Глава 8. Слава и мечи

Чем опаснее вызов человеку, тем прекраснее ответ.

Арнольд Тойнби

Непосредственно перед награждением Дубовыми Листьями в Берхтесгадене Эрих и другие пилоты были предупреждены, чтобы они не смели говорить с Гитлером о положении на фронте, оружии, тактике и других опасных предметах. «Здоровье фюрера оставляет желать лучшего», — таким было объяснение запрета сообщать Гитлеру неприятные вещи. Эрих быстро убедился, что эта тщательная изоляция дала свои плоды — германский лидер совершенно не представлял истинного положения дел.

После вручения наград, фюрер провел полчаса с белокурым лейтенантом из Штуттгарта и другими пилотами. Мощная аура власти, исходящая от Гитлера, быстро рассеяла остатки праздничного настроения, сохранившиеся после поезда, и Эрих ощутил себя мальчишкой, пока слушал диктатора. Когда Гитлер вошел в огромный зал в Орлином Гнезде, он излучал энергию, которая приковала внимание Эриха. Даже такие сильные личности, как генерал Гейнц Гудериан поддавались магнетическому влиянию Гитлера, не говоря уже о простых офицерах. Он управлял ими, подавляя свой силой воли. И теперь Эрих, которому исполнился всего 21 год, получил незабываемую возможность ненадолго испытать на себе влияние личности Гитлера.

Фюрер обнаружил детальное знание ситуации в воздухе на Восточном Фронте. Но на 1942! Он знал все о превосходстве Ме-109 над советскими [114] самолетами. Но периода лета 1941! Тогда большинство русских машин было устарелых образцов и имело плохие характеристики. Гитлер знал все о системах вооружения и помнил множество технических характеристик. Однако это были вчерашние знания.

Эрих был разочарован, когда стало очевидно, что Гитлер, вполне способный правильно оценивать факты, тем не менее не представляет истинного положения Люфтваффе на Восточном Фронте. Были приняты особые меры предосторожности, чтобы оставить его в неведении под предлогом заботы о здоровье. Эрих задал себе неизбежный вопрос: «Если Гитлеру намеренно подают неверную информацию, то зачем?»

Когда Гитлер завершил свой разговор о положении на Восточном Фронте, он спросил собранных пилотов, что они думают об атаке строя американских бомбардировщиков? Фюрер болезненно воспринимал слабость германской ПВО. Курт Бюхлиген и другие асы, которые сражались на Западном Фронте считали, что необходимо дальнобойное оружие, например ракеты, чтобы сражаться с тяжело вооруженными «Крепостями». Они также просили увеличить число истребителей, чтобы получить возможность отгонять многочисленные американские истребители сопровождения.

Гитлер внимательно слушал. Он сказал, что производство истребителей быстро увеличивается. Создаются и улучшаются ракеты. Затем он так охарактеризовал общую военную обстановку собравшимся фронтовым офицерам:

«Когда англо-американцы откроют свой Второй Фронт, мы устроим им второй Дюнкерк. Подводные силы получают новые лодки, которые перережут атлантические коммуникации. На Восточном Фронте мы строим прочные оборонительные позиции. Русские истекут кровью, штурмуя их».

Фюрер говорил спокойно и уверенно. Магнетическое влияние его личности ощущалось почти физически. Эрих обнаружил, что его охватывает таинственное излучение, несущее с собой уверенность, которую излучает фюрер. Когда он обменялся рукопожатием с Гитлером, перед тем, как покинуть ставку, Эрих решил, что видит оптимиста, окруженного низкими лакеями и оппортунистами. То, что фюрер огражден от реальности стеной лжи, было очевидно. Такое положение не могло удовлетворить фронтовика. Однако Эрих был не единственным, кого беспокоил ход войны.

В Штуттгарте он нашел свою возлюбленную встревоженной и испуганной, несмотря на очевидную радость новой встречи. Любимое лицо Уш мрачнело каждый раз, когда разговор касался войны, этого жестокого тирана, который держал их в разлуке, ограничивая счастье несколькими днями встреч, в перерывах между которыми Эрих играл со смертью. [115]

«Эрих, война идет все хуже и хуже для Германии, — сказала она. — Даже пропаганда не может скрыть правду. Американцы прилетают днем, а англичане — ночью. Даже Берлин бомбят все чаще и чаще».

