7. БОЛЬШОЕ БОЛОТО

 

     Поход через Болото всегда вспоминался Хани как жуткий кошмар. Не  раз

потом он просыпался с криком в холодном поту, когда вновь перед  мысленным

взором вставали бескрайные черные топи...

     Никакой тропы не было видно. Влажная земля жадно, со всхлипыванием  и

присвистом  чавкала  под  ногами,  выбрасывая  мутно-коричневые   струйки.

Ухватив ногу, трясина совсем не стремилась отпустить ее. День  выдался  на

редкость холодным для лета, при каждом выдохе изо  рта  вылетали  клубочки

пара, хотя, наверное, это колдовская сила удерживала  холод  над  Болотом.

Так, по крайней мере, решил Хани. Седоватый туман плотным ковром  покрывал

почву, временами доходя путникам до пояса. Идти  приходилось  наощупь,  не

видя дороги, что было страшно опасно, но выбора не было, туман и не  думал

рассеиваться. Справа и слева, там, где он становился  чуточку  реже,  были

видны бесчисленные гниющие озера,  почернелые  кочки,  затхлые  лужи,  над

которыми курились ядовитые дымки... Туман,  туман,  всюду  туман...  Здесь

нельзя было скрыться от  него,  он  пронизывал  весь  воздух  над  Большим

Болотом...

     Они потеряли счет времени. Как Хани ни старался потом, он  так  и  не

смог ответить, сколько же дней они брели по Болоту. Два?  Семь?  Тридцать?

Дни и ночи слились для  них  в  одну  непрерывную  тусклую  полосу.  Спать

приходилось сидя, примостившись на какой-нибудь кочке повыше. Чани  как-то

мрачно пошутил, что скоро они научатся спать, как  цапли,  стоя  на  одной

ноге, если вторую некуда будет поставить.  Но  хотя  они  и  выбирали  для

ночлега насколько возможно сухие места, -  просыпались  до  нитки  мокрые,

промозглая сырость заставляла дрожать, проникая под плащи. Костер развести

удавалось крайне редко, это становилось настоящим праздником.

     Самым страшным на Болоте была тишина. Ни одного живого  существа.  Не

было слышно птичьих голосов, даже лягушки, привыкшие заселять каждую лужу,

здесь не водились. В конце концов Хани обрадовался  бы  даже  надоедливому

зудению комаров. Но не было и  его.  Мертвые  травы  и  гниющие  тростники

шелестели только на окраине Болота, а в глубине они стояли молча.  Как-то,

не выдержав этой пытки, Хани истошно закричал, но голос его увяз в тумане,

так никуда не улетев.

     Много  странного  и  загадочного  было  на  Болоте.  Чем  дальше  они

углублялись в трясины, тем становилось светлее, хотя солнце по-прежнему не

показывалось. Зеленоватый туман редел, позволяя видеть гниющую  коричневую

равнину,  но  в  то  же  время  оставалось  ощущение  чего-то  липкого   и

противного, висящего в воздухе. Плащи  то  и  дело  покрывались  слизистой

пленкой, возникшей неведомо откуда. Постепенно черный цвет стал  вытеснять

коричневый. Они брели по  черной,  мелкой,  булькающей  грязи,  украшенной

блекло-зеленой каймой мертвых водорослей.

     В какой же это день произошло?..

 

 

     Шедшая впереди Рюби остановилась  так  резко  и  внезапно,  что  Хани

налетел на нее.

     - Что случилось? - опасливо спросил он.

     - Смотрите, - Рюби вытянула руку вперед.

     Черная муть начала меняться. Она заблестела, хотя  солнца  так  и  не

выглянуло,  в  ней  что-то   зашевелилось,   пропали   грязевые   разводы,

поверхность стала гладкой, как отполированная. Возникло странное ощущение,

будто они смотрят сквозь толстое стекло в  безлунную  зимнюю  ночь,  такая

глубина  угадывалась  под  внезапно  заблестевшей  водой.  Чуть  погодя  в

отдалении над водой, не касаясь ее, вспыхнули дрожащие разноцветные  огни:

красные,  синие,  желтые,  зеленые.  Они  были  тусклыми  и   прозрачными,

сливались со струящимся из туч свечением. А потом задвигались,  заплясали,

сходясь и расходясь. Их трепещущие язычки сплетались причудливыми узорами,

словно пытались что-то сказать.

