Бой у острова Саво

Капитан 1 ранга Тосикадзу Омаэ

К апрелю 1942 года японский флот выполнил все задачи, поставленные перед ним на начальную фазу войны. Начиная с 7 декабря 1941 года, он нанес тяжелые потери американскому флоту на Гавайях, поддержал несколько высадок и вторжений, захватил юго-восточные районы, богатые природными ресурсами, в которых остро нуждалась Япония. Он также установил контроль над морскими коммуникациями в центральной и западной части Тихого океана. И все эти цели были достигнуты гораздо меньшей ценой, чем предполагалось первоначально.

Японские штабы начали разрабатывать планы операций второй фазы войны в январе 1942 года. К февралю эти планы были подготовлены и согласованы между Военно-морским отделом Императорской ставки в Токио и Объединенным Флотом. Первые успехи настолько воодушевили штабистов, что теперь все были настроены только на одно – продолжать захваты, прежде чем Соединенные Штаты сумеют оправиться от первого шока.

В марте штаб Объединенного Флота предложил захватить Мидуэй, чтобы получить опорный пункт в центре Тихого океана и навязать-таки американскому флоту долгожданное генеральное сражение. Штаб флота требовал захватить и укрепить Мидуэй раньше, чем американцы залижут раны, полученные в Пирл-Харборе. Они полагали, что ситуация пока сложится исключительно благоприятно, если появится шанс дать американцам генеральное сражение при захвате Мидуэя. Сначала Военно-морской отдел Императорской ставки возражал против этой операции по двум причинам: 1). Исключительная трудность снабжения столь отдаленной базы, если она будет захвачена; 2). невозможность доставить подкрепления в случае внезапной неприятельской атаки. На совещании в Токио 2 – 5 апреля штабы затеяли грызню. Но под давлением командования Объединенного Флота адмирал Осами Нагано, начальник Морского генерального штаба, в конце концов сдался. Предварительный план атаки Мидуэя был утвержден.

Планы операций второй фазы войны были пересмотрены, и новые планы были изложены в директиве Императорского Флота № 86 от 16 апреля. Оккупация Порта-Морсби была назначена на начало мая, Мидуэя и Алеутских островов – на июнь, Фиджи, Самоа и Новой Каледонии – на июль. Весной 1942 года пышно расцвели вишни, и гроздья цветов, казалось, олицетворяли бесконечные победы японского флота. Однако уже начали собираться грозовые тучи, и вскоре задули ветры несчастий.

18 апреля самолеты Дулитла, стартовавшие с авианосцев Хэлси, бомбили Токио. После боя в Коралловом море морская дорога к Порту-Морсби оказалась закрытой для японцев. Через месяц в битве при Мидуэе Императорский Флот потерпел сокрушительное поражение. Одним ударом были потоплены 4 первоклассных авианосца Объединенного Флота, а вместе с ними погибли его мобильность и ударная мощь. 11 июня в результате этих событий захват Фиджи, Самое и Новой Каледонии был сначала отсрочен, а потом и вообще отменен.

Сначала планировалось задействовать 8-й Флот для обороны района Фиджи, Самоа и Новой Каледонии после их захвата. Отмена операции принесла мне большое разочарование. В то время я служил в штабе 8-го Флота и потому изучал возможности и готовил эксплуатацию ресурсов, которые должна была получить Япония. Самой заманчивой целью были никелевые и хромовые рудники Новой Каледонии. Кроме того, появлялась возможность использовать Нумеа в качестве базы подводных лодок для действий на коммуникациях между Австралией и Соединенными Штатами.

Так как после Мидуэя соотношение сил на Тихом океане начало изменяться в пользу Соединенных Штатов, японцы решили, что юго-восточная часть Тихого океана, скорее всего, станет районом решающих морских боев. 14 июля был сформирован 8-й Флот под командованием вице-адмирала Гунити Микавы. Он получил задачу оборонять зону южнее экватора и восточнее 114° О. Ему было присвоено оперативное название «Силы Внешних южных морей».

Адмирал Микава был заместителем вице-адмирала Нагумо во время удара по Пирл-Харбору. Микава командовал Соединением Поддержки, состоявшем из 3-й дивизии линкоров («Хиэй», «Кирисима») и 8-й дивизии крейсеров («Тонэ», «Тикума»). Это соединение должно было поддерживать авианосцы во время налетов на Лаэ, Саламауа и Цейлон. После битвы при Мидуэе 12 июля командование 3-й дивизией линкоров было передано вице-адмиралу Такео Курита. Через 2 дня Микава был назначен командующим 8-м Флотом. Мягкий и вежливый человек, умный и очень опытный морской офицер, адмирал Микава пользовался общим уважением за свой ум и смелость.

Именно в день назначения командующим флотом я посетил адмирала Микаву в его скромном доме в пригороде Токио Сетагая. Его первым поручением мне стало «отправиться на передний край, чтобы лично оценить военную ситуацию и осмотреть проверить условия наших баз». Рано утром 16 июля я вылетел из Иокогамы на летающей лодке и через Сайпан прибыл на Трук. На этой базе располагался штаб 4-го Флота вице-адмирала Сигеёси Иноуэ, который тогда отвечал за операции во Внешних южных морях или Юго-западной части Тихого океана.

Сотрудники штаба 4-го Флота представили мне следующие оперативные планы:

1. Следует захватить Порт-Морсби, но на этот раз путем наступления по суше из Буны. Отряд «Нанкай», выделенный в качестве первого эшелона, должен покинуть Рабаул 20 июля и высадиться в Буне на следующую ночь. Следом за ним должны последовать дополнительные войска. Они должны двигаться по тропе Кокода, перевалить хребет Оуэн Стэнли и выйти к Порту-Морсби. Высадка в Буне и последующие операции считались самыми важными для 4-го Флота.

2. Как следствие уроков, полученных в Коралловом море и у Мидуэя, было решено создать и усилить авиабазы на Соломоновых островах и востоке Новой Гвинеи. Осмотр, проведенный вместе с 11-м Воздушным Флотом, показал, что самые удобные места для постройки аэродромов находятся в Буне (Папуа) и Лунга-Пойнт (Гуадалканал, южные Соломоновы острова). На Гуадалканале уже была начата постройка посадочной площадки и ложного аэродрома. Однако в центре Соломоновых островов так и не удалось найти подходящего места для аэродрома.

3. Выяснилось, что после занятия Порта-Морсби наш авиационный гарнизон, расположенный там, придется ограничить истребителями. Бомбардировщики предполагалось высылать туда по мере надобности, а после выполнения задания они должны были возвращаться в Рабаул, чтобы не подвергать их риску уничтожения на земле.

Я попросил оценить общую ситуацию в этом районе и возможности противника. Выводы штаба 4-го Флота были следующими:

1. В настоящее время Соединенные Штаты неспособны начать крупномасштабное контрнаступление.

2. Атака американского авианосного соединения против Рабаула 20 – 21 февраля была успешно отбита. Нет никаких указаний на то, что противник планирует повторить ее. В ближайшем будущем подобная атака крайне маловероятна.