Эрих попытался успокоить ее.

«Фюрер говорил нам о новом оружии, которое уже создано и испытывается. Возможно, оно повернет события и позволит закончить войну».

Эрих говорил все это, сам не веря своим словам. И Уш чувствовала это.

«Эрих, мы не знаем, как она закончится. Может, нам пожениться сейчас, пока у нас есть возможность. Кто знает, что с нами может случиться дальше».

Эрих отчаянно хотел сказать «да». Однако воспоминания о мясорубке Восточного Фронта были слишком свежи в памяти. Там постоянно сбивали хороших пилотов, которые либо погибали, либо попадали в плен. Он мог стать следующим. Это было бы плохим началом совместной жизни — оставить Уш вдовой или, что еще хуже, женой искалеченного отставного пилота. Когда он взял ее лицо в ладони, то почти был готов сдаться. Но все-таки кое-как сумел сказать то, что считал правильным.

«Уш, дорогая, мы ДОЛЖНЫ подождать. Возможно, через пару месяцев все переменится», — Эриху было всего 22 года, и это пока еще сильно влияло на его решения.

Однако Эрих не сумел изобразить такой же уверенный оптимизм перед своим отцом. Когда он вошел в свой дом, мать с восхищением уставилась на Дубовые Листья, висящие у него на шее.

«Смотри, отец, какую красивую награду получил твой сын».

Тень гордости промелькнула на лице доктора Хартманна, когда он смотрел на Эриха и улыбающуюся жену. Он коротко глянул на Дубовые Листья, пробормотал, что они действительно симпатичны, и сел в свое кресло-качалку. И потом помрачнел.

«Все, что ты делаешь как пилот, Эрих, просто прекрасно. Однако ты должен понимать, что Германия уже разгромлена. Необратимо разгромлена. — Доктор Хартманн поднял городскую газету. — Даже эти фантастические сказки Геббельса больше не могут скрыть правду».

«Но, папа, фюрер говорил...»

«Эрих, начиная с 1933 года, фюрер наговорил много чего. Большая часть сказанного оказалась неправдой. По словам Геббельса наши армии в России «наступают» к собственным границам. Неужели ты не веришь собственным глазам, когда пролетаешь в России над линией фронта?»

Эрих поднял руки.

«Ты прав, папа. Мы отступаем повсюду». [116]

«Тогда будь готов, что все это закончится. Я готовлюсь помочь тебе начать изучать медицину в Тюбингене, так как я не верю, что эта ужасная борьба затянется. Человечество сошло с ума».

Две недели в Штуттгарте промелькнули быстро. Когда Эрих попрощался со своими родителями и Уш, то впервые подумал, что впереди осталось не так уж много полетов. Когда он вернулся на Восточный Фронт в III группу JG-52, слова отца и Уш боролись в его голове со слепой верой в предсказанию фюрера. Он не мог выбрать между оптимизмом и пессимизмом, но когда сел на аэродроме 9 эскадрильи под Лембергом, все нравственные терзания завершились. Дело прежде всего.

Он вернулся на фронт 18 марта, и сразу же получил хорошую новость. Как только Эрих откинул фонарь кабины, к нему тут же подскочил адъютант эскадрильи. Эрих вылез и самолета и отдал его на попечение Биммеля. Адъютант потряс ему руку.

«Добро пожаловать, Буби, и поздравляю».

«С чем?»

«Ты теперь обер-лейтенант Хартманн. Кроме того, получено официальное подтверждение твоих 201 и 202 побед».

На ночной пирушке по случаю нового звания Эрих обнаружил, что грустный осадок от последнего отпуска отравляет праздник, хотя пилоты пили за его здоровье и удачу. Дружеская болтовня на помогала. Пилоты обсуждали тревожащую их способность американских истребителей летать над Германией, прикрывая свои бомбардировщики. Опасения пилотов относительно этого предмета были более серьезными, чем их собственные дела на Восточном Фронте. До Эриха долетали обрывки разговора.

