв рот, до тех пор, пока вождь не сказал:

-- Я разрешаю тебе сесть, лишенный тени.

Хаас невольно подчинился, ответив машинально:

-- Я слушаю твое слово, -- и забыл добавить <174>благощедрый<175>.

Вождь медленно взглянул на него, однако никак не отреагировал на очередное нарушение этикета, словно бы и не слышал. Хаас был для него ничтожнейшей мошкой, которую ничего не стоит прихлопнуть, когда она станет слишком докучать, а до тех пор она не стоит внимания. Пусть себе жужжит... Вождь проявлял какие-то подобия человеческих чувств лишь в присутствии пришельцев. Когда их не было, он старался, хотя теперь уже гораздо меньше чем ранее, хранить каменное спокойствие, как то предписывали обычаи.

-- Тень моего терпения тает, -- скучно сообщил он.

-- Прости, благощедрый, -- на всякий случай сказал Хаас. Не стоит слишком перегибать палку, в приступе раздражения ан-Натун может многое натворить. Зачем рисковать по пустякам.

Вождь уселся, по-прежнему глядя тусклыми, выцветшими глазами сквозь Хааса и устало подпер щеку левой рукой.

-- Пришельцы собираются улетать, -- сказал он. -- Моя гостья сегодня осталась там.

Новость обожгла Хааса. Как? Неужели так быстро? И больше он никогда не увидит...

-- Но ведь они не закончили свои дела.

-- Заканчивают, -- тихо пробормотал ан-Натун. -- Уже почти закончили. И намерены поставить тебя хранителем воды. Ведь, кажется, ты научился управлять этими их... машинами. Так мне сказали.

Хаас чуть не рассмеялся -- до того простой оказалась разгадка. Вот почему вождь явился к нему. Пытается заручиться расположением самого могущественного человека в Пустыне. Еще бы -- серебристая башня это тебе не жалкий колодец. Теперь воду считать не будут.

-- Может быть, -- осторожно сказал он.

-- С башней ты может и справишься, -- протянул ан-Натун.

-- А что?

-- Но как быть с людьми?

-- То есть?

-- Ты, кажется, сам видел набег стражников ур-Разула. Неужели ты полагаешь, что после ухода пришельцев будет иначе? Тебе придется гораздо труднее. Пока вождей сдерживает страх перед гневом неба, и то лишь потому, что они не знают о заклятьи. А потом? Не воображаешь ли ты, что они испугаются тебя?

Хаас слегка встревожился. Вождь был прав.

-- Я уверен, что пришельцы предусмотрят и это.

Ан-Натун прикрыл глаза сухими пергаментными веками и совсем тихо проговорил:

-- А ведь эту проблему можно решить совсем просто.

-- Как?

Морщинистые веки приподнялись, но Хаас тщетно вглядывался в открывшуюся под ними черноту. Там ничего не было.

-- Если я помогу тебе.

Хаас снова порадовался своей догадливости.

-- Великий Вождь, высокорожденный, чистый, предлагает свою помощь лишенному тени?

-- Да. И это хорошо, что ты вспомнил, кто ты такой. Не думай, что все это забыли. Многие тоже помнят.

Хаас вздрогнул, такая явная угроза прозвучала в этих словах.

-- И что же?

-- Мое слово сказано, -- ответил вождь.

Хаас покрутил головой.

-- Мне кажется, я его не слышал... Я не верю своим ушам.

-- Я всегда к тебе хорошо относился, -- мирно сказал ан-Натун.

-- Я помню это, -- угрюмо согласился Хаас.

Вождь надолго задумался, потом вполголоса, как бы размышляя вслух, начал:

-- Ты часто нарушал старинные законы и обычаи... Однако старые времена уходят бесповоротно, теперь уже нельзя жить как прежде. Не все это понимают, но это так. Слишком тяжело отказываться от того, чем ты жил всю жизнь. Вождям особенно. Ан-Наваб, например, отказаться не сможет, это я говорю твердо.

-- Твой сын, -- резко сказал Хаас.

-- Мой сын, -- послушно согласился ан-Натун. -- Раньше законы смяли бы и меня самого, попытайся я стать выше них. Теперь иначе... Да и спасло бы тебя мое вмешательство? Не уверен...

Хаас улыбнулся, хотя улыбка на сей раз больше напоминала оскал хищника.

-- В том, что я спасся, твоей заслуги нет.

Ан-Натун встрепенулся, словно хотел сказать что-то, но промолчал.

-- Вы и вам подобные присосались к воде как ненасытные звери. Люди стонут под вашей властью, -- горячо продолжил Хаас. -- Вы уничтожаете любого, кто посмеет посягнуть на вашу власть, кто решится угрожать ей. Но теперь будет иначе, я буду править по-другому. Каждый, кто придет ко мне за водой, уйдет напоенным.

-- Ты оскорбляешь меня, рассчитывая на защиту пришельцев, -- тяжело вздохнул ан-Натун. -- Но эта защита скоро пропадет.

-- Они улетят не все.

-- Да? Вряд ли это что-то изменит.

-- Ты снова попробуешь отправить меня к Озеру? -- ехидно спросил Хаас.

-- Нет. Если ты мне слишком надоешь, тебя просто зарежут, -- пообещал вождь. -- А Озеро... Ты ведь его уже нашел. Не так ли?

Хаас снова удивился, но вынужден был согласиться.

-- Так.

-- Никто не думал, что древнее слово предков свершится. Однако слово стало явью, ты нашел Озеро. Значит, ты снова можешь вернуться под милосердную тень вождя. Если хочешь, я завтра же объявлю об этом.

Хаас мучительно пытался понять, что задумал вождь. Он и верил ему и не верил. Ан-Натун очень умен, но так просто согласиться с потерей власти? Или он рассчитывает, что Хаас будет говорить его словами? Вряд ли. Вождь тоже превосходно знает Хааса. Или хочет сохранить хоть частичку власти перед возможностью потерять всю ее целиком? Скорее всего, так. Жаль, нет времени подумать подольше.

-- И что будет дальше? -- спросил Хаас.

-- Ты будешь заниматься сверкающей башней, а разговаривать с вождями буду я. Но для этого нам нужно действовать вместе.

-- Вместе?

-- Конечно. Неужели ты всерьез думаешь, что высокорожденные будут разговаривать с грязным? Не забывайся. Ты как был, так в любом случае и останешься низким. Но вместе мы станем большой силой, лишь так мы сможем творить добро.

Ну, предположим, добро это он так, к слову помянул. Однако вождь прав в том, что даже неполная власть, которую он будет иметь в будущем, окажется много больше теперешней.

-- Необычны твои слова и темен их смысл.

Ан-Натун кивнул.

-- Так бывает. Меняются времена, меняются люди.

Хаас встал, прошелся по шатру, разминая затекшие ноги.  Он не мог решиться на что-то определенное. Потом пристально вгляделся в не отражающие света зрачки ан-Натуна.

-- И все-таки я не верю тебе, вождь.

Ан-Натун тоже поднялся. Пожевал губами и спросил:

-- Ты помнишь, как ты бежал?

-- Помню, -- Хаас насторожился.

-- Кинжал все еще с тобой, -- вождь, усмехнувшись, дотронулся до золотой рукоятки. Хаас поспешно прикрыл ее ладонью. Ан-Натун покачал головой. -- Не нужно. Ты ведь обратил внимание тогда, что на твоем кинжале выбит герб нашего клана.

-- Обратил, -- согласился Хаас.

-- Но так и не догадался, что это означает.

-- Нет.

Ан-Натун еще раз кивнул.

-- Герб вождей клана Ант.

Хаас отрицательно затряс головой.

-- Нет. Этого не может быть.