     Хани невольно попятился, но брат, крепко схватив за плечо,  остановил

его.

     - Назад дороги нет. Большое Болото - это такое место, где можно  идти

только вперед, - насмешливо сказал он.

     Хани оглянулся.  Прямо  позади  них,  буквально  у  самых  ног,  чуть

покачивался желто-коричневый  узор  гнилой  ряски,  прикрывавший  глубокий

провал. И это там, где недавно вода не доходила ему до колена! Вдали, едва

заметные, качались высохшие камыши. Но как далеко они были...

     Над танцующими огнями взвихрились такие же цветные  дымы.  Светящиеся

клубы распухали на глазах, поднимаясь к небу, густели,  сливались  друг  с

другом и постепенно заволакивали все вокруг. Над Болотом  разнесся  резкий

пряный аромат, напоминающий запах корицы. В  одно  мгновение  он  перекрыл

тошнотворный запах гниения и смерти.

     - Что это? - шепотом спросил Хани.

     - Не знаю, - так же тихо  ответила  Рюби,  побледнев.  -  Никогда  не

слышала ни о чем подобном. Даже мои знания небезграничны.

     Один лишь Чани оставался сравнительно  спокойным.  Он  вышел  вперед,

оттеснив Рюби, и молча разглядывал необычную картину.  Ноздри  его  широко

раздувались, втягивая приятно пахнущий воздух.

     Пестрые фосфоресцирующие облака тем временем подобрались  к  путникам

вплотную и окружили их. Хани невольно дернулся, чтобы бежать,  но  понимая

бессмысленность  этого  желания,  заставил  себя  стоять  на   месте.   От

приторного, слишком сильного аромата все кружилось перед  глазами,  голова

казалась распухшей и мягкой. Хани почувствовал,  как  у  него  подгибаются

ноги, еще немного  -  и  он  упадет  прямо  в  расступающуюся  под  ногами

пропасть. Но рука брата с такой силой встряхнула его  за  воротник  плаща,

что лязгнули зубы. Хани прикусил язык и от острой боли коротко  вскрикнул.

В тот же миг наваждение пропало, дурман исчез.

     Снова они стояли в болоте, погрузившись  почти  по  колено  в  вязкую

черную грязь, которая с каждой минутой все больше и больше засасывала  их.

Над головами  струился  тонкий  зеленоватый  дымок,  едва  заметный.  Хани

рванулся, но топь держала крепко, и он оставил ей как добычу правый сапог.

Кое-как, обеими руками, он выдрал сапог из грязи  и  сказал,  обращаясь  к

Рюби:

     - Нельзя стоять, надо двигаться. Иначе мы скоро увязнем по самые уши.

     -  Куда  идти?  -  впервые  Хани  уловил  в  голосе  Рюби  совершенно

отчетливый страх.

     Хани огляделся в недоумении. Болото как болото. Каким было,  таким  и

осталось. Или не таким?  Точнее,  не  совсем  таким...  Откуда-то  взялась

почерневшая, скорченная, словно ее пытали огнем,  старая  ель.  Обломанной

засохшей веткой она указывала... на тропу! Тропу, так и  манившую,  так  и

звавшую идти по ней. Но ведь  раньше  дороги  не  было!  Хани  это  помнил

совершенно  отчетливо.  Откуда  она  взялась?  Опять  какие-то  колдовские

штуки?! И он не слишком уверенно сказал:

     - Может, попробуем?

     - Чтобы зайти прямо в Мертвые  Трясины?  Или  уж  сразу  в  Бездонный

Провал? - Рюби постаралась за насмешкой скрыть испуг и неуверенность. - Мы

ведь не знаем, кто именно так любезно расстелил ее перед нами. Но  кто  бы

то ни был, я не верю в его доброту.  Здесь,  на  Большом  Болоте,  она  не

существует, это не то место, где можно встретить друга.

     - Почему же? - не понял Хани.

     Зеленоватый дым обвился вокруг головы Рюби, и Хани померещилось,  что

ее золотистые глаза вдруг запылали  мертвенным  синеватым  светом,  тонкие

черты лица исказились, нос отвис крючком, изо рта выглянули желтые  клыки.