«Я хотел бы схватиться с «Мустангами»... Тогда мы увидим, действительно ли они так хороши...» «Ралль говорит, что они быстрее «Спитфайров» и более живучи...» «Ты знаешь, что «Мустанги сбили Мюнхельберга над Северной Африкой?» «Да, и еще я слышал, что Оэсау попался возле Аахена...» Разговор тянулся бесконечно. Наконец произнесены последние тосты и выпита последняя бутылка. Пилоты сквозь дождь побрели к своим палаткам отсыпаться. Сегодня полетов не будет, даже если над аэродромом появятся те самые «Мустанги».

На рассвете взлетная полоса представляла собой массу залитых водой канав и скользкой, грязной травы. Условия были просто идеальными для аварий Ме-109, который имел узкое шасси и был достаточно трудно управляем на взлете. По крайней мере 6 месяцев 7 эскадрилья действовала в условиях предельного напряжения, постоянно меняя базы под давлением Красной Армии, в плохих погодных условиях, испытывая проблемы со [117] снабжением. За последние 4 месяца 1943 эскадрилья сменила не меньше 13 баз. Дневник JG-52 так описывает положение в Лемберге весной 1944:

12 марта — 22 марта 1944.

«Из-за плохой погоды поле очень мокрое. Так как гусеничные тягачи не могут двигаться, самолеты приходится тащить к пунктам заправки вручную. Это сильно влияет на боеготовность. Масляные радиаторы приходится постоянно отмывать водой, чтобы не допустить перегревания».

И позднее:

«22 марта группа должна была перелететь в Каменец-Подольский. Однако это оказалось невозможным по погодным условиям. Штабное звено попыталось вылететь, однако было вынуждено вернуться из-за сильной метели. Перебазирование было выполнено 23 марта в сильную метель при потолке облачности всего 100 метров. Тем временем противник подошел так близко, что наша артиллерия развернулась прямо на аэродроме».

Такими были условия действий на Восточном Фронте, которые часто описывают, как легкую прогулку для летчиков-истребителей.

Спорадические операции продолжались весь март. Основная нагрузка выпала III группе. 21 марта это подразделение добилось 3500 победы. К концу марта вся группа покинула советскую территорию и присоединилась к 9 эскадрилье в Лемберге. Там Эрих сбил еще несколько самолетов после своего возвращения на фронт 18 марта.

Крошечный аэродром Лемберга был вынужден принять гораздо больше истребителей, чем позволяли его скромные технические возможности и единственная взлетная полоса. Долгая рулежка и ожидание взлета значительно сокращали оперативный радиус и вынуждали возвращаться из полета значительно раньше, чем обычно. Эрих часто был вынужден возвращаться, проведя в районе охоты всего несколько минут, так как представлял положение на аэродроме. Ему приходилось болтаться в воздухе по 10 — 15 минут, ожидая своей очереди на посадку. Если не считать самой полосы, весь остальной аэродром Лемберга представлял собой просто предательское болото.

Положение в воздухе на Восточном Фронте было уже сложным в феврале — марте во время отступления немцев. Оно стало просто тяжелым в начале апреля. Американские четырехмоторные тяжелые бомбардировщики начали налеты на румынские нефтяные месторождения. Командир JG-52 полковник Храбак давно предвидел это и с тревогой посматривал на южный фланг. Он знал, что появление американских самолетов с баз в Италии просто неизбежно. Американское наступление привело к приказу JG-52 перебазироваться в Румынию. [120]

Привыкшие к пожарным перебазирования, Эрих и его 9 эскадрилья сначала смотрели на перевод в Румыния, как на дежурный перелет. 9 эскадрилья должна была разместиться в городе Роман. Перелет истребителей оказался простым, зато перебазирование наземного персонала и техники вылилось в длинное и опасное приключение. Когда Ju-52 с оборудованием попытался перелететь через Карпатские горы, машина обледенела и разбилась. В результате, остальным Ju-52 пришлось добираться через Вену, Белград и Бухарест, сражаясь с плохой погодой.