-- Тогда я напомню тебе слова человека, разрезавшего веревки. <174>По ножнам ты узнаешь меня, когда придет день<175>.

Хаас, с величайшим трудом сохраняя спокойствие, пожал плечами.

-- Может, что-то и говорилось тогда. Не помню точно.

-- Хвалю твою осторожность. Молодец. Но смотри! -- внезапно выкрикнул вождь.

Он сунул руку в складки плаща и выхватил золотые ножны. Удивляться Хаас уже не стал, он предчувствовал такой финал. Лишь тупо смотрел на прихотливый золотой узор, в точности повторявший рисунок на рукояти, сливавшийся с ним, переходивший в него,если кинжал вложить на место. И те же самые три кольца и красный камень внутри них.

-- Так это ты? -- спросил юноша.

-- Да.

--Ты спас меня? -- словно не слыша, повторил Хаас.

-- Я.

Хаас опустился прямо на пол. Ан-Натун с жалостью посмотрел на него, потом повернулся, и, уже выходя из шатра, бросил через плечо:

-- Слово вождя сказано. Я жду ответа.

Долго еще сидел Хаас, бессмысленно уставившись в одну точку. Прав он был, тысячу раз прав!  Им просто играли. Вождь хитер. Куда там ста демонам! С самого начала он предвидел конец и точно вел игру. Предусмотрел все и вся, любой вариант. Не вышел один -- в ход пускается другой. Но что же теперь делать? Вялые обрывки мыслей лениво копошились в голове, упорно не желая складываться ни во что связное. Ясно было одно -- нельзя идти на поводу...

Так ничего и не решив толком, Хаас поднялся и откинул полог шатра. Немедленно перед ним вырос стражник.

-- Передай благощедрому ан-Натуну, что я хочу его видеть. -- И, глядя в выпученные от изумления глаза стражника, Хаас повторил: -- Именно так. Я хочу видеть его.

  * * *

  Сигнал тревоги, как положено, прозвучал внезапно и с опозданием. Все к нему готовятся, все его ожидают, все собираются на него отреагировать незамедлительно, и всех он застает врасплох. Комната вздрогнула, затряслась, и Сомов едва не слетел с кровати на пол.

Спросонья ему показалось, что начал извергаться вулкан, довольно приличного калибра. Что-то ревело и грохотало, багрово светилось и плевалось раскаленными добела камнями. Этакий новорожденный Везувий. Впечатление усиливала непроглядная черно-фиолетовая ночь. Слышался бешеный, закладывающий уши свист, басовитое шипение, время от времени мелькали золотистые сполохи, вырывая из мрака белые, точно обсыпанные мукой, лица.

-- Что произошло? -- пытаясь перекрыть рев пламени, прокричал Сомов Рахими, опрометью влетев в аппаратную. Инженер развел руками.

-- Что-то случилось и синтезатором!

-- Что?! Как могло?..

-- Не знаю.

-- Реактор?

-- Закапсулирован. Взрыва не будет

-- Что произошло?

-- Надо подождать. Пока что туда может сунуться только самоубийца, а сидя здесь, мы можем только гадать.

Действительно, к рассвету извержение начало помаленьку стихать. Штойбен меланхолично заметил, что: "Все, что могло сгореть -- уже сгорело, а что не могло -- осталось". Поэтому оснований для беспокойства нет. Сомов посмотрел на дымящиеся руины и порекомендовал доктору острить в другом месте.

Осталось совсем немного. Толстая серебристая башня синтезатора как бы испарилась, уцелела только пара-другая скрученных, закопченных обрывков обшивки. Изглоданные пламенем, они ничуть не напоминали сверкающие листы. Путаница оплавившихся, полурастекшихся стержней вполне могла на любом конкурсе абстрактной скульптуры прошлого иметь шумный успех, но для восстановления конструкций синтезатора явно не годилась. Кубики генераторов защитного поля кто-то сорвал с мест и безуспешно попытался сложить из них пирамиду. Невредимым сохранился лишь массивный красный шар реактора.

Сомов, рассматривая эту картину опустошения и разгрома, почувствовал, как у него опять начинает неприятно пульсировать шрам. Подойдя к инженеру, сидевшему в позе нищего погорельца, руководитель экспедиции довольно желчно спросил:

-- Что скажете теперь?

Инженер поднял перемазанное сажей, усталое лицо и уныло сказал:

-- Этого не может быть.

-- Я вас не понимаю.

-- Я тоже не понимаю. Генераторы работали.

Земля под Сомовым ощутимо качнулась.

-- Как?!

-- Понятия не имею. Тем не менее защиту пробило.

-- Вы что-то путаете.

-- Совершенно согласен. Такое впечатление, что в синтезатор попала хорошая молния. Легонький разряд. Не более десяти мегавольт.

Сомов удивленно воззрился на него.

-- И защита не выдержала?  

-- Вот-вот, -- подтвердил Рахими. -- Я тоже так подумал, когда впервые определил, что произошло.

-- Гроза?! Здесь?!

-- Другого объяснения я не могу предложить.

-- А вы не ошибаетесь?

-- Предложите свою версию, я с удовольствием выслушаю. -- Усы инженера слабо шевельнулись и снова обвисли.

Сомов озабоченно потер щеку.

-- Подумаю. Но если это по вашей вине...

-- Почему я? За системы защиты отвечает Реншильд. У вас претензии к работе синтезатора?

-- Нет.

-- Вот и адресуйтесь к Оке.

-- Как только он вернется, я непременно это сделаю. Вот черт! -- неожиданно ругнулся Сомов, увидев медленно едущего к нему ан-Натуна. -- Его только сейчас не хватало.

За вождем следовала неизменная шеренга стражников. Солнце, уже почти не закрываемое хлопьями носящейся в воздухе гари, весело играло на лезвиях пик, освещало жесткий флажок. Стражники с любопытством вертели головами, озираясь, ан-Натун смотрел прямо перед собой. Не доезжая нескольких шагов, кавалькада остановилась.

-- Приветствую тебя, да будет вечно над твоей головой туча счастья, -- произнес вождь церемонно.

-- И я приветствую тебя, -- кисло ответил Сомов.

-- Я ведь предупреждал, -- укоризненно заметил вождь.

-- Да, ты предвидел все. Даже странно, -- Сомов испытующе посмотрел на ан-Натуна. Тот ничуть не смутился.

-- Чему здесь удивляться. Я знаю Пустыню, ты -- не знаешь.

-- Ты так полагаешь? -- тон вождя был настолько пренебрежительным, что Сомов оскорбился.  -- Во всяком случае, я приму меры, чтобы это больше не повторилось. Я не знаю Пустыню, но и Пустыня не знает меня.  Теперь узнает.

Рахими поднялся и, сгорбившись, поплелся к обгоревшему остову.

-- Мы сделаем так, что любому, кто попробует подойти к установке, не поздоровится, -- на ходу заметил он.

Ан-Натун впервые соизволил обратить внимание на хаос и разгром, царившие вокруг.

-- Надеюсь, никто не погиб? -- участливо спросил он.

-- Не бойся, никто, -- неприязненно ответил руководитель экспедиции. Подозрения вспыхнули в нем с новой силой.

Вождь легким движением руки заставил лорана повернуться на месте. Рассмотрев получше образовавшуюся воронку, он покачал головой.

-- Вот видишь, стоило тебе принять мое предложение, ничего не произошло бы. Мои стражники отгонят любого врага. Ты предпочел отказаться от моей помощи. Ладно. Но теперь ты видишь, что живые воины полезнее твоих железных слуг? -- Ан-Натун упорно не собирался спускаться на землю, хотя такой разговор уже начинал походить на оскорбление. Сомов, желая как можно скорее отвязаться от него, спросил:

-- У тебя какое-то дело ко мне, вождь?

