Когда в октябре 1940 года Вольфганг Лют сдал командование U-138, на его счету числились потопленные суда общим водоизмещением 55000 тонн. Однако в своих рапортах он указал цифру 80000 тонн, и потому 24 октября он был награжден Das Ritterkreuz des Eisernen Kreuzes – Рыцарским Крестом Железного Креста.{Несколько непривычная формулировка объясняется тем, что Рыцарский Крест – не самостоятельная награда, а только степень Железного Креста. Поэтому краткое выражение «получить Рыцарский Крест» не совсем точно, оно звучит как «получить Первый Класс» Чего? Но все-таки так говорят. Прим. пер.} На фотографии, сделанной вскоре после награждения, Лют в синем морском мундире с орденом на шее улыбается характерной щербатой улыбкой и выглядит более чем довольным жизнью.
У него было несколько поводов улыбаться. Прежде всего, сам Рыцарский Крест. Эта награда считалась действительно высокой даже в военную пору общей девальвации наград. Это была первая награда гитлеровского Рейха, сменившая старый императорский орден Pour le Merite. Несколько старших офицеров Вермахта, например, Эрвин Роммель, имели обе эти награды. Рыцарский Крест почти никогда не вручался рядовым и унтер-офицерам и очень редко – офицерам, не занимавшим должность командира корабля или какую-нибудь другую, столь же заметную.{Например, Рыцарский Крест получил старший артиллерист линкора «Бисмарк» Адальберт Шнейдер за потопление линейного крейсера «Худ». За годы войны в подводном флоте Рыцарский Крест получили 121 командир лодки, 2 первых вахтенных офицера, 14 механиков и 7 унтер-офицеров. Прим. пер.} Имелись еще более высокие степени Железного Креста: Дубовые Листья, Дубовые Листья с Мечами, Дубовые Листья с Мечами и Бриллиантами. Но даже обычный черный с серебром крест на полосатой ленте выглядел достаточно эффектно. Ты либо его имел, либо нет. Железный Крест первого класса даже близко не стоит рядом с Рыцарским Крестом, а Железный Крест второго класса вообще считался дежурной наградой и практически ничего не стоил.
Обычно командир подводной лодки получал Рыцарский Крест после потопления 100000 тонн, а Дубовые Листья – после 200000 тонн. Но этот стандарт был довольно относительным и существовали различные исключения. Например, Гюнтер Прин получил Рыцарский Крест за потопление линкора «Ройял Оук». Сам Лют тоже не достиг требуемой отметки, однако в мае 1940 года он потопил вражескую подводную лодку, а кроме того, ему приписывали (хотя совершенно ошибочно) потопление эсминца «Гром».
Рыцарские Кресты вручались командиром флотилии или лично Деницем. В нескольких случаях награды вручал сам Гитлер. Если приказ о награждении приходил, когда офицер находился в море, экипаж изготавливал самодельный крест, чтобы командир мог вернуться в порт при полном параде. Петер Кремер, который получил эту награду в 1942 году, писал, что «командир с Рыцарским Крестом особенно ценился экипажами лодок. Он гарантировал определенную безопасность, так как молодой неопытный командир, желая во что бы то ни стало заработать орден, слишком часто действовал поспешно и опрометчиво, подвергая свою команду ненужному риску. По крайней мере, рядовые матросы смотрели на это именно так. Хотя все они были готовы сражаться, разумеется, любой из них хотел остаться в живых».
У Люта имелись и другие причины для веселья. Он успешно командовал двумя лодками и теперь получил третью, гораздо более крупную и мощную. Он уже заработал себе определенную репутацию и считался одним из «владык моря», подводным асом. Лют побывал на войне и попал на фронт до того, как завершились бои.
Личная жизнь Люта тоже складывалась вполне удачно. 25 сентября 1939 года во время отпуска он женился на Ильзе Лерх, которая жила в Засснице на острове Рюген. Ей исполнилось 24 года, и ее отцом был Отто Лерх, капитан парома на линии Зассниц – Треллеборг. Вольфганг и Ильзе переехали в жилой комплекс для моряков в Нойштадте, где жили офицеры-подводники и их семьи. Через 11 месяцев в Киле 30 августа 1940 года у них родился первый ребенок – дочь Геза.
Можно смело сказать, что женитьба и дети, которых у Люта было четверо, стали для него самой значительной, просто священной частью его жизни. Даже более значительной, чем получение офицерского звания, чем все награды и потопленные суда, более священной, чем должность командира и даже сама присяга. Лют с пылом истинного миссионера читал проповеди о ценностях семьи и брака буквально всем и каждому, в любое время и в любом месте, в море и на суше, в шутку и с убийственной серьезностью. Брак для него был единственным нормальным состоянием мужчины. Теодор Петерсен рассказывал: «Иногда ночью он поднимался на мостик, закуривал сигару и начинал говорить о преимуществах брака». А в это время лодка могла, сломя голову, нестись за североатлантическим конвоем или медленно идти Мадагаскарским проливом в 6000 миль от родных берегов.