Положение окончательного хаоса, которое воцарилось в Люфтваффе, лучше всего иллюстрирует очередное решение Верховного Командования. Послав III группу JG-52 в Роман, командование тут же приказало ей перелететь в Крым. Была совершена последняя попытка остановить наступление русских на юге и обеспечить защиту отступающих немецких войск от орд русских самолетов.

Действуя из Зарнешти возле Цилистеа с середины апреля 1944, эскадрилья Эриха сразу начала наносить красным ВВС тяжелые потери, несмотря на все сложности со снабжением. Нагрузка на Эриха возросла еще больше, когда Верховное Командование приказало отправить всех пилотов, имеющих 5 и более побед, в авиацию ПВО рейха. На их место приходили зеленые пилоты, некоторые из них имели менее 100 часов налета. Их отправляли в бой при соотношении сил 1 : 30. Однако Эрих и здесь оставался на высоте, не потеряв ни одного ведомого.

Эти молодые пилоты попадали на фронт, имея недостаточную летную подготовку. Хуже того, они были обучены старым методам маневренного боя. Эриху приходилось в кратчайшее время попытаться передать им основы собственного опыта.

«Если вы видите вражеский самолет, вы совсем не обязаны тут же бросаться на него и атаковать. Подождите и используйте все свои выгоды. Оцените, какой строй и какую тактику они используют. Оцените, имеется ли у противника отбившийся или неопытный пилот. Такого пилота всегда видно в воздухе. Сбейте ЕГО. Гораздо полезнее поджечь только одного, чем ввязываться в 20-минутную карусель, ничего не добившись. Все вражеские пилоты увидят сбитый самолет, что окажет серьезное психологическое воздействие.

Однако есть несколько вещей, которые гораздо важнее для общей картины, чем отдельные победы. Русские ВВС уже имеют численное превосходство, и оно растет с каждым днем. Если вы добились победы, но потеряли своего ведомого, вы ПРОИГРАЛИ бой. Всякий, кто допустит такое, больше не поведет звено. С того самого дня, как вы совершите свой первый [121] боевой вылет, вы должны думать. Думать, как никогда в жизни. Летайте головой, а не мускулами. Это самый лучший совет, какой я могу вам дать».

Этот совет, когда ему следовали, спас жизни многим молодым немецким пилотам.

18 апреля 1944 из штаба Галланда пришел приказ перевести Гюнтера Ралля и Вальтера Крупински в авиацию ПВО рейха. Это были два лучших пилота JG-52 и самые грозные истребители. Ралль все еще имел на 50 побед больше, чем Эрих, однако его лучшие дни были уже позади. В качестве командира JG-11 на Западном Фронте он добился еще нескольких побед, доведя свой счет до 275 сбитых самолетов, однако новое ранение и последовавшая болезнь окончательно вывели его из строя.

Это было его прощание с Эрихом. Казалось, Ралль интуитивно предчувствовал, что динамичный юнец скоро достигнет вершины. Ралль оказался прав. Лейтенант Вилли Батц принял командование группой у Ралля, а Эрих был временно переведен в другую группу для действий в Крыму. Это принесло ему еще несколько побед.

В апреле 1944 Эрих одержал очередные 9 побед. 3, 4 и даже 5 вылетов в день были делом совершенно обычным. Это продолжалось и в мае. В период с 10 апреля по 10 мая Эрих со своим бывшим ведомым обер-фельдфебелем Иоахимом Биркнером сбили 21 самолет. Однако успехи Эриха не ослепляли его. Отступление из Крыма было неизбежным. JG-52 убывала, оставив позади себя 8 самолетов. Эрих входил в состав этого арьергарда. Однако к 9 мая 1944 непрерывные атаки Советов привели к тому, что уцелел всего 1 Ме-109. Нужно было спешить с эвакуацией.

Ме-109 показал себя надежной рабочей лошадкой в трудных условиях. Несколько побитых истребителей еще могли летать. С них сняли радиостанции и бронеспинки за сиденьем пилота. Техники выполнили эти спешные модернизации, а потом заползли в тонкие, как карандаш, фюзеляжи истребителей, по 2 человека в самолет, полагаясь на искусство Эриха и других пилотов 7 эскадрильи{13}.