Ан-Натун мирно кивнул.

-- Я вижу, ты очень занят и поэтому не можешь разыскивать виновных, чтобы наказать их. Я сделаю так, что тебе больше не понадобятся никакие стражи, я предам виновных ужасной смерти, души их будут вечно скитаться по пескам и не найдут успокоения. -- На лице ан-Натуна мелкими пятнами проступил румянец.

Сомов с удивлением смотрел на вождя. Впервые, пожалуй, ан-Натун не изображал чувства. Он был действительно разозлен.  Ярость выглядела вполне искренней, его буквально трясло.

-- Позволь мне совершить месть, скажи свое слово. Оскорбление, нанесенное моему гостю есть оскорбление и мне самому, -- ан-Натун захлебнулся, сипло откашлялся, пятна на его лице из красных стали бурыми.

Сомов даже слегка попятился.

-- Нет, нет...

Ан-Натун стремительно спрыгнул на землю и быстрым семенящим шагом подбежал к руководителю экспедиции. Сухие скрюченные пальцы острыми когтями впились в руку Сомова. Желтые губы скривились.

-- Твое слово сказано? -- прошипел вождь.

-- Да, -- уже успокоившись, твердо ответил Сомов.

Вождь взмахнул рукой, перед глазами мелькнула неизменная черная перчатка.

-- Призываю в свидетели демонов Пустыни и само небо! -- закричал он, срывая голос. -- Я отомщу! Я страшно отомщу тому, кто встал на моем пути! Я предам его вечной смерти! Слово сказано!

-- Что ты решил делать? -- встревоженно спросил Сомов.

Вождь не ответил. Сутулясь, с мелко трясущимися плечами, он направился к своему лорану. Один из стражников, спешившись, помог ему сесть в седло.

-- Что ты собираешься делать? -- повторил Сомов.

Ан-Натун, не глядя на него, подтянул поводья, лоран, вздрогнув, подобрался, приготовившись прыгнуть. Вождь криво улыбнулся.

-- Они узнают гнев Повелителя Грома.

-- Может, лучше не стоит? -- осторожно предположил Сомов.

Ан-Натун надменно посмотрел на него сверху вниз и неожиданно спокойно, как будто не он только что бесновался как одержимый, ответил:

-- Слово сказано.

-- Ну и что?

-- Слово вождя должно свершиться, особенно слово мести.

-- Но я не хочу мстить.

-- Ты не вмешиваешься в дела Пустыни.

-- Я прошу тебя, не надо лишней крови.

Губы ан-Натуна презрительно изогнулись. Он подался вперед.

  -- Ты, <I>атмаар<D>... Не становись на моей дороге.

Сейчас Сомову показалось, что вождь похож на старую, однако такую же опасную как в молодости, гадюку.

-- Вождь, не принимай доброту за слабость, а выдержку -- за трусость!

Глаза ан-Натуна сверкнули было, но потом он обмяк.

-- Прости.

-- Ты не должен делать ничего от моего имени, -- жестко сказал руководитель экспедиции. -- Мы сами разберемся во всем и примем меры.

Ан-Натун совершенно смешался.

-- Хорошо, -- невнятно пообещал он.

-- Я надеюсь на благоразумие вождя, -- постарался улыбнуться Сомов.

Ан-Натун медленно повернул лорана и трусцой двинулся прочь.

-- Я пришлю мальчишку. Он все расскажет, -- послышалось Сомову.

Все это быль хорошо, если бы не одна вещь. В песке вдруг появилось множество маленьких круглых отверстий, похожих на норки неведомых зверьков. И каждое отверстие было окружено коркой спекшегося в стекло песка...

  * * *

  Вождь вернулся веселый и злой, Хаас еще ни разу не видел его таким. Казалось, ан-Натун сбросил не меньше тридцати лет. Движения, обычно плавные и размеренные, даже старчески расслабленные, стали по-молодому быстрыми и резкими, морщины разгладились, вечно тусклые глаза сверкали, как у юноши. Не обращая ни малейшего внимания на Хааса, что было привычно, и на гостью, что было уже непривычно, ан-Натун, молниеносно спрыгнул на землю и взмахом руки подозвал к себе Рауна.

-- Слушаю, благощедрый.

-- Готовься. День настал.

Хаас испугался, заметив, каким злобным огнем загорелись глаза начальника стражи, как встопорщились его усы. Раун пронзительно засвистел в костяную дудку и прошептал что-то подбежавшим стражникам. На свист вышли из шатра гости вождя -- высокорожденные ур-Разул и эт-Тарик. Ан-Натун сказал им что-то на <I>эркууне<D>, они засмеялись. Тучный, дородный ур-Разул -- посипывая горлом, эт-Тарик -- чуть подвизгивая.

Готовилось что-то скверное, но что? Разбираться времени не оставалось. Хаас наклонился к уху Леночки и прошептал:

-- Беги немедленно.

-- Зачем? -- спросила она, даже не понизив голоса.

-- Предупреди своих, что вождь замышляет измену.

-- Почему? -- видимо, часть тревоги передалась все-таки Леночке, потому что она тоже заговорила шепотом. -- С чего ты взял? Такой маленький, симпатичный старичок...

-- Если я ошибаюсь -- надо мной посмеются, и только. Если ошибаешься ты -- тогда будет много смертей.

Леночка недоверчиво посмотрела на суматоху в селении. Со всех сторон доносился топот сапог, крики стражников, мурлыканье лоранов, лязг и звон железа.

-- Но как же я выберусь отсюда?

-- Мы еще не расседлали лоранов, они стоят возле моего шатра.

-- А ты?

-- Я попытаюсь задержать их, отвлечь внимание.

-- Но ведь это... -- Леночка так посмотрела на Хааса, что у него выросли крылья. За такой взгляд можно и умереть.

-- Беги.

-- Поняла.

Леночка легкой тенью скользнула прочь. Хаас облегченно вздохнул, полдела сделано. Теперь надо попытаться выяснить, что замышляют вожди. Он собрался было пойти к ан-Натуну, но почувствовал, что на плечо легла тяжелая рука. Хаас обернулся. Перед ним стоял Раун, за его спиной маячили четверо стражников с обнаженными саблями.

-- Идем, грязный, -- толкнул он Хааса.

-- Как ты смеешь! -- вскинулся было Хаас, но беспощадный удар обрушился ему на голову, и все затянуло желтой пеленой. Хаас лишь успел удивиться, откуда взялось столько песка в небе.

Когда он пришел в себя, оказалось, что он сидит на коленях на Площади Суда. Под навесом, развалившись на подушках, сидели трое вождей.

-- Ну что, лишенный тени, пришло время поквитаться, -- звонко и молодо сказал ан-Натун.

В голове звенело, и Хаас с трудом ответил:

-- Ты не посмеешь. Пришельцы не позволят.

Ан-Натун рассмеялся, ур-Разул и эт-Тарик вторили ему. Потом ур-Разул, всколыхнув брюхом, проворчал:

-- Пришельцы... Поганые слизняки, боящиеся солнца. Они трусливы настолько, что не смеют даже защищаться, а уж мстить... Вот мы сожгли серебряную башню -- и что? -- Вожди, переглянувшись, снова рассмеялись. -- Ничего, <I>атмаар<D>.

-- Я был там, -- кивнул ан-Натун. -- Они не посмеют, ничего не посмеют.

-- Вы еще пожалеете, -- упрямо пробормотал Хаас.

-- Может, кончить с ним? -- предложил ур-Разул.