Его пыл не мог не наложить отпечаток на взаимоотношения с экипажем. Среди матросов имелись мужья и отцы, именно они и становились мишенью. Им советовали хранить супружескую верность, чаще писать домой, покупать подарки женам и держаться подальше от женщин во время стоянок в порту. Женатым офицерам было еще хуже. Лют буквально ходил за ними по пятам во время увольнения на берег, чтобы удостовериться в благонравном поведении. Один из офицеров вспоминал: «Мы всегда ходили вместе, и в некоторых местах, которые мы посещали, можно было встретить хорошеньких женщин. Но Лют всегда смотрел, чтобы мы ограничивались выпивкой и не давали воли рукам».
Холостяков подталкивали жениться как можно быстрее, и не только потому, что брак являлся идеальным состоянием мужчины, но и потому, что Лют полагал, что женатые моряки служат лучше. Однако дружеские убеждения командира моряки воспринимали как давление, и вполне естественно, что некоторые начинали сопротивляться. Однажды в Штеттине на вечеринке, которую Лют устроил для экипажа своей последней лодки, он обошел все столики, опрашивая парочки, женаты ли они, а если нет – то почему. Один из моряков храбро ответил: «А какая здесь разница? Разве что мы получим брачный договор». По словам Петерсена, это повергло Люта в шок.
Если брак был делом хорошим, то отцовство было еще лучше. Те члены команды, которые успели стать отцами, всячески поощрялись командиром. Во время специальных праздников, вроде Дня Отца, их чествовали. Лют делал все возможное, чтобы помочь моряку, имеющему семью, вне зависимости от того, служит он в его экипаже или уже переведен на другую лодку. После того как в конце 1943 года Лют был окончательно переведен на берег, один из его бывших матросов написал ему, что его жена ждет второго ребенка, и они не могут найти подходящее жилье. Лют лично проследил, чтобы жена матроса перебралась в более обширную квартиру. Муж даже не подозревал об этом, пока в 1948 году не был освобожден из лагеря для интернированных и впервые увидел своего трехлетнего сына.
Совсем не случайным совпадением является то, что идеология национал-социализма делала упор на брак и детей. Один из его моряков говорил: «Лют всегда настаивал, чтобы мы заводили детей для того, чтобы выполнить наш долг перед Рейхом». Но было бы ошибкой думать, что Лют был примерным мужем и отцом только потому, что являлся убежденным фашистом. Более вероятно другое объяснение. Привязанность, которую он выказывал, никогда не была вынужденной. Хотя Рейх говорил мужчине, что он должен иметь детей, никто не заставлял мужчину любить их. От офицера ожидали соблюдения внешних приличий, но никто не обязывал его быть действительно порядочным человеком. И уже совершенно точно – никто не заставлял офицеров громогласно заявлять о своих привязанностях, как это делал Лют.
Если ненависть к разврату заставляла Люта следить за своими моряками в порту, она же заводила его еще дальше во время морских походов. Трудно объяснить это пуританство в его характере. Лют не являлся глубоко религиозным человеком. Он был окрещен в евангелистской лютеранской церкви, верил в бога, но не более того. Церковь Лют посещал редко. Однако его крайне заботило нравственное здоровье команды. Лют объявил войну порнографическим открыткам на переборках жилых отсеков. «Если ты голоден, не следует наклеивать изображения булок на стену», – говорил он. Он проверял книги, которые читали моряки, на предмет наличия в них грязных сцен и развратных картинок. Все, что не соответствовало его стандартам, летело за борт. Перед выходом в море он на 3 дня запрещал все увольнения, чтобы матросы не занесли на лодку венерические болезни из борделей.
Офицерам жилось не лучше, чем матросам, а скорее, даже и хуже. «Вы не должны позволять им вешать портрет фюрера на левой переборке кают-компании, а на провой – девушку с коробки французских конфет. Это признак дурного вкуса». Он не позволял ругаться в кают-компании, «но не по моральным соображениям, а потому, что подобное трудно остановить, если оно начнется. Люди очень быстро приобретают дурные привычки». Однако Лют был вынужден признать, что «офицеров следует почаще оставлять одних, чтобы дать им возможность поворчать на своего капитана».
Правильно это или нет, но подобное поведение было крайне рискованным на подводных лодках. Люта можно было считать неисправимо наивным человеком, либо наоборот – хитрейшим интриганом. Если бы он был первым, моряки быстро возненавидели бы его, начали пользоваться его слабостями, давали бы отпор попыткам вмешаться в их жизнь, игнорировали бы его внимание. Этого не происходило. Может быть, в некоторых отношениях Лют и оставался наивным, но в своих подводниках он не ошибался. Он прекрасно знал, что не офицеры научили матросов ругаться, что многие частенько посещают бордели. Поведение моряков могло его шокировать, но не удивить.