3. У нас имеется подразделение гидросамолетов, базирующееся в Тулаги с июля этого года. Совершенно необходимо создать на Гуадалканале аэродром для базовых самолетов. Но 11-й Воздушный Флот считает это трудновыполнимым из-за нехватки самолетов.

После окончания этого брифинга 20 июля в 07.00 я покинул Трук на летающей лодке и вскоре после полудня прибыл на базу гидросамолетов Маруки, расположенную в Симпсон-Харбор в Рабауле. Из жерла действующего вулкана, расположенного неподалеку, лениво плыл белый дым. Возле пирса стояло торговое судно, его красный корпус резко выделялся на фоне блестящего синего моря. Транспорты и мелкие военные корабли, тесно стоящие возле берега, представляли собой прекрасную мишень в случае воздушного налета противника. После приземления я сказал об этом, но командующий базой никак не отреагировал на мое замечание и не выказал никакого беспокойства.

Ответственность за оборону района несло 8-е базовое соединение. Воздушные операции были поручены 25-й воздушной флотилии, которая входила в 11-й Воздушный Флот. Однако штаб флота и командующий находились на Тиниане (Марианские острова). Хотя предполагалось, что 8-е базовое соединение и 25-я воздушная флотилия наладят тесное взаимодействие, вскоре мне стало понятно, что ничего похожего не происходит. Немного разобравшись в ситуации, я смог ощутить атмосферу недоброжелательства между авианосным соединением и базовой авиацией в Рабауле, возникшую после боя в Коралловом море.

После разговора со штабными офицерами 8-го базового соединения ситуация на Соломоновых островах представлялась мне следующей:

1. 2 мая Тулаги и Гавуту были оккупированы ротой Маруяма из 3-го специального десантного соединения Куре (около 200 человек) и подразделением зенитчиков (около 50 человек) из 3-го базового соединения. Начиная с 4 мая около 400 человек из рот Марумура и Ёсимото (3-е специальное десантное соединение Куре) проводили зачистку ключевых районов на островах Саво, Флорида и Санта-Исабель. После этого они вернулись в расположение главных сил в Кавиенг.

2. 8 июня взвод из состава гарнизона Тулаги занял район Лунга на Гуадалканале. Через 11 дней на Гуадалканал была отправлена группа аэродромного обслуживания под командой офицеров 11-го Воздушного Флота и 4-го лота. В результате было выбрано место для строительства аэродрома, и туда прибыл 1221 человек 13-го строительного подразделения (капитан-лейтенант Т. Окамура). 6 июля к ним присоединились 1350 человек 11-го строительного подразделения (капитан К. Монзен), и через 10 дней начались масштабные работы по строительству аэродрома. Противник провел несколько слабых воздушных налетов, но они почти не нанесли повреждений и никак не помешали строительству.

3. 84-е гарнизонное подразделение (капитан-лейтенант Масаки Судзуки), усиленное 1-й ротой 81-го гарнизонного подразделения, получило задание организовать оборону района. Базироваться оно должно было возле аэродрома на Гуадалканале. Общая численность этого подразделения составила 400 человек.

4. После оккупации Тулаги туда прибыли примерно две трети личного состава авиакорпуса Иокогама (примерно 400 человек) под командованием капитана 1 ранга Миядзаки. С 8 июля на базу гидросамолетов Тулаги работали 144 человека из 14-го строительного подразделения под командованием лейтенанта Ииды.

5. Общая обстановка на Соломоновых островах была спокойной. Авиаразведка прилагала усилия, чтобы обнаружить место для аэродрома где-то между Рабаулом и Гуадалканалом, но успеха не имела. Но с начала июля основные силы 14-го строительного подразделения начали улучшать временную авиабазу на Буке, чтобы она могла принимать средине бомбардировщики. Когда аэродромы на Гуадалканале и Буке будут достроены, воздушную оборону Соломоновых островов можно будет считать надежной.

После этого совещание переключилось на проблемы, связанные с операциями против Порта-Морсби. После всех этих разговоров у меня осталось твердое ощущение, что появлению нового верховного командования в Рабауле не обрадуется никто. Мне было ясно, что нынешнее командование полагает, что дела идут вполне нормально. Офицеры сразу заняли негативную позицию, как только зашла речь о здании для штаба 8-го Флота. Мне сказали, что на берегу нет никаких подходящих помещений, хотя эти командиры расположились там со всеми удобствами. Мне также напрямую заявили, что командир эскадры наверняка предпочтет оставить штаб на борту флагманского корабля, чтобы быть готовым к любым неожиданностям.

Так получилось, что адмирал Микава заранее изложил мне свои пожелания относительно базирования своих кораблей. Он прекрасно понимал, что неразумно будет держать дивизию тяжелых крейсеров в гавани, которая подвергается вражеским воздушным налетам. Поэтому он решил, что корабли будут проводить учения в более безопасных районах, вроде Кавиенга, Трука или островов Адмиралтейства. Однако всеми операциями в этом районе он будет руководить с берега в Рабауле. Если возникнет необходимость, адмирал Микава без труда переведет свой штаб на корабль и будет командовать оттуда. Поэтому я потребовал подготовить на берегу помещения для штаба флота. Это было выполнено, но выделенные помещения оказались много хуже тех, в которых располагался штаб 8-го базового соединения.

Я засвидетельствовал свое уважение командиру 25-й воздушной флотилии и обсудил ситуацию с его штабом. К началу августа аэродром на Гуадалканале предполагалось достроить. Авиаторы сообщили мне, что перебросят туда примерно 60 самолетов, а к концу месяца там сможет базироваться вся флотилия. Они совершенно не сомневались, что в распоряжении 11-го Воздушного Флота имеется достаточно резервных самолетов, чтобы послать их на Гуадалканал. Мне показалось, что командование 25-й воздушной флотилии совершенно не представляет проблем, которые могут возникнуть при попытке обеспечить новую базу самолетами. Мне показалось, что такое безразличие возникло потому, что 25-ф флотилия долго вела тяжелые бои в районе Порта-Морсби, и ее предполагалось сменить 26-й воздушной флотилией. После замены, 25-я флотилия должна была перебазировать в тыл для перевооружения и пополнения, поэтому ее офицеров уже совершенно не интересовали местные дела.

Было ясно, что боевой дух базового соединения и летчиков серьезно пошатнулся. Личный состав воздушной флотилии был совершенно измотан, что было понятно, так как они давно участвовали в монотонных, изматывающих боях. Пробыл два дня в Рабауле, я вернулся на Трук, куда 23 июля прибыл генерал-лейтенант Х. Хякутакэ вместо со штабом 17-й Армии. Меня пригласили на обед в его честь, который давал командующий 4-м Флотом адмирал Иноуэ. На этом обеде я узнал, что 17-я Армия намерена целиком посвятить свои силы операции по захвату Порта-Морсби и совершенно не интересуется Соломоновыми островами. Эта новость заставила меня усомниться в разумности соглашения между армией и флотом, по которому оборона Соломоновых островов целиком возлагалась на флот.