Он помотал головой, прогоняя кошмар.

     - Нужно знать историю Большого Болота, - пояснила она.

     Хани на всякий случай даже хлестнул  себя  ладонью  по  щеке.  Потом,

зашипев от боли, приоткрыл правый глаз. Рюби снова стала прежней. Внезапно

глухим сиплым голосом заговорил Чани:

     - Брат прав. Нам нельзя больше оставаться на  этом  месте.  Здесь  мы

можем дождаться только своей гибели. Но  идти,  доверяясь  этой  тропинке,

было бы глупо. На Большом Болоте нельзя ошибиться  два  раза,  потому  что

погибнешь после первого же. Впрочем, я выведу вас отсюда.

     - Ты? - изумился Хани.

     - Да, я!

     Рюби пристально посмотрела на него, покачала головой,  но  ничего  не

сказала. Хани понял, что ее мучают  противоречивые  мысли,  она  никак  не

может решиться...

     Чани закрыл лицо ладонями, и Хани испугался, глядя, как  стремительно

белеют его руки, на которых вдруг резко проступили подсохшие  царапины  от

осоки и жесткой травы, неотмытые пятна грязи.  Потом  Чани  обеими  руками

взял свой меч за лезвие  и  протянул  рукоятью  вперед,  словно  предлагая

кому-то невидимому взять его. Там,  куда  была  устремлена  рукоять  меча,

вдруг вспыхнуло мутное багровое пламя, и прямо из болота в  небо  взлетело

огромное облако черного дыма. Оно стремительно расползалось,  гася  и  без

того слабый свет. В полумраке лицо Чани белело, как гипсовая маска, черные

тени легли на закрытые глаза. Он перехватил меч в правую  руку,  медленным

движением сдвинул рукав на левой, обнажив ее до локтя. У  Хани  затряслись

руки, он  боролся  с  сильнейшим  желанием  зажмуриться  и  заткнуть  уши.

Внезапно Чани  стремительным,  почти  неуловимым  движением,  напоминавшим

бросок змеи, полоснул себя мечом по левой руке. Темная  дымящаяся  струйка

крови побежала по холодно поблескивающему серебристому  лезвию  и  пропала

бесследно, впитавшись в металл так легко, словно это был сухой песок. В то

же самое мгновение яркая  многоцветная  вспышка  ударила  по  глазам,  как

близкий просверк молнии. Это семь невзрачных блеклых камешков  на  рукояти

меча вспыхнули всеми цветами радуги: красный, оранжевый, желтый,  зеленый,

голубой, синий, фиолетовый...  Они  сверкали,  разбрасывая  колючие  лучи,

освещали болото. А еще немного погодя словно маленькое солнце загорелось в

руке Чани - сначала края лезвия засветились дрожащим синим  светом,  потом

весь меч.  С  каждой  секундой  сияние  становилось  все  сильнее,  лезвие

удлинялось на глазах, и вскоре в руке Чани оказался играющий пронзительным

чистым бирюзовым светом длинный прямой меч, ничем не напоминавший короткий

неуклюжий гладиус, которым он был еще совсем недавно.

     -  Значит  ты  вспомнил...  -  прошептала  Рюби,  но  Хани,  стоявший

буквально бок о бок с ней, услышал. - Я не думала, что это произойдет  так

быстро. И не здесь... Но, видимо, так надо.

     Все тем же сиплым незнакомым голосом Чани приказал:

     - Идем!

     - Куда? - глупо переспросил Хани.

     Но брат, не слушая его, не обращая внимания на кровь,  хлеставшую  из

рассеченной руки, поднял светящийся меч высоко над головой, как  факел,  и

стремительно зашагал вперед. Только черная пена брызнула из-под сапог.  Ни

о чем не думая, Хани опрометью бросился следом,  за  ним  поспешила  Рюби.

Чани шел, не  глядя  на  уходящую  куда-то  вправо  тропу,  шел  быстро  и

уверенно, точно родился и вырос в этих местах, и они были ему  знакомы  до

последней травинки. Запыхавшийся Хани с трудом поспевал  за  ним.  Он  еще

успел заметить, как закрылась, задергалась тропа и утонула в грязи.