Эрих Хартманн так вспоминает об этой эвакуации:

«После снятия радиостанции и бронеспинки вы получали багажное отделение длиной 4 — 4,5 фута. Маленький человек мог заползти туда, прижав свою голову к голове пилота.

Во время спешной эвакуации Крыма я запихивал по 2 человека в фюзеляж, [122] чтобы их не захватили русские. После снятие панели управления радиостанции образовалось достаточно большое отверстие, которое позволяло человеку залезть внутрь.

Если люди лежали один на другом, то на самом деле в фюзеляже Ме-109 могли поместиться по 4 человека. Проблем с мощностью мотора не возникало, оставался достаточно большой запас. Я нес пару контейнеров с 30-мм пушками под крыльями и 2 человек. Если бы имелось хоть немного больше места, я полагаю, что сумел бы забрать и 5 или 6 человек».

Эрих привел свою эскадрилью в Цилистеа. I группа действовала в районе Зарнешти, чтобы прикрыть пехоту от атак вездесущих штурмовиков. К 18 мая 1944 крымская эпопея германской армии завершилась. Эскадрилья Эриха получила приказ снова лететь в Роман в Румынию, где передовая команда готовила базу. Из Романа начались операции против В-17 и В-24, наносивших удары по целям в Румынии, чтобы вывести эту страну из войны.

К концу мая Эрих имел еще 32 подтвержденные победы, кроме 9 побед в апреле. Во время одного из майских вылетов интуиция спасла его от гибели при атаке агрессивного русского пилота. По оценкам разведки Люфтваффе, севернее Ясс против потрепанных эскадрилий JG-52 действовали примерно 375 русских истребителей и 370 штурмовиков.

29 мая Эрих провел удачный вылет и возвращался на свою базу в Романе в сопровождении ведомого лейтенанта Ори Блессина. Эрих немного устал и позволил себе мысленно отвлечься, размышляя о пирушке, которую они запланировали на ночь вместе с лейтенантом Батцем, новым командиром группы. Вилли за 3 вылета сбил 14 самолетов. Хороший товарищ, Вилли несколько лет не мог найти себя, как пилота, однако сейчас дела у него пошли.

Находясь над своей территорией, Эрих лениво размышлял о вечеринке и отдыхе. Будет шнапс, песни и румынские девочки. Вечеринка будет отдыхом от изматывающего напряжения боев. Хотя наступившие дни, как считал Эрих, давали все меньше и меньше оснований для праздников.

Только всегдашняя интуиция отвлекала Эриха от приятных размышлений подобно удару электричества. Эрих обернулся, чтобы убедиться, что ведомый следует за ним. Блессин находился на месте, где ему и положено. Однако позади него виднелся непрошеный третий — истребитель красных, который готовился сбить ведомого Эриха.

«Вправо! Вправо и крутое пике!» — закричал Эрих в микрофон.

Лейтенант Блессин был сообразительным молодым пилотом. Он немедленно выполнил маневр уклонения, и трассирующие пули русского пронизали [123] воздух там, где секунду назад находился истребитель Блессина. Русский пошел вниз за пикирующим немецким истребителем. Эрих заложил правый вираж и погнался за русским. Все 3 самолета на полном газу, мчались к земле. Пока Эрих сближался с русским, этот пилот не оглядывался и не выполнял никаких маневров. Он сосредоточил все свое внимание на цели. Русский так сильно хотел сбить Блессина, что совершенно забыл о своем хвосте.

Эрих понимал, что может сбить русского, если правильно сманеврирует. Блессин должен был следовать его приказам.

«Карая-2. Ручку на себя. Широкий разворот вправо, чтобы я мог сблизиться с врагом».

Блессин повиновался. Эрих довернул, чтобы перехватить выполняющий вираж русский самолет и скоро приблизился к нему вплотную справа сзади.

«Посмотри назад, Карая-2. Ты увидишь, что происходит, когда не следишь за хвостом».