Флагманский корабль 8-го Флота тяжелый крейсер «Тёкай» в сопровождении 9-го дивизиона эсминцев 25 июля вошел в гавань Трука и в полдень стал на якорь. Я немедленно прибыл к адмиралу Микаве и подробно доложил ему обо всем, что узнал за последние 11 дней. В тот же день состоялось совещание штабов 4-го и 8-го флотов. Штаб Микавы выразил опасения, что противник может нанести массированный воздушный удар в восточной части Папуа или на Соломоновых островах. Штаб 4-го Флота не разделял этих опасений и приписывал их обычной нервозности новичков. В полночь 26 июля командования Силами Внешних южных морей перешло к 8-му Флоту, а на следующий день в 15.00 «Тёкай» вышел в Рабаул. Для меня это стало настоящим возрождением. После 5-летнего перерыва я снова вернулся в море и стоял на мостике прекрасного крейсера. В памяти всплыла высадка десанта с боем в Вусунге, которая имела место 5 лет назад, когда я командовал головным эсминцем.

30 июля в 10.00 мы вошли в Симпсон-Харбор в Рабауле. В тот же день вице-адмирал Микава сошел на берег и его флаг был поднят над полуразвалившейся лачугой, в которой даже не было туалета. Однако это не расстроило адмирала Микаву. И он не изменил своего решения держать крейсера в тыловом районе в Кавиенге.

В комнате оперативного отдела, которую мы одолжили у штаба 8-го базового соединения, 31 июля мы провели совещание с представителями 17-й Армии касательно операции против Порта-Морсби. Передовые силы отряда «Нанкай» уже заняли Кокоду и продолжали двигаться через горы. Срочно требовалось создать прибрежный транспортный маршрут до Порта-Морсби, так как мы не могли доставлять снабжение, не говоря уже о тяжелом оружии, через хребет Оуэн Стэнли. Мы подготовили планы высадки в середине августа морского десанта в Порт-Морсби после захвата Самарая и Раби в бухте Милн. В это время 8-й Флот был полностью занят перевозкой частей 17-й Армии в Буну. По соглашению с армией началась подготовка к захвату Раби.

Одновременно на нас сыпался целый поток радиограмм от командира строительных частей на Гаудалканале лейтенанта Т. Окамуры, который требовал прислать самолеты на новую авиабазу. Но штаб 11-го Воздушного Флота безмолвствовал. Вражеские воздушные налеты на Гуадалканал становились все сильнее. Налеты одиночных самолетов на Тулаги и Гуадалканал, проводившиеся с перерывами в один­ – два дня, сменились почти ежедневными налетами групп самолетов. 31 июля цели бомбили 7 В-17, 1 августа – 11, 3 августа – 2, 4 августа – 9, 5 августа – 5. Специальный отдел Имперского генерального штаба (радиоразведка) 5 августа прислал сообщение, в котором предупреждал о возможности активных действий противника в районе Южных морей, сделав такой вывод из увеличения интенсивности радиообмена. 8-й Флот получил эту информацию и сделал вывод, что противник нанесет удар где-то в районе Папуа, так как наступление наших войск через хребет Оуэн Стэнли по тропе Кокода создало серьезную угрозу Порту-Морсби. Было логично предположить, что противник использует авианосное соединение для нарушения нашей линии снабжения, ведущей в Буну. Кроме налета на Буну можно было предположить, что противник повторит авианосный налет 10 марта на Лаэ и Саламауа. Мы пришли к выводу, что воздушные налеты на Гуадалканал носят отвлекающий характер.

31 июля конвой, состоящий из минного заградителя «Цугару», транспорта «Нанкай-мару» и охотника РС-28 был атакован вражескими самолетами и повернул назад, отказавшись от попытки дойти до Буны. Мы были уверены, что противник приложит все силы, чтобы перехватить наш следующий крупный конвой, отправленный в Буну. Этот конвой должен был доставить основные силы отряда «Нанкай» и состоял из транспортов «Нанкай-мару», «Кинай-мару» и «Кеньё-мару» в сопровождении легкого крейсера «Тацута», эсминцев «Удзуки» и «Юдзуки», охотников РС-23 и РС-30. В этот момент главной задачей 8-го Флота был захват Порта-Морсби. Поэтому на утро 7 августа был запланирован массированный воздушный налет на Раби, потому что мы знали, что противник строит там авиабазу.

6 августа с Гуадалканала пришла радиограмма, сообщающая, что туземцы, которые помогали нашим строителям сооружать аэродром, накануне ночью внезапно сбежали в джунгли. Это не вызвало в штабе никакого беспокойства, так как туземные рабочие были известны привычкой внезапно бросать работу без всяких видимых причин. 6 августа наши разведывательные самолеты не обнаружили никаких признаков вражеских кораблей южнее Гуадалканала, и день прошел спокойно.

Но на следующий день безмятежная тишина разлетелась вдребезги. Утром пришла срочная радиограмма: «04.30. Тулаги подвергается мощному обстрелу и бомбардировке с моря и воздуха. Замечено вражеское авианосное соединение». Сразу стало ясно, что противник обладает подавляющим преимуществом в силах, так как в следующих радиограммах говорилось: «Один линкор… два авианосца… три крейсера… пятнадцать эсминцев… от тридцати до сорока транспортов».{В операции «Уотчтауэр» союзники использовали 1 линкор, 3 авианосца, 14 крейсеров, 31 эсминец, 23 транспорта, 6 подводных лодок и мелкие суда, всего 89 единиц. Прим. ред.} К этому времени штаб 8-го Флота уже был на ногах, мы собрались в помещении штаба. Ситуация приняла неожиданный оборот. Судя по всему, противник предпринял одновременную высадку десанта на Тулаги и Гуадалканал.

Связь с нашими силами на Гуадалканале прервалась после того, как они передали последнее сообщение: «Столкнулись с американскими войсками и отходим в джунгли на холмах». В последней радиограмме из Гавуту сообщалось, что наши большие летающие лодки сожжены, что они не попали в руки врага. В 06.05 пришла роковая радиограмма от гарнизонного отряда Тулаги: «Противник имеет подавляющие силы. Мы будем защищать наши позиции до конца».

Было ясно, что наши силы, которые состояли из 280 солдат на Гуадалканале и 180 солдат в Тулаги не могут противостоять отлично оснащенному вражескому десанту. Ситуация становилась серьезной.

Мы сначала не знали, является это началом крупного наступления противника или только разведкой боем. Но, когда мы узнали, какие силы задействовал противник, положение прояснилось. Вскоре мы были вынуждены признать, что противник намеревается захватить эти острова и закрепиться там. Мы могли столкнуться с серьезными проблемами, если противник оккупирует Гуадалканал, на котором имелся почти законченный аэродром. Был спешно подготовлен план действий.