     Вскоре далеко впереди из Болота показался высокий пологий холм. Чани,

перейдя на бег, устремился к нему. Измученные, грязные путники с  радостью

ощутили под ногами прочную землю, не уходящую вниз  при  каждом  шаге,  не

пружинящую, не грозящую проглотить бесследно.

     Как только они вышли на берег, Чани остановился,  пошатнулся  и  упал

ничком. Хани бросился к нему, перевернул на спину и  испуганно  вскрикнул,

увидев бледное, почти прозрачное лицо брата.

     - Надо поскорее перевязать его. Он потерял  слишком  много  крови,  -

сказала подошедшая Рюби.

     Хани сбросил на землю свой мешок,  суетливо  выхватил  оттуда  чистую

рубашку, поспешно разорвал ее на  полосы  и  бережно  замотал  левую  руку

брата. Полотно потемнело и набухло, но кровотечение остановилось.

     После этого Хани осторожно спрятал светящийся меч в  ножны.  Рукоятка

была теплой и вроде даже мягкой на ощупь. Убедившись, что с братом  все  в

порядке, Хани спросил, с любопытством озираясь:

     - Куда это мы попали? Я не слышал, что в Большом Болоте есть острова.

Ведь мы из него так и не вышли?

     Рюби кивнула.

     - Верно. И прошли мы только половину  пути.  Но  зато  самую  трудную

половину. Дальше будет гораздо легче. Мы  пойдем  по  заброшенной  дороге,

которая сохранилась даже в Большом Болоте.

     - Но что это за место? - повторил свой вопрос Хани.

     - Столица великого и могучего королевства, владевшего всем  островом.

И даже Акантоном. Хотя тогда он назывался иначе.

     - Сто-олица? - недоверчиво протянул Хани. - Это?

     - Да.

     - Не может быть!

     - Может.  Когда-то  здесь  стояла  Джайнангала  Стобашенная,  столица

могущественных королей Анталанандура Счастливого.

     - Действительно, счастливого, - скептически  усмехнулся  Хани,  глядя

назад, на Болото.

     - Разве ты никогда не слышал об этом государстве? - удивилась Рюби. -

О нем сложено много преданий. Принцесса должна была  рассказать  вам  хоть

что-то.

     - Нет.

     - Тоже понятно, - кивнула Рюби. - У нее были на то причины.  Особенно

если она видела ваши мечи.  -  Хани  незаметно  погладил  рукоять  своего,

наверное, он такой же волшебный, как и у брата. - Видела и догадалась, что

это такое. Хотя нет, вряд ли... Откуда ей знать. Легенды -  да,  а  это  -

нет. Тан-Хорез слишком молод, чтобы в нем  могла  ожить  старина.  Разведи

костер и укрой его получше. - Она указала на  Чани.  -  Ему  сейчас  нужно

тепло. Хотим мы того или нет, но придется  сделать  остановку,  пока  твой

брат не почувствует себя в силах продолжать путь. Он очнется  слабым,  как

ребенок. А я пока расскажу тебе кое-что...

 

 

     Никто не помнит истоков  Анталанандура,  столь  глубоко  они  ушли  в

черные дали минувших веков. Три тысячи лет, пять тысяч... Никто не  скажет

точно. Самый прочный пергамент трижды успел сгнить,  самые  яркие  чернила

четырежды выцвели...

     Было время, когда Анталанандур рос и крепчал. Строились новые города,

прокладывались дороги. Отважные  путешественники  бесстрашно  проникали  в

чащи глухих лесов, поднимались на заснеженные горные перевалы, пробивались

сквозь тяжелые северные  льды.  Следом  за  ними  приходили  нетерпеливые,

жаждущие нового. И поднимались стены еще одного  города,  распахивались  и

засевались поля.

     Но не все было так хорошо, как могло  показаться  на  первый  взгляд.

Чтобы освободить место для полей, вырубались леса, беспощадно  уродовались

горы, где добывался камень для строений. Уничтожались звери. Сгонялись  со

своих гнезд птицы. Сначала  это  было  не  столь  заметно,  люди  все-таки

старались сдерживаться. Искусные ученые вывели  на  потеху  королям  новых

диковинных  зверей,  которых  не  видала   прежде   земля.   Так   родился

Десятикрылый. Так родился Грифон. Но так был открыт  путь  рождению  акул,

ибо даже милый Грифон был создан вопреки природе...