Поэтому, когда Лют пытался исправить их поведение, он делал это без злобы и надеялся хотя бы на уважение, если не на понимание. Он создал со своими моряками такие отношения, которые существуют между отцом и сыновьями. Лют ворчал, придирался, волновался, хвалил и наказывал. Он поощрял моряков не терять контакта с ним, даже если они переставали служить под его командованием. Если кому-то была нужна помощь, даже после того как он ушел с его лодки, Лют считал себя обязанным протянуть человеку руку. Поведение Люта было подлинным воплощением отцовства.
Одновременно нити помощи протягивались и из дома Люта на Тойфельберг-штрассе в Нойштадте. Центром этой сети являлась Ильзе, которая старалась поддерживать жен офицеров Люта. Те, в свою очередь, старались помочь семьям каждого члена экипажа. «Одна большая семья», – отозвался кто-то из офицеров о Лютах. Эта характеристика, услышь ее Лют, доставила бы ему большую радость.
21 октября 1940 года Лют сменил капитан-лейтенанта Вильгельма Амброзиуса в качестве командира подводной лодки U-43. Хотя Амброзиус и не был слишком известен, он все-таки добился определенных успехов. В отличие от других лодок Люта, U-43 под руководством другого командира открыла свой боевой счет. За 14 месяцев под командованием Амброзиуса были потоплены 9 судов водоизмещением 50000 тонн.
U-43 была одной из 8 океанских лодок серии IXА, введенных в строй в августе 1939 года на верфи «АГ Везер» в Бремене. U-38, на которой Лют служил под командованием Генриха Либе, принадлежала к этому же типу. U-43 имела длину 77 метров и водоизмещение 1153 тонны (в 3 раза больше, чем U-9). Ее радиус действия составлял 8000 миль, то есть вдвое больше, чем для U-138. Лодка несла 22 торпеды и была вооружена 3 орудиями, одно из которых имело калибр 105 мм.
Как писал новый командир в своей книге «Boot Greift Wieder An», внутри она напомнила ему госпиталь. Экипаж из 48 человек располагался в 4 отсеках, а не в одном; сам командир имел отдельную каюту. «Разумеется, не настоящая каюта, а просто койка в маленьком закутке, отделенном от прохода занавеской. Писать мне приходилось на крошечном столе, а чтобы умыться, нужно было убрать стол и открыть раковину умывальника». В результате U-43 значительно отличалась от U-9 или U-138. «Ничего похожего на маленьких лодках не было. Там мы все спали в одном отсеке, капитан – как можно ближе к центральному посту, чтобы в случае необходимости оказаться там как можно быстрее. Запасные торпеды находились между нашими койками, и мы все были вынуждены сидеть скрестив ноги, как арабы».{Теодор Петерсен вспоминает: «Из всех лодок Люта U-43 для меня была самой лучшей и самой надежной. Хотя иногда она брыкалась, как старая лошадь, мы всегда знали, что все в порядке, и с нами ничего не может случиться». Прим. авт.}
Лодка была построена всего год назад, и это уже начало сказываться. Лют вышел из Лориана в свой первый поход 10 ноября 1940 года, но вскоре обнаружилась течь в одной из топливных цистерн. За лодкой волочился длинный радужный хвост солярки. Лют немедленно вернулся в порт, и на ремонт потребовалась целая неделя.
17 ноября он снова вышел в море и полным ходом пошел на запад, чтобы как можно быстрее удалиться от берега, так как вражеские самолеты начали атаки лодок, идущих в надводном положении. Это был первый поход Люта на U-43, и многие матросы тоже впервые попали на лодку этого типа. Поэтому Лют часто проводил аварийные погружения, маневрировал в подводном положении, заставлял перезаряжать торпедные аппараты. Времени для учений у него оказалось достаточно, так как почти месяц U-43 должна была вести метеорологические наблюдения. Ее единственной обязанностью была передача рапортов о состоянии погоды в штаб подводных сил. Эту роль ненавидели все подводники. И еще раз добавим, что подводная лодка эффективна, лишь когда используется активно, для уничтожения вражеских судов.{Весьма своеобразный взгляд на обеспечение операций. То-то глупый Дениц развернул систему метеорологических станций от Гренландии до Бразилии, используя береговые посты, малые суда, подводные лодки. Американская военно-морская академия знает лучше, что и как следовало делать. Между прочим, когда в 1941 году линейные крейсера «Шарнхорст» и «Гнейзенау» совершили вылазку в Атлантику, метеоролог эскадры был награжден Железным Крестом, так как именно его прогноз помог адмиралу Лютьенсу выбрать время и место прорыва через линию британских патрулей. Впрочем, командиры лодок действительно не любили подобные задания. Прим. пер.}
Только через 2 недели, уже в декабре, Лют вернулся на поле боя. 1 декабря в 18.43 он перехватил сообщение командира U-101 Эрнста Мергенсона о находящемся неподалеку конвое. Вероятно, это был идущий на запад ОВ-251, который до долготы 17º5' W сопровождали старые эсминцы «Виконт» и «Вэнкуишер» и корвет «Дженшиэн», либо идущий на восток быстроходный конвой НХ-90, который встретили те же самые корабли, и который атаковал сам Мергенсон.