Все исправные самолеты 25-й воздушной флотилии в это утро были подготовлены к налету на Раби, но их сразу отправили атаковать противника у Гуадалканала. Все находящиеся поблизости военные корабли должны были следовать к якорной стоянке у Гуадалканала и уничтожить вражеский флот в ночном бою. Одновременно было решено перебросить на Гуадалканал дополнительные войска, чтобы высадить их сразу после морского боя, и выбить вторгшегося противника. Все имеющиеся подводные лодки (а их оказалось 5 штук из 7-й эскадры) получили приказ сосредоточиться в районе Гуадалканала, чтобы атаковать американские корабли и поддерживать контакт с наблюдательными постами. В 08.00 адмирал Микава приказал всем тяжелым крейсерам, которые находились в Кавиенге, следовать полным ходом в Рабаул, чтобы после этого совершить бросок к Гуадалканалу и атаковать противника.

В этот день, 7 августа 1942 года, в зоне ответственности 8-го Флота находились следующие силы:

Самолеты

            Вунаканау                              32 «Бетти»

            Лакунаи                                 34 «Зеро»

                                                            16 «Вэлов»

                                                            1 разведчик «Тип-98»

База гидроавиации Маруки                   5 «Мэвис»

Корабли

Кавиенг            ТКР «Тёкай», 6-я дивизия крейсеров: «Аоба», «Кинугаса», «Како», «Фурутака»

            Рабаул                                    ЛКР «Тэнрю», «Юбари», ЭМ «Юнаги»

Кроме них здесь находились легкий крейсер «Тацута» и эсминцы «Удзуки» и «Юдзуки», сопровождавшие конвой в Буну. Подводная лодка Ro-33 наблюдала за Портом-Морсби, а Ro-34 охотилась за торговыми судами возле Таунсвилля (Австралия).

При планировании операции самой сложной проблемой являлись американские авианосцы. По нашим оценкам их было 2, а возможно и 3. Следовало ожидать, что авианосные самолеты противника успеют хотя бы один раз атаковать наши корабли. Было бы идеальным, если бы самолеты 25-й воздушной флотилии сумели устранить угрозу со стороны американских авианосцев, но не следовало ожидать, что им удастся уничтожить эти грозные корабли. Если бы каким-то образом нам удалось избежать удара со стороны вражеских авианосцев, мы вполне могли надеяться на успешный исход сражения с вражескими кораблями, так как были совершенно уверены в своей подготовке к ночным боям. Мы назначили временем полночь подхода к якорной стоянке у Гуадалканала.

Еще одним важным элементом успеха была высадка подкреплений на Гуадалканал в помощь нашему маленькому отряду на острове. Это следовало сделать как можно скорее, прежде чем противник закрепится на острове. На совещании представители 17-й Армии заявили, что без труда уничтожат те скудные силы, которые американцы сумеют доставить на Гуадалканал. Это заявление показывает, насколько армия недооценивала возможности противника.{В первом эшелоне американцы высадили на Гуадалканал 11000 морских пехотинцев с 16 транспортов. Прим. ред.} Они также заявили, что решение направить отряд «Нанкай» на Гуадалканал вместо Новой Гвинеи не может быть принято на уровне штаба армии. Это означало, что армейские части на острове не появятся. Поэтому 8-й Флот поспешно сформировал десантный отряд их 310 солдат с несколькими пулеметами, к нему добавили 100 человек из 5-го Специального десантного отряда «Сасэбо» и 81-го гарнизонного подразделения, находившихся в Рабауле. Это маленькое подразделение под командованием лейтенанта Эндо было погружено на борт транспорта «Мейё-мару» (5600 тонн) и отправилось на Гуадалканал в сопровождении судна снабжения «Сойя» и минного заградителя «Цугару». Когда все детали были согласованы, «Тёкай» получил приказ следовать в Рабаул и взять на борт адмирала Микаву вместе со штабом, а 6-я дивизия крейсеров направилась в точку рандеву в проливе Сент-Джордж.

В разгар суматошных приготовлений примерно в 10.30 нас переполошили три артиллерийских выстрела – сигнал воздушной тревоги. В это время дневные воздушные налеты были еще новинкой, и все мы выскочили из здания штаба, чтобы посмотреть, что же там происходит. Это оказались американских 13 бомбардировщиков В-17, которые летели на восток на высоте около 7000 метров. Мы решили, что они намереваются атаковать авиабазу Вунаканау в порядке поддержки высадки на Гуадалканале. Поэтому мы решили вернуться к тысячам мелких деталей плана операции, которые нам еще предстояло уточнить.

Одной из самых больших проблем составления плана являлось то, что эти корабли никогда ранее не действовали вместе в составе одного соединения. Исключая 6-ю дивизию крейсеров, они даже никогда не практиковались в совместном плавании одной кильватерной            колонной. Поэтому ходовые и маневренные качества кораблей не были согласованы, и мы понимали, что придется проявлять особую осторожность при частых изменениях скорости, которые неизбежны при маневрировании сложного строя в ночное время. Но каждым кораблем командовал опытный ветеран, поэтому мы были уверены, что максимальной эффективности в ночном бою можно добиться, используя строй кильватерной колонны.

Особую тревогу адмирала Микавы вызывало то, что мы не имели надежных карт этого района, поэтому корабли подвергались опасности налететь на неизвестные подводные рифы. Сразу после боя он сказал мне, что почувствовал уверенность в успехе, когда мы благополучно прошли через незнакомые воды. Мы решили, что эскадра пойдет на юг по центральному проливу в Соломоновых островах («Слоту»). Так посоветовал командир 8-го базового соединения, который сказал, что глубины там достаточны даже для линкоров.

Итак, план операции 8-го Флота был подготовлен, и в полдень 7 августа его разослали по штабам. Капитан 1 ранга Садаму Санаги, один из основных планировщиков Морского генерального штаба, должен был сообщить мне реакцию главного командования, когда наш план попадет в Токио. Адмирал Осами Нагано, начальник Морского генерального штаба, посчитал план слишком рискованным и сначала отдал приказ немедленно остановить его. Но после некоторого размышления и после совещания с работниками штаба он все-таки решил утвердить план командира, находившегося на месте событий.

«Тёкай» вошел в гавань Рабаула в 14.00, как раз перед вторым сигналом воздушной тревоги в этот день. Потребовалось время, чтобы понять, что сигнал оказался ложным. На самом деле это были наши бомбардировщики, возвращавшиеся из вылета. В 07.30 мы выслали из Рабаула 27 бомбардировщиков «Бетти» и 17 истребителей «Зеро», чтобы атаковать вражеские транспорты. Погода в районе якорной стоянки противника была плохой, и эти самолета атаковали крейсера в 11.20 с очень плохими результатами. Позднее утром из Рабаула вылетели 9 «Вэлов», они атаковали вражеские эсминцы в 13.00. Пилоты сообщили, что повредили 2 корабля. В этот день ни один из наших самолетов-разведчиков не обнаружил вражеские авианосцы, а наши потери составили 5 «Бетти», 2 «Зеро» и 5 «Вэлов».