-- Нет, -- поспешно возразил ан-Натун, видя, что Раун вытаскивает кинжал. -- Он мне еще понадобится. Но смотри, -- предупредил он Рауна, -- если уйдет во второй раз, ты ответишь своей пустой головой.

Хаас инстинктивно ощупал пояс. Кинжала не было. Да, теперь не приходится рассчитывать на помощь вождя. Настало время по достоинству оценить его вероломство.

Тем временем на площадь выбегали все новые отряды стражников, и вскоре вся она была окружена сплошной стеной сверкающих кольчуг. Солнце переливалось на полированных шлемах, искрилось на лезвиях пик. Это выглядело красиво. Рядом с помостом появились знамена. Голубые треугольники с кольцами и молнией, красное -- с серебряным изломаным прямоугольником, черное полотнище с золотыми точками.

Несмотря на жару, Хаасу стало зябко. Большой сбор! Вожди сумели договориться, впервые за много-много лет... Он только слышал о подобном, но никогда не верил. И нетрудно понять, куда двинутся воины.

С глухим топотом на площадь выскочил взмыленный лоран, на котором сидел грязный, запыленный, измученные ан-Наваб. Он кубарем скатился на землю, подбежал к помосту и собрался что-то сказать, но заметил Хааса и подавился. Ан-Натун разрешающе махнул рукой.

-- Разрешаю... Это покойник.

-- Благощедрый, они захвачены.

Ан-Натун вскочил, как ужаленный, ур-Разул и эт-Тарик удовлетворенно кивнули.

-- Все?!

-- Все, благощедрый. Твое слово свершилось.

-- Ты слышал?! -- торжествующе выкрикнул ан-Натун, обращаясь к Хаасу. -- Мы схватили всех пришельцев, которые вышли из лагеря! Всех! А скоро мы будем и в лагере.

Не всех, мрачно подумал Хаас, не всех. И если вы там будете, вас хорошо встретят. Даже трудно представить, что вас ожидает. Люди, которые преодолели гнев беспощадного неба, на этот раз шутить не станут.

На губах ан-Натуна зазмеилась коварная улыбка.

-- Ты думаешь, что они могущественны? <I>Атмаар<D>! Сейчас ты увидишь истинную мощь Повелителя Грома! Вся сила Пустыни будет двинута против наглых покусителей на основы!

Он обернулся. Ур-Разул и эт-Тарик согласно кивнули.

-- Смотри! -- Бешено выкрикнул ан-Натун, вытягивая вперед правую руку. Ан-Наваб невольно попятился, стараясь, чтобы между ним и отцом оказался помост.

Ан-Натун медленно, аккуратно, даже лениво расстегнул золотой браслет, стягивавший перчатку и резким, как удар змеи, движением сорвал ее. Хаас вздрогнул. Кисть руки была совершенно черной и поблескивала, точно лакированная. Вождь сделал шаг вперед. Хаас различил, что от его руки исходит слабое фиолетовое свечение, едва различимое в ярком солнечном свете. Но с каждым мгновением это свечение становилось все сильнее и сильнее, и вскоре фигуру ан-Натуна окутал дрожащий, переливающийся синеватый ореол. Хаасу начало казаться, что солнце меркнет, и на землю постепенно опускается ночь.

Глаза ан-Натуна загорелись красным огнем, как раскаленные угли, потом красное свечение уступило место сиреневому фосфорическому блеску...

И вдруг из пальцев вождя вырос нестерпимо сверкающий синеватый куст. Хаас зажмурился, закрыл глаза руками и опрокинулся на спину. Светящаяся ветвь с треском пролетела над головой, опалив волосы и больно резанув глаза... Что-то раскатисто треснуло, раздался гулкий грохот. В воздухе неприятно и пронзительно запахло...

Когда Хаас опомнился и встал, он чувствовал себя совершенно разбитым, в ушах шумело, перед глазами мелькали разноцветные светящиеся точки. Ан-Натун раздвоился и почему-то плавал над землей, злорадно кривя рот.

-- Убедился?! -- пронзительно выкрикнул он.

Новая вспышка ослепила Хааса, опять опрокинув на землю. Встать во второй раз сил уже не нашлось, с огромным трудом он смог сесть, упираясь ладонями в песок. Хаас видел лихорадочно пульсирующие сверкающие кольца, и откуда-то издалека, сквозь толщу песка, доносилось:

-- Теперь ты понял, с кем рискнул тягаться? Я могу в одно мгновение испепелить тебя, грязный, и ничье заступничество не будет мне помехой. Но я милостив, тень моего плаща еще накрывает тебя. Ты мне пока нужен. Но берегись! Время пришельцев истекает, скоро только пески будут помнить о них, из памяти же людей они уйдут навсегда. Однако уйдут, лишь когда я им позволю, когда они сделают все, что я от них потребую! И высокорожденные помогут мне. Глупец! Жалкий дурак! Неужели ты всерьез думал, что мы не поднимемся над нашими рознями? Мы уладим их потом, когда все незванные гости уберутся, а до тех пор мы будем вместе, как песчинки одного бархана! Так же неодолима будет наша воля, как неодолим странствующий песок!

Постепенно серовато-жемчужная дымка, закрывавшая весь мир от Хааса, начала рассеиваться, он снова обрел способность видеть окружающее достаточно четко. Но тут же он захотел ослепнуть.

Два стражника приволокли Леночку, грубо заломив ей локти за спину.

-- Она пыталась бежать, благощедрый.

Ан-Натун ласково улыбнулся.

-- Зачем же так? Некрасиво покидать хозяев, даже не попрощавшись.

И хотя говорил он очень любезно, Хаасу стало не по себе. Уловив издевку в словах отца, вперед выскочил ан-Наваб.

-- Позволь, благощедрый... -- он нетерпеливо переминался с ноги на ногу.

-- Чего тебе? -- недовольно спросил ан-Натун.

-- Отдай ее мне.

Теперь Хаасу стало уже совсем плохо. Он немного воспрянул духом, услышав ответ вождя:

-- Нет.

-- Отдай, -- прорычал ан-Наваб.

-- Ступай прочь, -- брезгливо сказал ан-Натун. -- Она нужна мне. Делай, что тебе повелевают, и не мешай!

Ан-Наваб оскалился, метнул в отца ненавидящий взгляд, но отступил.

-- Теперь слушай меня, грязный, -- обратился ан-Натун к Хаасу. -- Ты поедешь к пришельцам и передашь им мои слова, -- ур-Разул и эт-Тарик в очередной раз кивнули, они явно играли вторые роли. -- Сделай все, как я хочу, если желаешь, чтобы она осталась в живых, -- вождь кивнул в сторону Леночки. -- Иначе я отдам ее воинам. И помни, что и твоя жизнь зависит от твоего послушания...

* * *

  Браслет на руке недовольно зажурчал.

-- Что там? -- вскинулся Сомов. Оказалось, он так устал, что задремал, сам того не заметив.

-- К нам едут, -- сообщил Грегори.

-- Кто?

-- Один человек, пока еще трудно разглядеть, кто именно, но, кажется, наш мальчик.

-- Пропустите его.

-- Простите, шеф... -- в голосе всегда решительного пилота прозвучало сомнение. -- Стоит ли рисковать... Наши обзорные системы уже серьезно подвели нас однажды.

-- Откройте защиту!

-- Но...

-- Я приказываю! -- одновременно Сомов обратился к Рахими. -- Будьте наготове.

Тот нервно потер руки.

-- Никогда еще не приходилось использовать наши системы против людей.

-- Людей? -- холодно удивился Сомов. -- Ничего, это пройдет. Надеюсь, против людей не придется и на этот раз. Однако будьте готовы ко всяким неожиданностям. Действуйте решительно, не дожидайтесь моего приказа.