     И вот однажды в Анталанандур пришло зло.

     Впервые  его  тень  стала  заметна  в   правление   короля   Белиаппы

Лучезарного. Ему вздумалось как-то посетить золотые копи  возле  Наксаона,

лежащие в пятидесяти лигах от столицы.  Так,  небольшая  прогулка.  Король

спустился глубоко под землю, туда, где  в  темноте  и  сырости  добывались

величие и слава Анталанандура Счастливого - золотые  слитки.  По  какой-то

странной причуде гор в шахтах находили только золотые самородки.  Приказав

пораженной свите остаться на месте, король  взял  пылающий  факел  и  один

пошел вглубь горы по низкой и грязной штольне.  Вскоре  он  вернулся.  Что

видел  король  и  слышал  в  горном  мраке  -  осталось  навсегда   тайной

королевского дома, передаваясь от отца к сыну. Ни разу ни один из  королей

словом не обмолвился об этом. Но когда  Белиаппа  вернулся  к  нетерпеливо

ожидавшей свите, люди ахнули от страха  и  удивления.  За  полчаса  король

постарел на полвека. Морщины избороздили его лицо, а волосы  поседели.  Но

по-прежнему прямым остался стан и твердой рука.

     С тех пор словно невидимый огонь постоянно жег  Белиаппу.  Лишь  одно

волновало  его:  золото.  Больше  золота.  Еще  больше  золота.  Руки  его

тряслись, когда он видел золотые  монеты,  а  в  глазах  загоралось  пламя

жадности.

     Жизнь королевства пошла по-новому. Король  приказал  выстроить  новый

дворец на холмах Наксалахара и бросил столицу, переехав туда. Целыми днями

он сидел у хрустального окна, следя, как поднимаются  из  черных  провалов

шахт корзины с бесценным грузом, безумие горело в его взоре.

     Повелением Белиаппы по всей стране было разослано  великое  множество

экспедиций. От них требовалось одно - отыскать новые месторождения золота.

Почему-то ни серебро, ни драгоценные камни не привлекали Белиаппу.  Золото

и только золото. С великим трудом и большими жертвами была пробита  дорога

сквозь неприступные хребты Срединных гор и  открыт  доступ  на  Приозерную

равнину.  Однако  новые  земли  больше  не  интересовали   короля.   Когда

измученные люди вернулись, Белиаппа задал только один вопрос: где  золото?

Услышав ответ, король помрачнел, черные тени легли под глазами. В припадке

сумасшествия он обвинил людей,  что  они  скрыли  найденные  сокровища,  и

приказал казнить...

     Другой отряд пересек Холодное море и высадился  на  берегах  Торедда.

Земля эта была обширна и плодородна, но воины короля огнем и мечом  прошли

по ней, истребляя живших там пастухов и землепашцев.  Да,  сейчас  воин  с

мечом, а не ищущий тайн был вестником короля. Золота на северных  равнинах

не нашли. Но на самой границе вечных  снегов,  подо  льдом,  были  открыты

неисчерпаемые запасы серебра. Король не вынес такого огорчения и умер.

     Однако его сын и наследник Кариаппа Светоносный  оценил  находку.  Он

нарек северную провинцию Атинъярханом - Серебряным Краем.  Управлял  новой

провинцией  обычно  старший  сын  и  наследник   престола   королей.   Она

стремительно крепла - возникали новые города, дальше  на  север  двигалась

цепь замков, прикрывавшая границу королевства  от  набегов  варваров,  как

называли местных жителей надменные южане. Но захватчики были непривычны  к

суровому климату севера, длительные морозы  и  свирепые  метели,  глубокие

снега и сверкающие льды пугали их.  И  постепенно  наместники  Атинъярхана

начали привлекать в свою армию местных жителей,  но  во  главе  гарнизонов

обязательно стоял уроженец Анталанандура.

     Белиаппа оставил сыну огромные подвалы, до отказа набитые золотом,  а

впридачу - ту самую неутолимую страсть к золоту,  которая  сгубила  его  и

послужила причиной многих смертей позднее. Говорили, что  Белиаппа  просто

сгорел. Когда он умирал, из покоев дворца  клубами  валил  черный  мерзкий

дым...