Адмирал Микава со своим штабом как можно быстрее перебрался на борт «Тёкая», и в 14.30 крейсер покинул гавань в сопровождении легкий крейсеров «Тэнрю» и «Юбари» и эсминца «Юнаги». Стоял прекрасный тихий день, море напоминало зеркало. Наша уверенность в успехе ночного боя проявлялась в приподнятой атмосфере, царившей на мостике. Через 3 часа после выхода из Рабаула мы встретились с 6-й дивизией крейсеров. Впервые эти 7 крейсеров и 1 эсминец собрались вместе. Когда мы вышли в точку в 15 милях от мыса Сент-Джордж, был отдан приказ: «Следовать в повышенной готовности». Сгущались сумерки, и когда на юге была обнаружена вражеская подводная лодка, мы повернули на восток, чтобы обойти ее. Это нам удалось. Вероятно, это была та самая лодка, которая некоторое время спустя торпедировала «Мейё-мару». Транспорт погиб, а вместе с ним экипаж и 315 солдат, направленных на Гуадалканал. Этот инцидент стал тяжелым ударом и опрокинул все наши планы доставки подкреплений на остров. Однако и тогда и потом мы считали, что если бы армия сразу направила туда свои части, мы без проблем вышвырнули бы противника с Соломоновых островов. Мы двигались на юг, уверенные в успехе и собственной безопасности, насколько это позволяла ситуация.

На следующее утро в 04.00 наши крейсера катапультировали 5 гидросамолетов, чтобы провести разведку Гуадалканала, Тулаги и прилегающих вод. Гидросамолет «Аобы» сообщил, что заметил в 07.25 к северу от Гуадалканала 1 линкор, 4 крейсера и 7 эсминцев, а в 07.38 – 15 транспортов. Тот самолет сообщил, что видит 2 вражеских тяжелых крейсера, 12 эсминцев и 3 транспорта возле Тулаги. Судя по этим донесениям, противник имел большое количество кораблей, что заставляло усомниться в результатах наших предыдущих воздушных атак, ведь летчики сообщили, что потопили 2 крейсера, 1 эсминец и 6 транспортов и серьезно повредили 3 крейсера и 2 транспорта. Мы также решили, что вражеские авианосцы не могут находиться ближе, чем в 100 милях к Гуадалканалу, поэтому не следует опасаться атак авианосных самолетов, если только противник не пойдет нам навстречу, либо мы подойдем слишком близко к Гуадалканалу еще до захода солнца. В любом случае знать намерения вражеских авианосцев было для нас исключительно важно, поэтому адмирал Микава радировал в Рабаул, запрашивая информацию об их местоположении. Позднее мы узнали, что 25-я воздушная флотилия послала сообщение, что после утренних разведывательных полетов не располагает никакой информацией, но мы не получили эту радиограмму.

Опираясь на те сведения, которые мы получили, адмирал Микава приказал соединению следовать на юг через пролив Бугенвилль и примерно в 09.00 принять гидросамолеты. Затем эскадра должна была пройти между островами Санта Исабель и Нью Джорджия, чтобы подойти к Гуадалканалу уже в темноте. Атака была назначена примерно на 22.30.{В этой статье приведено время «Зона – 9», чтобы время в Рабауле соответствовало японскому. Союзники использовали время «Зона – 11». Поэтому ночной бой начался в 23.37 по японскому времени или на 2 часа позже для союзников. Прим. авт.}

Следуя на юго-восток примерно в 30 милях от Киеты, в 08.25 мы заметили вражеский бомбардировщик «Хадсон», который следил за нами. Сразу после обнаружения мы повернули на 90 градусов влево, чтобы оторваться от него, и направились на северо-запад. Когда «Хадсон» скрылся на севере, мы легли на прежний курс и в 08.45 приняли гидросамолеты. Именно в этот момент нас заметил еще один «Хадсон», летящий на очень малой высоте. Несколько залпов 8-дюймовых орудий отогнали непрошенного наблюдателя, и мы снова повернули к проливу Бугенвилль.

Эти контакты заставили нас предположить, что противник разгадал наши намерения, а потому вскоре появятся новые разведывательные самолеты. Это увеличивало опасность воздушных атак. Подойти к Гуадалканалу слишком рано означало подвергнуть себя совершенно ненужному риску. Поэтому было принято решение снизить скорость, что передвинуть время атаки на 23.30.

В 11.45, когда мы шли по проливу Бугенвилль, мы увидели свои самолеты, возвращающиеся в Рабаул парами и тройками. Полное отсутствие строя показывало, что им пришлось выдержать тяжелый бой. Мы смотрели на них с благодарностью. Вскоре после полудня мы вышли из пролива и увеличили скорость до 24 узлов. Море было совершенно спокойным, и видимость даже слишком хорошей.

В 14.30 адмирал сигналом передал на остальные корабли план боя. «Мы пройдем к югу от острова Саво и торпедируем главные силы противника возле Гуадалканала. После этого мы направимся к передовой зоне возле Тулаги и нанесем удар торпедами и артиллерией. После этого мы отойдем, держась севернее Саво». Записывая этот приказ, я был твердо уверен, что нас ждет успех.

В 15.30 на мостике возникла напряженность, так как на расстоянии 30000 метров справа по носу показалась мачта. Свой или чужой? С огромным облегчением мы увидели, что это база гидросамолетов «Акицусима», приданная 11-му Воздушному Флоту. Она направлялась в Гизоо, чтобы создать там базу гидросамолетов.

Тем временем мы засекли резкое увеличение вражеского радиообмена. Мы четко и громко услышали, как американцы обсуждают условия на полетных палубах, поскольку в этот момент их самолеты заходили на посадку: «Зеленая база» или «Красная база». К счастью, мы были почти уверены, что 8 августа противник не нанесет воздушного удара, но теперь на всех наших кораблях поняли, что на следующий день вражеские авианосцы могут нанести сильнейший удар. Одно только присутствие вражеских авианосцев в этом районе заставляло адмирала Микаву серьезно нервничать, что наложило отпечаток на все последующие действия.

В 16.30 всем кораблям было приказано очистить палубы от легковоспламеняющихся предметов, что приготовиться к бою. Через 10 минут солнце скрылось за западным горизонтом и сообщение, которое я подготовил для адмирала Микавы, было передано всем кораблям эскадры: «В лучших традициях Императорского Флота мы атакуем противника ночью. Каждый должен исполнить свой долг».{Неоднократно говорилось, что восточным народам и японцам в частности присуще стремление обезьянничать и повторять все, что изобрели другие. Но частота повторов сигнала Нельсона в японском флоте просто поражает и наводит на тягостные размышления. Прим. пер.}

После 16.00 мы не слышали никаких радиопереговоров противника. Так как светлое время суток закончилось, а вражеские авианосные самолеты так и не появились, наши шансы на успех заметно повысились. Боевой дух на флагманском корабле заметно окреп. Дух всей эскадры тоже окреп, когда мы узнали о результатах утреннего налета наших самолетов. Согласно донесениям пилотов они добились попаданий в 2 тяжелых и 2 легких крейсера, а также в 1 транспорт, которые загорелись.