Когда всадник подъехал ближе, Грегори охнул и зажал рот руками, чтобы не закричать. Несмотря на всю свою выдержку, Сомов с величайшим трудом сохранил внешнее спокойствие. Это действительно был Хаас. Но в каком виде! Одежда разодрана и покрыта грязью, левый глаз едва заметен посреди огромной сине-багровой опухоли, губы разбиты...

-- Врача сюда, -- поспешно приказал Сомов. -- И продолжайте вызывать полевые группы.

-- Молчат, -- виновато ответил Грегори.

-- Вызывайте! -- визгливо крикнул Сомов, выскакивая из аппаратной навстречу Хаасу. Он успел подхватить его в последний момент, когда юноша уже начал валиться на землю через шею безропотно остановившегося лорана.

-- Кто это? -- спросил он, когда Хаас снова открыл глаза.

Тот попытался улыбнуться, но разбитые губы помешали. Он коротко простонал.

-- Кто?! --яростно повторил Сомов.

-- Вождь, -- еле слышно выдохнул Хаас.

-- Не может быть, -- затряс головой Сомов. -- Он никогда и полсловом не выступал против нас.

-- А сейчас решился.

-- Зачем?

-- Он велел... -- Хаас говорил с большим трудом. -- передать, чтобы вы уходили...

Брови Сомова поползли вверх.

-- Он в своем уме? -- невольно вырвалось у него.

Хаас закашлялся, и кашель незаметно перешел в сухие, злые рыдания.

-- Он все хорошо рассчитал. Вы ничего не сможете сделать.

-- Это мы еще посмотрим, -- зловеще пообещал Сомов. -- Если до сих пор мы ничего не предпринимали, это отнюдь не значит, что так будет продолжаться до бесконечности. Ваш вождь зарвался, пора дать ему небольшой урок.

Хаас грустно покачал головой.

-- Вы не сможете этого сделать.

-- Почему?

Юноша сжал виски и снова застонал. Не от боли, нет.

-- Там, -- кивнул он в сторону переминавшегося с ноги на ногу лорана. -- Там...

-- Что? -- снова занервничал Сомов.

-- Посмотрите...

Доктор опасливо посмотрел на лорана, хотя и превосходно знал, что скорее начнет кусаться устрица, чем это исключительно смирное животное, и дотронулся до темного, покрытого какой-то красновато-коричневой коркой, коврового мешка. Лоран лениво мотнул головой. Штойбен дернулся было, но мужественно устоял на месте. Снял мешок и, сопя от напряжения, начал его развязывать. Наконец это ему удалось, он поспешно заглянул внутрь... Побелев, Штойбен уронил мешок, сделал несколько неверных шагов, шатаясь как пьяный, и, закрыв лицо руками, прошептал:

-- Нет.

Сомов подскочил к нему, встряхнул за плечи.

-- Что там?

-- Не могу... Смотри сам...

Руководитель экспедиции подхватил мешок с земли, перевернул его...  Даже после смерти Оке Реншильд продолжал весело улыбаться, только серые глаза теперь были плотно закрыты. С минуту Сомов боролся с подступившей к горлу тошнотой, потом не выдержал.

-- Он за это ответит. Страшно ответит, -- наконец оправившись, сипло сказал он.

Окончательно оправившийся с помощью доктора Хаас уныло возразил:

-- Они схватили всех сразу. Остальные тоже у него в руках.

-- Но ведь физики работали в другом клане! -- вскрикнул Сомов. -- Неужели вожди договорились?

-- Да. Они захватили всех ваших как заложников и теперь грозят прикончить их медленной смертью. Ан-Натун требует, чтобы вы восстановили серебряную башню, научили ан-Нейра работать с ней, а потом убирались. Вожди клана Ант хотят стать самыми могущественными во всей пустыне. Там есть и другие вожди, но я думаю, ан-Натун перебьет всех, когда получит, что требует.  Он не пожелает делиться водой ни с кем. Но сейчас они будут действовать вместе.

У Сомова задергалась щека.

-- Уж не вообразил ли этот мерзавец всерьез, что мы его наглые требования выполним?

-- А что вы сделаете? -- усмехнулся Хаас. -- Иначе они пришлют тебе и остальные головы, но не все сразу. По очереди.

Руководитель экспедиции сжал кулаки так, что ногти впились в ладони.

-- Если мы выполним его условия... -- с трудом проговорил Сомов. -- Тогда он освободит заложников?

Хаас пожал плечами.

-- Он обещал, но я не верю. Он освободит, а потом вы нападете на него... Нет. Они останутся жить в клане, вождь не убьет их, даже пальцем не тронет. Но и ни за что не отпустит.

-- Я тоже так думаю, -- медленно произнес Сомов. -- А значит, мы должны наказать предателя.

-- Вы в своем уме? -- взвизгнул внимательно слушавший доктор. -- Вы же своими руками подписываете им смертный приговор.

-- А вы, Вильгельм Фридрихович, предпочитаете пойти на поводу у шантажиста?

-- Ради спасения жизней...

-- Вы ничего не поняли... -- угрюмо сказал Сомов. -- Ан-Натун не остановится на полдороге. Чуть позднее он потребует еще чего-то. Потом еще. И так до бесконечности. А мы будем уступать и уступать...

-- Но придумайте что-нибудь... Вы же руководитель экспедиции...

-- Что придумать?!

-- Н-не зна-аю.

-- Я тоже не знаю! -- окрысился Сомов. -- Знаю только, что лихие набеги с целью освобождения заложников удавались лишь в глупых старых кинофильмах, но не в жизни. Обычно это кончалось большой кровью. Я с самого начала был против так называемой стратегии невмешательства. Если ты по уши влезаешь в средневековье, не рассчитывай остаться незапятнанным ангелочком. А если все-таки попытаешься -- кровь сама придет к тебе. И пришла! -- нервно выкрикнул он.

-- Так что ты собираешься делать? -- безнадежно-упрямо спросил доктор.

-- Этому волку заложники нужны живыми. Живыми в любом случае. Мертвые они потеряют для него всякую цену. А он превосходно понимает, что при желании мы сможем перекопать всю планету на километр в глубину...

-- Вы... вы циник! -- захлебываясь, крикнул доктор.

-- Для врача у вас удивительно слабые нервы, Штойбен, -- хладнокровно отрезал Сомов. -- Я не собираюсь, естественно, выполнять условия этого бесноватого претендента на местное мировое господство. Я намерен немного выждать, чтобы точнее ориентироваться, а там... Там я начну действовать так, как сочту нужным. И плевал я на всякие уставы и положения.

-- Если ты собираешься дожидаться, то это не затянется надолго, -- вмешался Хаас. -- Вожди собрали большой отряд воинов и сами двинутся сюда.

Сомов зловеще осклабился, буквально в считанные минуты он из сдержанного, благовоспитанного, чуточку флегматичного человека превратился во взведенную до отказа пружину. Хаасу даже показалось, что он слегка подрос. Движения стали быстрыми, четкими... Хаас только сейчас понял окончательно, с кем рискнул связаться ан-Натун. Но и вождь -- человек не слабый. В такой схватке, как заметил сам Сомов, прольется много крови...

-- Постой, -- сказал он. -- Ты не знаешь. Я сам не верил, считал это пустыми россказнями... Вождь действительно может извергать молнии.

-- Ан-Натун?

-- Да. Прямо из рук.

-- Вот они, местные мутации, доктор...

Штойбен опустил глаза, точно действительно он был виноват в способностях ан-Натуна.

-- Теперь я понимаю, что и как разрушило синтезатор, -- дернув щекой, подвел итог Сомов.

Хаас замахал руками.

-- Этого мало... С ним будет Хозяин Зеркала...