Эрих нажал гашетки, и пушка и пулеметы выплюнули струю огня. Снаряды и пули обрушились на русский истребитель. Взрыв заставил машину русского подпрыгнуть, и она закувыркалась вниз, разбрасывая горящие обломки и сильно дымя. Видя последний взрыв на земле, Эрих покачал головой. Как легко все могло обернуться иначе. Он сам и Карая-2 вполне могли сейчас быть этим самым костром. Русский мог сбить и его, и Блессина точно таким же образом. Однако интуиция предупредила его, заставив вовремя оглянуться. А ведь дым сейчас мог подниматься от погребального костра Эриха Хартманна. Они вернулись в Роман более ошарашенные, чем обрадованные.

К концу июня 1944 Эрих имел 247 побед, которые он одержал в течение 12 месяцев участия в боях. Он был более известен русским, чем большинству товарищей по Люфтваффе. Эриху предстояло сбить 250 самолетов, чтобы вступить в группу «бессмертных». 1 июля 1944 Эрих Хартманн добился этого, а вместе с 250-й победой пришла и настоящая слава. И еще раз в биографии Белокурого Рыцаря появился прочный штурмовик.

Летя над слоем рваных облаков, Эрих заметил 3 штурмовика Ил-2, которые обрабатывали позиции германской артиллерии. Русские намеревались спокойно уничтожить свою цель. Они кружили на малой высоте, обстреливая батарею. И они полностью забыли о своих хвостах.

Толкнув ручку вперед, Эрих пошел в пологое пике, оказавшись сзади и ниже штурмовиков. Он не стрелял, пока расстояние не сократилось до 50 ярдов. Первый русский взорвался сразу, и Эрих отвернул, чтобы атаковать [126] второй Ил-2. Он дал очередь в упор, и русский, загоревшись, пошел вниз. Новый заход на третий штурмовик, очередь, и еще один взрыв. Уходя с места боя, Эрих с удовлетворением оглянулся на 3 столба дыма, отметившие места падения штурмовиков.

Белокурый рыцарь стал вторым пилотом JG-52, добившимся 250 побед. Первым был Гюнтер Ралль. Лишь небольшая горстка асов добилась такого же результата. Майор Вальтер Новотны, который вскоре погиб на реактивном Ме-262 в бою с американскими тяжелыми бомбардировщиками, был первым. Следующим был Ралль, за ним шли Герд Бакгорн и Отто Киттель из JG-54. Всего лишь пять пилотов. Эрих стал последним. Больше в этот клуб не вступил никто.

Биммель Мертенс и остальные техники похлопали своего молодого командира по спине и занялись самолетом. Остальные пилоты эскадрильи потащили счастливого Белокурого Рыцаря в столовую. Пирушка шла полным ходом, когда ворвался Биммель. Выражение его лица моментально погасило ликование собравшихся.

«Что случилось, Биммель?» — спросил Эрих.

«Оружейник, герр лейтенант».

«Что-то не так?»

«Нет, все в порядке. Просто вы сделали всего 120 выстрелов на 3 сбитых самолета. Мне кажется, вам нужно это знать».

Шепот восхищения пробежал среди пилотов, и шнапс снова полился рекой. Вилли Батц, хотя и был командиром группы, праздновал вместе с ними. Когда пирушка начала тускнеть, принесли сообщение из ставки Гитлера, что обер-лейтенант Эрих Хартманн награжден Мечами к своему Рыцарскому Кресту. Это была следующая за Дубовыми Листьями степень Железного Креста.

До сих пор только один обер-лейтенант был награжден Мечами. 18 мая 1942 Мечи получил командир эскадрильи в JG-52 обер-лейтенант Герман Граф. Это случилось 2 года назад. Пилоты-истребители Люфтваффе, награжденные Мечами, были живыми легендами — классические герои Галланд, Мёльдерс, Лютцов, отважные дьяволы Генц Бэр и Оэсау, умелые лидеры Ралль, Илефельд, Бакгорн, известные на весь мир Марсель и Новотны.

Награждение Мечами ставило Эриха в ряды самых известных солдат Германии. Эта потрясающая новость дала новый толчок пирушке. Пилоты подняли Эриха на плечи и потащили его вокруг зала. «Карая-1! Карая-1! Schwerten (Мечи) для Карая-1!..» Смех и песни больно били Эриха по голове. Временами он словно уплывал из зала, где люди чествовали его. Все происходящее казалось ему [127] почти нереальным. Его мысли обратились к преданному Биммелю, который сейчас торчал на аэродроме, обихаживая Караю-1, верный самолет, который еще ни разу не подвел Эриха. Затем его мысли полетели в Штуттгарт, где его сердце могло найти отдых от всех жизненных треволнений.