Перед самым наступлением темноты корабли перестроились в боевой порядок, вытянувшись единой кильватерной колонной вслед за флагманом с интервалами 1200 метров между кораблями. В 21.10 крейсера снова катапультировали гидросамолеты для тактической разведки и освещения места боя. Пилоты не имели опыта ночных стартов с катапульты, поэтому такая операция была довольно рискованной, но на риск пришлось пойти. Взлет с воды привел бы к развалу строя, и его восстановление потребовало бы времени, а мы не могли позволить новых задержек. Все самолеты стартовали успешно.

В 21.30 начали налетать спорадические дождевые шквалы, которые, однако, н6е мешали нам двигаться вперед. На сигнальных фалах каждого корабля были подняты длинные белые вымпелы, чтобы было легче узнавать в темноте своих. В 21.42 скорость была увеличена до 26 узлов.

Катапультированные гидросамолеты сообщили, что 3 вражеских крейсера патрулируют восточный вход в пролив, держась к югу от острова Саво. В 22.00 сыграли боевую тревогу, и эскадра увеличила скорость до 28 узлов. Все приготовились к бою. Хотя район боях находился в узком проливе, мы решили не менять первоначальный план боя: пройти к югу от Саво, огибая его против часовой стрелки, а потом повернуть к Тулаги.

В 22.40 в 20 градусах по левому крамболу появились характерные очертания острова Саво. Напряжение резко возросло, когда через 3 минуты сигнальщик крикнул: «Приближается корабль, 30 градусов справа!»{Это был американский эсминец «Блю». Прим. ред.} На мостике флагмана все затаили дыхание, ожидая, пока корабль будет опознан.

Это был эсминец, находящийся на расстоянии 10000 метров, которые пересекал наш курс справа налево.

По радио был отдан приказ: «Приготовиться открыть огонь!»

Следует ли нам атаковать эту цель? Мы могли нарваться на засаду. В этот момент перед командиром эскадры стоял только один вопрос: атаковать цель или обойти ее? Адмирал Микава принял решение и скомандовал: «Лево руля. Снизить скорость до 22 узлов». Он резонно предположил, что сейчас не самый подходящий момент, чтобы извещать противника о нашем присутствии, а высокая скорость кораблем создает такую кильватерную струю, которую сложно не заметить. Немного успокоившись, мы стали следить за передвижениями вражеского эсминца. Судя по тому, что он следовал прежним курсом и ничего не предпринимал, стало понятно, что противник даже не подозревает, что мы следим за ним, как и том, что все орудия нашей эскадры наведены на него. Прошли несколько тягостных секунд, в течение которых мы ожидали, что эсминец нас заметит. Но затем неприятельский эсминец внезапно повернул на обратный курс! Не меняя скорости, он резко повернул вправо и ушел в том направлении, откуда появился, так и не заметив нашего приближения.

Но едва мы успели возблагодарить судьбу за эту удачу, как другой сигнальщик сообщил: «Вижу корабль, 20 градусов по левому борту».

Второй эсминец.{Американский эсминец «Ральф Талбот». Прим. ред.} Однако мы увидели только быстро удаляющуюся корму.

Адмирал Микава отреагировал почти автоматически: «Право руля. Курс 150 градусов».

Мы незаметно проскочили между двумя дозорными эсминцами, и они вскоре растаяли в темноте. Все висело буквально на волоске, но наши усилия по отработке ночного боя и тренировка наблюдателей принесли плоды. Эти преимущества потом еще больше увеличились, так как позади противника оказались горящие корабли, и пламя пожаров отражалось от низких туч, тогда как мы двигались в полной темноте.

Но в этот момент, когда условия освещенности помогли нам проскочить линию патрулей, это вызвало новые опасения: не повернутся ли те же самые условия против нас? То, что в последующие полчаса этого не произошло, можно приписать лишь удаче, которая была на нашей стороне, и тому, что противник утомился после долгих часов пребывания на боевых постах во время высадки десанта. Нам повезло и в том, что самолеты-разведчики противника, судя по всему, не сообщили о нашем приближении.

 Теперь настало время действовать. Учитывая, что по сообщению наших гидросамолетов 3 вражеских крейсера патрулировали к югу от Саво, мы направились туда. В 23.30 был отдан приказ атаковать. До начала боя оставались считанные секунды.

Скорость была увеличена до 30 узлов. Эсминец «Юнаги», шедший замыкающим, получил приказ повернуть назад и атаковать эсминцы, мимо которых мы только что проскочили. Это было сделано потому, что «Юнаги» уступал в скорости крейсерам и потому мог оторваться от строя во время атаки. Кроме того, адмирал хотел обезопасить путь отхода от двух эсминцев, патрулировавших севернее Саво.

Я стоял рядом с адмиралом Микавой. Передо мной находилась карта, на которой мы отметили положение вражеских кораблей. Наши корабли мчались в непроглядном мраке. Внезапно голос сигнальщика нарушил напряженную тишину: «Крейсер, 7 градусов слева!»

Силуэт, появившийся в этом направлении, выглядел небольшим. Это мог быть только эсминец. Главные силы противника находились где-то дальше.

«Три крейсера, 9 градусов справа, движутся направо!»

А затем вспыхнула осветительная ракета на парашюте, которую выпустил один из наших гидросамолетов, и все происходящее стало более реальным. Они действительно находились там, эти 3 крейсера! Дистанция составляла 8000 метров.

Но командир «Тёкая» капитан 1 ранга Микио Хаякава ждал этого момента. Его мощный голос прогремел с мостика: «Торпедные аппарата правого борта – пли!»

И тут же мы услышали, как смертоносные снаряды шлепнулись в воду. Пока мы ждали, когда они попадут в цель, радио сообщило, что наши остальные крейсера тоже выпустили торпеды и открыли огонь из орудий.

Началось! Внезапно прогремел взрыв одной из торпед. Она попала во вражеский крейсер на правом траверзе у нас.

Теперь мы взяли курс на северо-восток. «Тёкай» дал второй залп торпедами. После первого попадания торпеды началась цепная реакция. В течение 10 минут после него взрывы гремели буквально повсюду. Казалось, что каждая выпущенная торпеда, и каждый снаряд попадают в цель. Повсюду нас окружали тонущие вражеские корабли!

Вскоре после поворота на северо-восток мы заметили другую группу вражеских кораблей в 30 градусах слева по борту. «Тёкай» осветил эти цели прожекторами и в 23.53 открыл огонь по вражескому крейсеру.

Прожектора «Тёкая» выполняли две задачи: освещали цели, а также сообщали нашим кораблям о месте флагмана, причем обе задачи прожектора выполнили успешно. Они словно бы кричали: «Это «Тёкай»! Стрелять по той цели!.. А теперь по этой!.. Это «Тёкай»!.. Уничтожить ту цель!»

Мы открыли огонь с дистанции 7000 метров, но расстояние стремительно сокращалось. Вслед за каждым залпом на вражеском корабле поднимался фонтан пламени.