-- А это кто? -- мрачно спросил Штойбен.

-- Надо полагать, он обладает способностью генерировать миражи, -- вместо Хааса ответил Сомов. -- Интересно. Вот где богатейшее поле для ваших исследований. А мы-то, дураки, не туда кинулись. Песчаные аномалии смотрели. Интересные магнитные явления откопали, носились с ними. Просмотрели. Ну, ничего, -- бодро закончил он. -- Предупрежден -- значит, вооружен. Мы еще посмотрим, на что способны высокорожденные против нашей техники.

Хаас, глядя куда-то в небо, медленно произнес:

-- Я помогу тебе.

-- Ты?! -- удивился руководитель экспедиции. -- Чем?

-- Если правдивы оказались рассказы о рукотворных громах, вполне может оказаться правдой и другое предание. То, чего высокорожденные боятся сильнее огня. Проклятие звезд.

  -- А это что такое? -- немного презрительно спросил Сомов.

-- Страшен и неодолим гнев солнца, -- начал торжественно, нараспев, Хаас. -- Оно не ведает жалости и никому не дарит тень пощады. Одно солнце царит на дневном небе, свирепое и прекрасное. Однако, приходит время, и солнце скрывается под землю, уступая место крошечным м слабым звездам. Каждая из них в сотню сотен раз слабее солнца, каждая из них мала и ничтожна... Но их много. Их тысячи тысяч. И свирепое солнце бежит от них, теряя свою уничтожительную силу. Тень проклятья звезд лежит и на земле.

-- Это, конечно, очень поэтично... -- нетерпеливо бросил Сомов. -- Но в чем тут дело?

-- Вы живете на землях клана Илг. Почему вы не обратились к людям клана? Почему вы только смотрели со стороны?

-- Мы не вмешиваемся в ваши дела, -- ответил руководитель экспедиции.

-- Но ты принимал ан-Натуна.

-- Это была ошибка, -- с трудом сказал Сомов.

-- Но ты принял его!

  * * *

  На этот раз они не прятались. Ур-Разул заикнулся было, что стоит пустить в ход его искусство, однако ан-Натун сразу сказал, что это не набег. Войска пошли в открытую.

Медленно пылили по пескам колонны лучников, сопровождаемые множеством повозок. Рядом трусили конные стражники, уперев древки пик в стремена. В самой гуще стражников, что тоже было необычно, ехали вожди. Раньше они старались держаться поодаль, зачастую ехали вообще в стороне от колонн. Теперь же они не то прятались от кого-то, не то, наоборот, кого-то прятали... Во всяком случае, их флажки были подняты рядом с необычной закрытой повозкой, подходить к которой было настрого запрещено под страхом немедленной смерти. Двое неосторожных уже были застрелены специально приставленными лучниками, для которых, впрочем, тоже не было сделано исключения. Только Раун и сами вожди могли входить в повозку. Кого она везла?

Когда впереди показались крыши строений пришельцев, колонны остановились. Повинуясь командам вождей, лучники выстроились в три шеренги, конные отряды выдвинулись в стороны, готовясь охватить лагерь противника. Ан-Натун задумал что-то вроде облавной охоты. Дичь оставалась на месте, беспокоиться не было нужды, однако никто не должен был ускользнуть. Никто! Ни один человек! Если кто из воинов дрогнет -- будет отправлен к Озеру. А вообще-то боя не стоит ждать. Все знают про заклятье, наложенное демонами Пустыни на пришельцев. Они не могут убивать и не могут помешать убийствам. Так что будьте смелы и решительны, и да пребудете вечно в милосердной тени Великих Вождей! Вперед!

Однако, <174>вперед<175> не получилось.

Едва всадники уставили пики наперевес и, вздымая клубы пыли, во весь опор покатились вниз в котловину, в воздухе вспыхнуло тонкое зеленоватое дрожащее свечение, словно прозрачный купол вдруг накрыл лагерь пришельцев. Всадники с разгона налетали на невидимую преграду, кувырком летели на землю, поднимались злые и сконфуженные. Лораны, потерявшие своих седоков, с обиженным мяуканьем помчались обратно, дико подпрыгивая и высоко выбрасывая вверх передние лапы.

Ан-Натун недовольно поморщился, глядя на это, оглянулся на эт-Тарика. Тот понимающе кивнул и махнул рукой. Шеренга лучников, над которой колыхался флажок Повелевающего Дюнам, размеренно зашагала вперед. Сначала стражники шагали широко и легко, довольная улыбка уже расплылась по широкому лицу эт-Тарика.  Но постепенно она сменилась гримасой тревоги. Было заметно, что каждый следующий шаг дается людям все с большим трудом, как будто у них на ногах повисли каменные жернова. Наиболее сильные и упрямые вырвались немного вперед, однако зеленоватый свет сковал в конце концов и их. Стражники завязли, как мухи в луже патоки.

Ан-Наваб, видя это, буквально зарычал и собрался было немедленно скакать туда, но потом даже он сообразил, что это будет бессмысленно. Не успели вожди решить, что делать дальше, как свечение стало сильнее, налилось пронзительным изумрудным светом, послышался низкий медный гул. Остановившиеся стражники были разом отброшены назад, как будто призрачный великан сдул их.

-- Что теперь предпримем? -- криво усмехнулся ур-Разул.

Эт-Тарик пожал плечами.

-- Я предупреждал, что надо подходить незаметно.

-- И я, -- подхватил ур-Разул.

-- Молчите, -- буркнул ан-Натун. -- Неужели вы думаете, что они вызвали это, только завидев нас?

-- Пожалуй, ты прав, -- вздохнул эт-Тарик. -- Может, попробовать двинуть на них пески?

-- А будет ли толк? -- осторожно спросил ур-Разул.

-- Можно попробовать, там увидим.

-- Нет, -- возразил ан-Натун. -- Это мой день. Я покажу наглецам, кто хозяин Пустыни.

Он тронул лорана и выехал вперед, перед замершим в ожидании войском.

  -- Вот и сам пожаловал, -- приникший к экрану Сомов злорадно улыбнулся. Рахими, видя эту гримасу, отшатнулся, так как руководитель экспедиции стал совсем похож на волка. -- А не увеличить ли нам напряженность поля? -- как бы споря сам с собой, продолжил Сомов. -- Надо же его проучить.

-- Но мы можем его убить, -- немного испуганно сказал инженер.

-- А почему бы и нет? Или убивать позволено только ему? Ты забыл, что он сделал с Реншильдом?

Рахими замялся.

-- Нет, я не смогу. Если нужно -- делай сам.

-- Если нужно -- сделаю, -- угрюмо ответил Сомов.

Тем временем раздалась неслышная команда и стражники слаженно подались назад. Ан-Натун остался один перед стеной защитного поля. Он поднял правую руку. Сомов хотел было съязвить, что появился новый Медный Всадник, однако не успел.

Ярчайшая сине-белая вспышка, казалось, проломила экран, и поток огня хлынул в аппаратную, заставив всех невольно прикрыть глаза руками. Прозвучал оглушительный громовой раскат, встряхнувший все здание. Когда гром смолк, Сомов поковырял в ушах и лишь потом услышал надрывное истерическое верещание генераторов защитного поля.

-- Что это? -- пролепетал побелевший Рахими.

-- Тот самый жалкий человечек, которого ты пожалел, -- сухо проинформировал Сомов.

-- Ведь он должен погибнуть, в разряде было не меньше двух мегавольт, -- плохо повинующимися губами проговорил инженер.