     Кариаппа оставил после себя не только Алмазный венец великих королей,

но и золотой перстень с изображением паука, вырезанным  на  нем,  покрытый

жирной липкой копотью. Ибо Кариаппа тоже сгорел...

     В правление Апанны Солнцеликого  запылало  пламя  на  южных  границах

королевства.  Из  безлесых  жарких   степей   нахлынули   полчища   конных

кочевников. Они не смогли преодолеть заснеженные перевалы  Южного  хребта,

но прошли вдоль восточного побережья острова, там, где горы,  спускаясь  к

морю, становятся не такими высокими и крутыми. Варвары были  многочисленны

и  хорошо  вооружены.  Если  раньше  лишь  отдельные   разбойничьи   шайки

осмеливались тревожить набегами южные области Анталанандура, то теперь  их

лавина поколебала самый трон великих королей. Наместник Кхатты, третий сын

короля, вышедший им навстречу с гарнизоном крепости, погиб в бою, все  его

воины были уничтожены. Область между Туманными горами и Кхаттой  полностью

попала под власть варваров, их  отряды  появились  на  старой  королевской

дороге. Апанне пришлось собирать все свои  войска,  были  сняты  гарнизоны

приморских крепостей. Впервые король призвал легионы Северного  войска  на

землю Анталанандура, ибо Апанна не хотел рисковать. Во главе  неисчислимой

армии он напал на варваров, отрезал их от приморского  прохода,  прижал  к

Туманным горам и в многодневной кровопролитной битве уничтожил пришельцев.

Но  эта  победа  не  принесла  счастья  Анталанандуру,  скорее   наоборот,

послужила причиной еще более страшных бедствий.

     При  Тинданне  Сверкающем  начали  иссякать  шахты  Наксаона.  Король

призвал своих алхимиков и под страхом  невиданной  смерти  приказал  найти

тайну рождения золота. Но прошло много лет, прежде чем эта тайна открылась

людям. В раскаленных глубинах Земли, в клокотании вечного пламени недр  из

черной  и  липкой  грязи  по  крупицам   выплавляется   желтая   масса   с

отвратительным запахом, который способен убить человека. Гной Земли...

     Тинданна повелел пробить такую шахту, чтобы достичь вечного огня,  но

в Наксаоне сделать это было нельзя. Не в человеческих силах было пробиться

так глубоко. Шахту начали копать в  горах  на  севере  Анталанандура  -  в

Заскаръярхане, а из копей Наксаона  приказано  было  доставлять  туда  эту

самую черную массу, порождавшую золото. Но когда люди  добрались  до  нее,

внезапно хлынувшая вода затопила все шахты, и возник тот  самый  Бездонный

Провал, из которого родилось Большое Болото. Ежегодно  вода  заливала  все

больше и больше полей, сам Наксаон уцелел  только  потому,  что  стоял  на

холмах. Но пока это было еще просто  болото.  Тинданна  не  вынес  неудачи

своего плана, казавшегося ему гениальным.  Так  золото  убило  еще  одного

короля.

     Во времена Агастьи  Блистающего  Анталанандур  Счастливый,  казалось,

достиг  вершины  своего  могущества.  Государство  было  так  богато,  что

появилась молва, будто стены Джайнангалы сложены из  золотых  кирпичей,  а

улицы вымощены драгоценными камнями. Но королю было этого мало.  Его  взор

приковали далекие южные степи.  Он  решил,  что  там  сможет  найти  новые

золотые месторождения,  и  отправил  туда  своих  воинов.  Так  как  самым

надежным, самым боеспособным он считал Северный легион, то больше половины

армии король взял из него. Армия пропала бесследно, видимо,  варвары  были

не так слабы, как считал Агастья. Тогда король решил  отомстить  им  и  во

главе новой армии отправиться сам.

     Однако повеление короля направить в  Анталанандур  остатки  Северного

легиона не было выполнено. Командир Легиона Скъельд  спросил:  за  что  мы

должны умирать? На что нам неведомые южные края, где, говорят, земля горит

под ногами? И весь Атинъярхан восстал. Южанам припомнили  все,  начиная  с

походов армий Кариаппы. Уцелели из них  немногие.  После  этого  Торедд  и

окружающие его острова отпали  от  Анталанандура.  Скъельд  короновался  и

назвал свое государство Тъерквингом - Северным Краем на  местном  наречии.