В течение первых минут боя башни вражеских крейсеров стояли по-походному, и мы удивлялись, почему они не разворачиваются в нашу сторону. Светящиеся трассы зенитных автоматов метались туда и сюда между вражескими кораблями и нашими, но такое сопротивление было скорее красочным спектаклем, чем реальной угрозой для нас. Расстояние до противника уменьшалось с каждой секундой, и вскоре мы уже различали фигуры людей, метавшихся по палубам вражеских кораблей. Стрельба велась фактически в упор.

Центральный из 3 вражеских крейсеров внезапно вышел из строя и пошел на нас, словно собирался таранить. Весь его корпус от миделя до кормы был охвачен пламенем, однако носовые башни начали стрелять. Это был отважный корабль с отважным экипажем, однако все наши корабли сосредоточили огонь на нем, и он резко накренился. Судя по послевоенным отчетам, это был американский тяжелый крейсер «Куинси», и его действия произвели на нас впечатление. С малой дистанции он дал залп из 8-дюймсовых орудий, и снаряд попал в нас, взорвавшись позади мостика в штурманской рубке «Тёкая». Также была повреждена башня № 1. Мы все получили контузии и на мгновение оглохли, но сразу оправились. Бой продолжал бушевать с неослабной силой, «Тёкай» продолжал вести огонь по нескольким целям.

Когда дистанция сократилась до 4000 метров, мы увидели, что вражеские крейсера пылают от наших снарядов. Ответный огонь противника стал заметно сильнее и точнее, но мы не получили серьезных повреждений. Затем, как-то неожиданно и разом, вражеские корабли прекратили стрелять, и у меня в голове промелькнуло, что мы выиграли этот бой.

Когда мы прекратили стрельбу, вражеский крейсер у нас за кормой ярко горел. Я отправился в штурманскую рубку «Тёкая» и обнаружил, что она изрешечена осколками. Если бы этот снаряд попал на 5 метров вперед, он убил бы адмирала Микаву и весь его штаб.

Мы еще не отошли от переживаний только что закончившегося жаркого боя, и потеряли ощущение времени. Я с удивлением обнаружил, что едва-едва перевалило за полночь. Теперь мы шли на север. Но если бы мы и дальше следовали этим курсом, то могли вылететь на берег острова Флорида, поэтому эскадра начала постепенно склоняться влево. Я спросил сигнальщика, видит ли он преследующие нас корабли. Тот ответил, что не видит.

Когда я проверял наше место по карте, то услышал чей-то крик: «Стрельба слева по носу!» Я немедленно выскочил на мостик и стал рядом с адмиралом Микавой.

После первого торпедного залпа «Фурутака», «Тэнрю» и «Юбари» повернули влево круче, чем флагман и следующие за ним мателоты и следовали на север параллельным курсом. Мы решили, что эти корабли уже находятся к северу от Саво и повернули влево, обнаружив какие-то новые цели, поэтому сейчас мы видим их стрельбу. Мы предупредили их световыми сигналами, но стрельба продолжалась.

Тем временем адмирал Микава и его штаб лихорадочно пытались проанализировать ситуацию, чтобы решить, что же делать дальше. Было решено, что эскадра должна отходить и немедленно. Это решение было принято на основании следующих соображений:

1. В 00.30 наша эскадра разделилась на 3 группы, каждая из которых действовала самостоятельно, а флагманский корабль оказался в хвосте. Требовалось в полной темноте собрать и переформировать соединение, для чего нужно было резко снизить скорость. Наши корабли находились к северу от острова Саво, им требовалось примерно 30 минут для того, чтобы снизить скорость и собраться. Еще полчаса уйдут на восстановление строя, полчаса на увеличение скорости, а затем потребуется еще час, чтобы выйти к якорной стоянке противника. Таким образом, чтобы возобновить бой, нам требовались 2,5 часа. То есть мы могли атаковать противника только в 03.00, за час до восхода солнца.

2. Основываясь на радиоперехватах прошлого вечера, мы знали, что вражеские авианосцы находятся где-то в 100 милях юго-восточнее Гуадалканала. После нашего ночного боя они должны были направиться к острову. Оставаясь здесь после восхода солнца, мы могли лишь разделить печальную участь наших авианосцев у Мидуэя.

3. Даже при немедленном отходе вражеское авианосное соединение нас преследовать и атаковать, но к этому времени мы должны были находиться значительно дальше к северу. Поэтому вражеские авианосцы вполне могли оказаться в пределах досягаемости нашей базовой авиации из Рабаула.

Принимая решение, мы также учитывали, что в ночном бою одержали сокрушительную победу. На наше решение также повлияла твердая уверенность армии, что она без труда выкинет вражеские войска с Гуадалканала.

Адмирал Микава выслушал мнения офицеров штаба и в 00.23 отдал приказ: «Всем силам отходить».

На мостике «Тёкая» никто даже не обсуждал этот приказ. Прожектором было передано распоряжение: «Построиться в кильватерную коронну, курс 320 градусов, скорость 30 узлов».

«Тёкай» включил ходовые огни и начал отходить. Вскоре после передачи приказа мы увидели опознавательный сигнал «Фурутуки», переданный прожектором издали. Бой завершился. Наше предполагаемое местоположение на рассвете было передано по радио в Рабаул в надежде, что самолеты 11-го Воздушного Флота смогут атаковать преследующий нас вражеский авианосец.

Вскоре со всех кораблей поступили детальные рапорты о результатах боя, полученных повреждениях и расходе боеприпасов. Я отправился в кают-компанию, чтобы подготовить отчет о действиях соединения в целом. Далее приводится детальный отчет и расходе боеприпасов и потерях.

По донесениям с разных кораблей, мы потопили 8 тяжелых и 1 легкий крейсер и 5 эсминцев. 5 тяжелых крейсеров и 4 эсминца были повреждены. После тщательного анализа этих заявлений и с учетом того, что мы видели с мостика флагмана, мы пришли к окончательному выводу, что были потоплены 5 тяжелых крейсеров и 4 эсминца противника. С разрешения адмирала Микавы это сообщение было передано по радио в Рабаул.

Так как все срочные дела были закончены, я вздремнул на шельтердеке. Незадолго до 04.00 меня разбудил истошный крик: «Боевая тревога! Все по местам!»

Но опасность оказалась мнимой. Утро было прекрасным. Мы следовали за северо-запад полным ходом.

Время шло, однако вражеские самолеты так и не появились. Не было никаких признаков присутствия вражеских авианосцев, чьи радиопередачи мы отчетливо слышали накануне вечером. Теперь можно было с уверенностью сказать, что нас никто не преследует, однако нас слегка огорчала мысль, что теперь у наших самолетов не будет шанса атаковать вражеские авианосцы.

Поскольку 2 дня назад все мы были свидетелями вражеского воздушного налета на Рабаул, то было принято решение не держать все наши корабли в одной базе, так как это было слишком опасно. Поэтому в 08.00 6-я дивизия крейсеров получила приказ отделиться от флагмана южнее Бугенвилля и следовать в Кавиенг. По пути она натолкнулась на вражескую подводную лодку, которая 10 августа в 07.07 торпедировала тяжелый крейсер «Како». Остальные 3 корабля отогнали лодку и сумели снять экипаж с тонущего крейсера, поэтому общие потери составили всего 24 убитых и 48 раненых. 10 августа в 16.11 «Аоба», «Фурутака» и «Кинугаса» вошли в гавань Кавиенга.