На экранах крошечная черная фигурка приблизилась вплотную к тревожно мигающему силовому барьеру. Снова мелькнула белая ветвистая молния и рассыпалась мириадами искр, уткнувшись в поле. Сомов дал увеличение на обзорный экран. Сухое желтое лицо ан-Натуна с красными сверкающими глазами. Беззвучно раскрылся черный провал маленького рта. Вождь что-то крикнул. И тотчас из его пальцев изверглась целая огненная река. Толстый белый столб, сыплющий искрами, разбрасывающий в стороны пылающие ветви, уперся в стену защитного поля. Перекрывая гром, пронзительное завизжали генераторы, компенсируя нагрузку.  Огоньки на пульте лихорадочно замигали, со звоном разлетелись несколько осветительных панелей. Сомов едва не ослеп.

-- Семь миллионов вольт, -- упавшим голосом прошептал Рахими. -- Невозможно. Этого просто не может быть.

Генераторы судорожно рычали и грохотали, раскачивая здание аппаратной. Сомов, схватившись за горло, сорванным голосом прошипел:

-- Полную мощность на генераторы. Полную!

-- Они не рассчитаны на работу в таких режимах.

-- Должны выдержать!

-- Не знаю... -- вконец растерялся Рахими.

-- Идиот! -- сорвался Сомов. -- Вы хоть понимаете, чем все это кончится, если генераторы не выдержат?!

-- Я попробую...

Выкаченные глаза вождя налились мертвенным гнилушечным светом.

Рахими, почти вскочив на пульт, лихорадочно щелкал тумблерами и переключателями, подкручивал верньеры. Защитное поле полыхнуло пронзительным зеленым светом, показалось, будто в небе зажглось новое зеленое солнце. Зелень окрасила всю равнину...

  Огненное дыхание молний обжигало лица, раскаленный ветер раздувал плащи, нагревал шлемы и кольчуги. Шеренги стражников невольно подались еще дальше назад. Всадники с трудом удерживали панически взвизгивавших лоранов.

-- Да спасет нас благодатная ночь, -- со страхом вымолвил ур-Разул.

-- Если бы я знал заранее, то предпочел бы иметь дело с самим Харком и его свитой, -- согласился эт-Тарик.

-- Но сейчас у нас нет выбора.

-- Сейчас -- да. Но после того, как все кончится, мы должны будем что-нибудь придумать.

-- Что?

-- В конце концов, он один. Ан-Нейр не владеет громами, ан-Наваб и подавно.

-- Да, я согласен, -- сказал ур-Разул. -- Жить рядом с таким чудовищем слишком опасно. Я почти желаю, чтобы он свернул себе там шею.

Яркий зеленый свет резанул глаза. Несколько всадников, не выдержав, повернули лоранов и помчались прочь, прочь... И на фоне этого сверкания совсем потерялся из виду ан-Натун.

Белая вспышка превратила день в ночь, заставив почернеть небо. Ур-Разулу померещилось, что там, где стоял ан-Натун, разверзлась земля, и поднялся столб пламени. В стороны летели брызги расплавленного песка, плавно покачиваясь, над землей плыли голубые и оранжевые светящиеся шары, шипевшие и плевавшиеся искрами. Они убивали всякого, кто неосторожно приближался к ним. Человеческое ухо уже не различало отдельных звуков в сплошном чудовищном реве, раздиравшем мозг и раскалывавшем голову.

  -- Двадцать мегавольт. -- Рахими опустился на пол.

Здание тряслось и дрожало, как корабль в сильный шторм. Одуряюще пахло гарью, с треском лопались оргалитовые окна, в комнату летел какой-то горячий мусор. Сомов, вцепившись руками в пульт, через силу удерживался на ногах. Уши заложило, он очень плохо слышал инженера.

-- Генераторы держатся?

-- Пока да, -- не вставая, ответил Рахими.

-- А если он еще добавит?

-- Тогда они просто расплавятся.

-- Значит, старик сильнее нашей техники?

-- Да.

Расколотый по диагонали экран был сер и слеп. Сомов с опаской

оглянулся на зияющий пустотой оконный проем. Там дрожало и переливалось багровое зарево, но сквозь него все-таки пробивался тонкий зеленоватый отсвет.

Аппаратную встряхнуло еще раз, дверь в пультовую с треском сорвалась, в облаке пыли кувырком влетел доктор. Он сел, чихнув, и бодро сообщил:

-- Корабль вызвали, однако они смогут прибыть не ранее, чем через три часа.

-- С таким же успехом они могут не прилетать вообще, -- мрачно ответил Сомов.

В серо-черном воздухе носились черные хлопья, мелькали белые горячие светлячки, волнами накатывал мерзко пахнущий серой дым.

-- Сейчас даже моего искусства может не хватить, -- грустно сказал Штойбен.

-- Прощаться пока не будем? -- из последних сил изобразил сухую иронию Сомов.

Пепельное небо начало стремительно чернеть, словно его заливали тушью.

Новая чисто белая вспышка, без малейшей примеси синевы. Аппаратная подпрыгнула одним концом, другим... Раздалось громкое <174>уф-ф-ф...<175>, как будто с облегчением вздохнул невидимый великан. Последние зеленые отсветы погасли. В окнах теперь была видна только непроглядная серая муть. Откуда-то сзади, изнутри здания, полился тусклый багровый свет. Все стихло.

-- Генераторы вышли из строя. -- удивляясь собственному спокойствию, сообщил Сомов.

-- Хорошо хоть мальчик успел спастись, -- неизвестно зачем сообщил доктор.

-- Да?

-- Он уехал в оазис.

-- Вот и отлично.

Лежавший без сознания Рахими сел. Осмотрелся.

-- Я не хочу! Не хочу! -- истерически завизжал он.

Сомов оглянулся, потер подбородок, подошел к нему и расчетливо, с размаху, влепил две пощечины. Голова инженера послушно мотнулась вправо, потом влево. Он замолчал.

Поперек грязно-фиолетового неба протянулась широкая клочковатая полоса черного дыма. Когда-то аккуратное белое здание теперь выглядело так, будто по нему ударили исполинским молотом. В одном его крыле уже что-то горело, и пламя с каждым мгновением поднималось все выше и выше. Отдельные вспышки мелькали почти во всех окнах.

  Ан-Натун довольно улыбнулся и тихонько вздохнул. Кончилось. И хорошо, что кончилось. Вовремя. Он даже начал было сомневаться, а сможет ли одолеть пришельцев. Упорный поединок. Впервые в жизни ему пришлось напрячь все силы, он уже начал уставать. Но это позади.

Вождь щелкнул лорана между ушами, немного удивившись, как тот выдержал такое небывалое испытание. Лоран переступил на месте мягкими лапами и медленно зашагал к развалинам.

Раздался радостный протяжный вой сотен ртов. Стражники, смешавшие было ряды, быстро выравнялись и слаженно двинулись следом, как и было приказано раньше.

-- Ты был совершенно прав, -- тихонько сказал эт-Тарик ур-Разулу. -- С ним надо кончать. Немедленно.

-- Но как?

-- Надо хорошенько обдумать. Второй попытки он нам не даст.

-- Однако не позже, чем он вырвет у пришельцев все, что нам нужно.

-- Разумеется, -- ответил эт-Тарик, опуская стрелку шлема, прикрывающую нос.

С диким гиканьем всадники начали прибавлять ход, постепенно обходя вязнущих в горячем песке лучников. А далеко впереди сверкающего сталью полукружия, накатывающегося на лагерь пришельцев, не спеша, двигалась одинокая черная фигурка Повелителя Грома.

Вдруг он вскинул вверх руку. Всадники так резко остановили лоранов, что те затанцевали на задних лапах, едва не опрокидываясь на спину. Уже настроившейся на убийство толпе путь преградили вооруженные люди.