Получить Мечи было здорово. Это означало еще один короткий отпуск, который он мог провести рядом с Уш. Эта война была настоящим безумием. Ему приходилось день за днем играть в кошки-мышки со смертью. Успех означал побрякушки, лесть и попойки. Он гонялся за русским парнями и убивал их, а они мечтали убить его. Это было безумие. Единственное, чего он желал — находиться рядом с Уш.

Все, кто в ту ночь праздновал в баре, видели Эриха Хартманна каким-то рассеянным и отсутствующим. Изредка появлявшаяся на его лице улыбка была достаточно счастливой, но глаза оставались печальными. Когда молодые пилоты праздновали награждение Эриха второй по значению наградой рейха, он был рядом с ними, но не вместе с ними. Мечи получали генералы и фельдмаршалы, а также горстка отважных фронтовых бойцов. Это была огромная честь, но Эрих давно перестал быть восторженным юнцом, который получал Рыцарский Крест и Дубовые Листья. И его визит в ставку Гитлера в Растенбурге, Восточная Пруссия, тоже принес ему мало радости.

3 августа 1944 Эрих оказался в деревянном бараке, где Гитлер пережил 20 июля взрыв бомбы. Само здание еще сохранило следы взрыва. Стены были изрешечены, а на полу виднелись следы огня. Однако Гитлер принял десятерых героев Люфтваффе именно здесь{14}.

Гитлер двигался медленно. Эрих был просто потрясен его неуклюжестью. Когда они обменивались рукопожатиями, Гитлер протянул левую руку, а правая осталась безвольно висеть. После взрыва он оглох на правое ухо, и фюреру теперь приходилось поворачиваться левым боком к собеседнику. Он превратился в тень человека, которого Эрих видел в Берхтесгадене. Однако он все-таки сумел произнести речь перед своими фронтовиками. Больше всего Хартманну запомнились следующие слова:

«Никогда я не верил, что германский офицер может оказаться подобным предателем. Просто невероятно, что он подложил бомбу, чтобы убить меня, а сам попытался спастись. Любой офицер, находившийся вместе со мной в тот день, мог вытащить пистолет и застрелить меня в упор. Я никогда не шарил по карманам германских офицеров. [128]

Мне жаль, что я пережил этот предательский акт, тогда как много хороших людей погибли или были ранены. Бог спас меня. Прежде всего я выловил этих предателей. Я обнаружил, что мой Генеральный Штаб не говорит мне правды. Большинство моих генералов, исключая Шернера, Моделя и Роммеля, не понимает своих обязанностей. Они прибегают ко мне, крича о тяжелых боях и потерях, однако я ни разу не видел, чтобы эти генералы умирали или получали раны рядом со своими солдатами.

Я смотрю в будущее с оптимизмом. Я ожидаю, что высадка англо-американцев обернется вторым Дюнкерком. Мы имеем новое оружие неслыханной мощи, которое, я полагаю, изменит ход всей войны. Именно поэтому, я уверен, Бог сохранил мне жизнь 20 июля. Он хочет, чтобы я руководил Германией в этот решающий период».

Эрих покинул Волчье Логово подавленный мрачными предчувствиями. Фюрер с одной стороны был предельно раздражен, с другой он был полон надежды, хотя ситуация выглядела совершенно безнадежной. Его речь была медленной и спокойной, но не внушающей уверенности. Фюрер уже не мог заставить вас поверить во что-то иное, чем вы видели собственными глазами. Разрушительные силы явственно сказались на Гитлере, Германии и даже Люфтваффе.

Эрих знал, что Мечи принесли ему славу. Однако он не был рад новым достижениям, слишком глубоко на него действовали картины разрушений в Германии. Он чувствовал, что за прошедшие годы стал старше и мудрее. И он знал, что ему понадобится вся его выносливость, чтобы преодолеть испытания, ждущие впереди. [129]