Действия подводных лодок 8-го Флота во время этой операции успеха не принесли. I-121 и I-122 вышли из Рабаула 7 августа и прибыли к острову Саво через 2 дня, но никаких вражеских кораблей не заметили. Они остались на указанных позициях, поддерживая связь с береговыми наблюдателями. 7 августа с Трука вышла I-123, которая прибыла к Саво только 11 августа и также не заметила противника. Ro-33, которая патрулировала севернее Папуа и 7 августа была отправлена к Гуадалканалу, 10 августа прибыла к Саво и тоже не увидела противника. Rо-24 была направлена на север от берегов Австралии. Она патрулировала в проливе Индиспенсейбл и также не встретила противника.

Получив наш рапорт о бое, штаб Объединенного Флота прислал восторженную радиограмму адмиралу Микаве, поздравляя его с успехом в бою. Уход 8-го Флота, который даже не попытался уничтожить вражеские транспорты, позднее подвергался жестокой критике, особенно когда выяснилось, что вражеские авианосцы в то время находились очень далеко и не могли атаковать нас. Особенно яростной критика стала, когда выяснилось, что армия не способна выбить противника с Гуадалканала. Но критики должны помнить, что адмирал Микава задумал и провел эту операцию совершенно самостоятельно, не имея никаких приказов или инструкций от командования Объединенного Флота.

Сегодня легко говорить, что нам следовало атаковать вражеские транспорты любой ценой. «Тёкаю» следовало повернуть назад даже в одиночку, приказав разбросанным кораблям по возможности следовать за флагманом, чтобы атаковать транспорты. Если бы так было сделано, и наши корабли погибли бы, уничтожив транспорты, это было бы оправдано, поскольку такой ценой противник был бы выбит с Гуадалканала. Однако все эти рассуждения опираются на послезнание. Именно уцелевшие американские транспорты не позволили нашей армии отвоевать Гуадалканал у американцев.

Причины нашего поспешного отхода крылись в доктрине «генерального сражения», которую исповедовал японский флот. Мы полагали, что уничтожение вражеской эскадры автоматически принесет нам господство на море. Значение авиации (базовой и авианосной), которое ставило под сомнение эту доктрину, в то время мы еще полностью не осознали. Только летом 1944 года мы полностью оценили роль авиации, но было уже слишком поздно.

Еще одной причиной, повлиявшей на решение отходить, было отсутствие единого командования нашими морскими и воздушными силами. При таких обстоятельствах корабли 9-го Флота в принципе не могли ожидать взаимодействия с базовой авиацией, которое требовалось, чтобы прикрыть наш отход в светлое время суток.

Учитывая все, что стало известно теперь, я могу назвать две тяжелейшие ошибки, допущенные японских флотом во время боев за Гуадалканал. Мы попытались одновременно вести крупные операции в направлении бухты Милн и Гуадалканала, а также слишком рано отошли после победы у острова Саво. Я сыграл свою роль в каждой из этих ошибок. Обе ошибки стали результатом слишком самоуверенных заявлений армии, нашей плохой связи с ней, а также недооценки противника.

Именно это открыло американцам дорогу на Токио.

Так как адмирал Микава командовал японской эскадрой, участвовавшей в бою у острова Саво, он попросил ознакомить его со статьей капитана 1 ранга Омаэ, чтобы уточнить детали. Ниже мы приводим его комментарий.

Я прочитал статью Тосикадзу Омаэ «Бой у острова Саво» и нашел исчерпывающей и хорошо написанной. В ней изложены все самые важные факты боя, насколько я его помню. Есть лишь несколько мелких деталей, которые я хотел бы подчеркнуть особо.

Когда я в конце июля 1942 года прибыл в Рабаул в качестве командующего 8-м Флотом, не было никаких признаков того, что сонные Соломоновы острова вскоре станут ареной ожесточенных боев. Тем не менее, я осознавал мобильность американских авианосных соединений, а потому приказал своим тяжелым крейсерам находиться в более безопасном тыловом Кавиенге, а не в Рабауле.

В организации наших командных структур имелись серьезные недостатки, так как моя власть распространялась только на морские сухопутные операции в зоне ответственности. Действия авиации были мне совершенно неподконтрольны. Например, я обнаружил, что не существует никакой программы или плана обеспечения самолетами новой авиабазы на Гуадалканале, и я ничего с этим не мог поделать.

Как только 7 августа нам сообщили о высадке американцев на Гуадалканале, и стал понятен масштаб вражеской операции, я решил использовать все силы, находящиеся в моем распоряжении, для уничтожения вражеских кораблей. Для этого я избрал ночной бой, так как не имел воздушной поддержки, на которую можно было бы положиться. Ночной бой является единственным, в котором фактор прикрытия с воздуха не имеет решающего значения. С другой стороны я был совершенно уверен в своих кораблях и экипажах и знал, что усилия японского флота на подготовку к ночным боям дают все основания рассчитывать на успех, даже если авиация нас не поддержит.

В ходе операции меня всерьез тревожили два обстоятельства. Первое: вражеские авианосцы могли атаковать мои корабли и повторить свой успех в битве при Мидуэе до того, как мы достигнем района высадки. Второе: нам приходилось идти к Гуадалканалу по плохо известным водам Соломоновых островов, не имея надежных карт. Но все опасения рассеялись, когда мы миновали линию дозора вражеских эсминцев к западу от острова Саво. После этого я был уверен в успешном исходе ночного боя.

Элемент внезапности сработал в нашу пользу и позволил нам уничтожить все цели, взятые под обстрел. Однако на меня произвели большое впечатление смелые действия северной группы американских крейсеров. Они сражались героически, хотя получили серьезные повреждения еще до того, как успели открыть огонь. Если бы они получили предупреждение хотя бы за несколько минут до нашего появления, результат боя мог оказаться совершенно иным.

Перед боем я приказал сбросить за борт все легковоспламеняющиеся грузы (авиационное топливо и глубинные бомбы), чтобы уменьшить опасность возникновения пожаров после попаданий снарядов. И если мои корабли так и не загорелись, то на американских кораблям сразу после попаданий мы наблюдали многочисленные сильные пожары, которые быстро выходили из-под контроля.

Причины, по которым мы не атаковали вражеские транспорты, мистер Омаэ изложил точно. Именно они повлияли на мое решение в тот момент. Теперь мы знаем, что именно транспорты помогли американцам закрепиться на Гуадалканале. Мы также знаем, что наша армия не сумела выбить их с острова. И мы знаем, что американские авианосцы находились слишком далеко, чтобы атаковать мои корабли. С этим знанием легко говорить, что иное решение было бы более разумным. Но и сегодня я верю, что мое решение, основанное на имевшейся тогда информации, не являлось ошибочным.

Гунити Микава