Ан-Наваб бросил лорана вперед и в несколько прыжков оказался рядом с отцом. Тот тускло посмотрел на него, потом зловеще улыбнулся.

-- Им хочется еще. Они получат еще.

  Хаас видел только этих двоих. Все остальные были для него бесплотными, почти невещественными тенями, фоном на котором выделялись они: ан-Натун и ан-Наваб.

Тяжелый, грузный ан-Наваб, видимо, с большим трудом запихнул себя в кольчугу, она буквально трещала на его широких плечах. Из-под шлема с назатыльником клочьями выбивалась растрепанная черная борода, огромная пика со сверкающим кованым лезвием казалась легкомысленно маленькой в волосатой лапище. Ан-Натун, единственный из всего отряда, не имел никаких доспехов и никакого оружия. Широкий черный плащ полностью скрывал его щуплую фигуру и лежал складками на спине лорана. Позади них в тусклом солнечном свете, едва пробивавшимся сквозь носившиеся в воздухе тучи пыли и пепла, мрачно поблескивал конный строй, щетинились пики.

Ан-Натун заставил своего лорана сделать еще два шага. Он сидел в седле как-то чуточку неуклюже, подавшись вперед правым боком. Хаас вышел ему навстречу. На лице вождя не появилось и тени удивления.

-- Прочь с дороги, грязный, -- скучно сказал он.

-- Ты не пройдешь здесь.

-- Прочь, <I>атмаар<D>. Чаша моего терпения не осушена тобой до дна, твой конец близок.

Хаас молча покачал головой и медленно достал из ножен саблю. Ан-Натун без интереса, с явным презрением следил за ним, не делая ни малейшей попытки защититься.

-- Я убью тебя, -- предупредил Хаас.

Внезапно ан-Наваб, хакнув, пустил пику в Хааса. Юноша чуть нагнулся, и пика, вращаясь, пролетела выше, со скрежетом вонзившись в песок.

-- Ты видел, что я недавно сделал? -- негромко спросил ан-Натун.

-- Да.

-- Тогда уйди прочь, или я обрушу на тебя пламя своего гнева.

Хаас усмехнулся.

-- Мы устали бояться этого пламени. Именно потому, что я видел твою силу, мы и пришли сюда. Не я, а мы. Мы все, -- он указал на стоящих за спиной людей.

-- Благощедрый, позволь мне прикончить его, -- зарычал ан-Наваб. -- Мы напрасно теряем время.

-- Подожди, -- отмахнулся ан-Натун. -- Я вижу там людей из моего клана. Отступники. Неужели вы надеетесь остановить меня?! -- возвысил он голос.

-- Мы так думаем, -- ответил Хаас.

Ан-Натун лениво щелкнул пальцами, промелькнула синеватая искра.

-- Скорее пойдет дождь. Последний раз предупреждаю. Слово сказано.

-- Я услышал его, -- с ненавистью глядя в тусклые глаза, в которых начал разгораться красноватый огонек, ответил Хаас. Неожиданно для себя он стремительно обернулся, с натугой вырвал глубоко воткнувшуюся пику ан-Наваба и с истошным воплем кинул ее в вождя. Он промахнулся совсем немного. Отточенное лезвие пробило шею лорана. Тот захрипел, забил ногами, закашлялся, поливая песок горячей кровью. И упал, едва не придавив ан-Натуна. Как ни странно, видя это, ан-Наваб не двинулся с места, с мрачным удовлетворением он смотрел на происходящее, скрестив руки на груди.

Рассвирепевший ан-Натун вскочил на ноги. Глаза его сверкали.

-- Ты сам выбрал свою дорогу, -- прошипел он.

  -- Что там происходит? -- с удивлением спросил ур-Разул, опасливо поглядывая вдаль.

-- Понятия не имею, -- эт-Тарик облизнул пересохшие губы.

Небо, почти сплошь затянутое черной пеленой, начало стремительно светлеть. Голубизна прорывалась то тут, то там... Клочья туч таяли на глазах. Но потом оно так же стремительно стало темнеть. Рваные черные полосы, похожие на дым, быстро поползли, громоздясь друг на друга, поднимаясь диковинными горными пиками. Издалека докатился глухой рокот...

  Ан-Натун величественным жестом простер руку. Хаас, чуть вздрогнув, попятился. Стоять на месте... Это было выше его сил. Но в то же время люди, стоявшие за спиной Хааса, сделали шаг вперед. Людям клана Илг это было не впервой. Злобная гримаса исказила лицо вождя.

-- Так умрите все! -- закричал он.

Вокруг его руки показалось знакомое фиолетовое свечение, мигнула белая вспышка... Но лишь жалкая искорка робко метнулась вверх. Ан-Натун оторопел. Он растерянно мигнул. Потом глаза его покраснели, как у зауркерла.

И опять вместо огненного дерева лишь хилая веточка мелькнула в воздухе. Она даже не долетела до Хааса, поспешно нырнува в песок.

-- Не может быть, -- помертвевшими губами пролепетал ан-Натун.

Хаас рассмеялся.

-- Ты кое-что забыл, вождь.

-- Что? -- растерялся ан-Натун.

Хаас демонстративно вытер саблю подолом плаща, пристально посмотрел на вождя. Тот сделал маленькое движение назад.

-- Проклятие звезд.

-- Не может быть! -- взвизгнул ан-Натун.

-- Попробуй еще раз, -- расхохотался ему в лицо Хаас.

Ан-Натун суетливо задергал руками, на сей раз не получилось вообще ничего.

-- Нас слишком много, -- издевательски крикнул ему Хаас. -- Нас слишком много, и мы свернем тебе шею. Так же, как ил-Латифу.

-- Нет! -- испуганно вскрикнул ан-Натун. -- Ты не посмеешь поднять руку на высокорожденного.

-- Сейчас ты увидишь, посмею или нет.

Внезапно в небе что-то загрохотало, ослепительное сияние прорезало небосвод от края до края. Хаас остановился было, но, видя, как ан-Натун приободрился, сделал еще шаг вперед. Ненависть пересилила страх. Вдруг на ладонь ему упало что-то холодное и влажное. Это была капелька воды. Потом вторая. Третья. А дальше они полились сплошным потоком.

-- Дождь! -- весело крикнул Хаас, оборачиваясь. -- Начинается дождь!

Ан-Натун стоял, жалко съежившись, мокрый и грязный. Хаас подошел к нему вплотную. Вождь зажмурился. Он был просто жалок. Хаас плюнул ему в лицо.

-- Прочь! Мы поговорим с тобой позже, ты никуда не денешься.

Ан-Натун понуро повернулся и, оступаясь и скользя, пошел к стоявшим в недоумении стражникам. Но тут Хаас услышал громкий хриплый смех. Смеялся ан-Наваб.

-- Грязный! Прочь с дороги! -- завопил он. -- Прочь, или я затопчу тебя!

Он выхватил из ножен длинную саблю. Привстав на стременах, оглянулся и зычно гаркнул:

-- Стражники клана Ант! За мной! За своим вождем -- вперед! И да будет с нами милосердная ночь!

Ан-Наваб со свистом разрезал воздух саблей и бросил лорана вскачь. Хаас не дрогнул. Он знал, что люди за его спиной уже опустили пики, готовясь встретить бешено мчащихся всадников.

Хаас отшвырнул в сторону саблю, сорвал со спины лук, стремительно наложил стрелу на тетиву. Он точно знал, куда попадет -- в левый глаз. Ан-Наваб, радостно оскалившийся и поднявший саблю, был уже совсем рядом.

А серебристые струи дождя продолжали с веселым звоном барабанить по ставшему мокрым и плотным песку.

Екатеринбург

январь -- март 1987 г.