Взбешенный Агастья, забыв про юг, направил в Торедд несколько  карательных

отрядов, но все они были разгромлены, и король почел за благо помириться с

бунтовщиками, тем более, что отряды северян начали высаживаться на берегах

Анталанандура. Агастья признал Скъельда королем, но  в  хрониках  это  имя

сопровождалось эпитетом "Кровавый".

     Однако Скъельдинги были воинственны и свирепы. По  чьему-то  наущению

они  начали  постоянно  разорять  берега  Анталанандура.  Король  Додиаппа

Светозарный был вынужден построить Великую стену, протянувшуюся  по  всему

берегу Холодного моря.  Снова  наступила  недолгая  передышка.  Так  война

пришла на землю самого Анталанандура, начавшись где-то далеко...

     Принявший скипетр правителя Тъерквинга Когг Четвертый Безумный собрал

громадную армию, на множестве кораблей  проплыл  вдоль  восточных  берегов

Анталанандура и высадился возле злосчастной Кхатты. Ведь там уже стены  не

было...  Он  сжег  Кхатту,  перебил  всех  жителей  и  двинулся  прямо  на

Джайнангалу. Король Вираджай Золотой  вышел  ему  навстречу,  под  стенами

столицы  разыгралась  самая  жуткая,  самая  кровавая   из   битв.   Воины

Анталанандура сражались отчаянно, так как сейчас  они  уже  защищали  свои

дома, своих жен и детей. Но северяне были искуснее в бою, они были свирепы

и безжалостны. Армия Вираджая была разгромлена. Но наступил вечер, и  Когг

не рискнул в потемках вступать в столицу поверженного врага,  отложив  это

на утро. Вираджай кинулся  к  Бездонному  провалу.  Загнав  насмерть  трех

коней, он прискакал к единственной сохранившейся шахте и бросился  в  нее.

Те  немногие,  кто  уцелел,  рассказывают  страшное.  Будто   сама   земля

вздыбилась, потоки мутной воды и горячей лавы, смешанной с грязью, хлынули

наружу. Вираджай пропал. А на месте  копей  возникло  теперь  уже  Большое

Болото, ибо за одну ночь оно достигло  поля  битвы,  похоронив  под  собой

мертвых и раненых. Лишь жалкие остатки армии Когга  спаслись  из-под  стен

Джайнангалы Стобашенной. Но и саму Джайнангалу проглотило болото. Вираджай

не отдал столицу захватчикам, погубив ее.

     После этой  войны  Анталанандур  лежал  в  руинах,  но  и  Тъерквингу

пришлось худо. На его берегах появились новые  враги  -  морские  племена,

которые много позже превратились в народ Тан-Хореза.  Они  начали  грабить

северные города,  так  как  пошел  слух,  что  Когг  вывез  все  богатства

Анталанандура к себе. Однако старая вражда не утихала. Кое-как справившись

с пиратами, король Глаудрут Свирепый высадился с армией прямо в том месте,

где северный тракт выходил к Холодному морю, прорвал Великую Стену, разбил

армию последнего короля Анталанандура Манданны Великолепного и двинулся на

юг. Манданна успел бежать...

     Когда армия Глаудрута подошла к Черным горам,  ее  встретило  войско,

собранное Манданной в Приозерном крае. Разыгралась последняя битва.  Снова

армия Манданны была разбита, на сей раз король погиб. Но и армия Глаудрута

была практически уничтожена. Остатки ее бежали на север.

     Наместник Приозерного края объявил,  что  теперь  он  не  зависит  от

Анталанандура, и тоже  короновался.  Никто  этого  решения  не  оспаривал,

однако на всякий случай Лост закрыл границы своих  владений,  сказав,  что

Найклост уцелел именно потому, что отгородился горами от остального  мира.

От  Анталанандура  остались  только  несколько  городов,  сообщение  между

которыми  почти  прервалось.  Постепенно  забылся  старый   язык,   старые

обычаи... Обезлюдевший Тъерквинг медленно, но верно превращался в  ледяную

пустыню. Только Найклост процветал, если такое существование можно назвать

процветанием...