Лют направился в точку, указанную Мергенсоном, и всю ночь лодка шла полным ходом. Корабли конвоя ОВ-251 были замечены 2 декабря в 6.20. Встреча произошла на долготе 18º30' W, немного западнее точки поворота эскорта. Торговые суда больше не имели сопровождения, однако они еще не успели рассыпаться, и с мостика U-43 были замечены несколько транспортов.{Автор по какой-то неизвестной причине полагает, что в сомкнутом строю конвой шел лишь под прикрытием военных кораблей. Так как в 1940 году у англичан не хватало эскортных кораблей, среднюю часть океана конвои пересекали без охранения, но конвой расформировывался лишь при подходе к пункту назначения, то есть у берегов Северной Америки. Безграмотность горе-историка просто ужасает. Прим. пер.}
Если бы Лют был осторожным, терпеливым и методичным командиром, он мог бы потопить несколько неохраняемых транспортов. Это было бы настоящее побоище. Но самоуверенность подвела Люта, U-43 потопила всего 2 транспорта и едва уцелела сама.
В 9.01 Лют поразил двумя торпедами теплоход «Пасифик Президент». Судно затонуло в течение 3 минут.
Через 40 минут он выпустил 2 торпеды в другое британское судно – танкер «Виктор Росс». Обе торпеды попали в цель, одна в носовую часть, другая – в кормовую. Танкер слегка осел, но тонуть не собирался. Более того, он продолжал двигаться, хотя и довольно медленно. Лют подошел на расстояние 1500 метров, чтобы нанести решающий удар.
Он выпустил торпеду, но та прошла мимо. Тогда Лют подошел к танкеру на расстояние всего 300 метров. Он попытался утопить его четвертой торпедой, но танкер развернулся, чтобы протаранить лодку. Лют дал машинам «стоп», чтобы выпустить торпеду. Когда «Виктор Росс» начал разворачиваться на него, лодка стояла и не могла уклониться, давать задний ход было уже поздно. Противник знал это и шел прямо на U-43, хотя она выпустила четвертую торпеду. «Бессмысленная ситуация... глупая». Лют был вынужден срочно погружаться, прямо под форштевнем британского танкера.
Термин «срочное погружение» для подводников ненужная тавтология, любое погружение выполняется спешно. Однако стоящая на месте лодка не может погрузиться так же быстро, как имеющая ход, так как во втором случае ей помогают горизонтальные рули. Единственное, что мог сделать Лют – приказать заполнить балластные цистерны, чтобы лодка вертикально ушла под воду, пока тонущий «Виктор Росс» надвигался на нее.
Он находился близко, почти вплотную, но все-таки промахнулся. Лют прошел у него под кормой и проследил, как танкер тонет, задрав корму в воздух. Четвертая торпеда попала в цель, и «Виктор Росс» затонул на глазах у немцев. Тем временем, остальные суда конвоя ОВ-251, которые находились на расстоянии от 3 до 5 миль, полным ходом удирали на запад.
Но Лют их не преследовал. В полдень U-43 имела стычку с одним из судов конвоя. Оно неожиданно выскочило из дождевого шквала и бросилось прямо на лодку, вынудив ее погрузиться. Сброшенные глубинные бомбы повредили оба перископа, что Лют обнаружил, когда снова поднялся на поверхность.
Лют все-таки продолжал следовать за конвоем на запад, однако на следующее утро он все-таки был вынужден повернуть назад. Не потому, что не мог атаковать торговые суда, а потому, что в топливных цистернах открылась течь.
Корабли конвоя ОВ-251 вели себя очень агрессивно, и ни судно одно больше не было потоплено подводными лодками. Вскоре после этого отдел противолодочной войны британского Адмиралтейства детально проанализировал атаки конвоев ОВ-251 и НХ-90 и сделал следующие заключения:
«Подводная лодка «S».
59. 1 декабря
в 11.24 лодка находилась в квадрате <56 – 57º N, 16 – 18º W>.
Конвой ОВ-251 прошел через южную часть этой зоны вечером 1 декабря.
Поэтому очень велика вероятность, что именно та лодка, которая утром 2 декабря торпедировала «Виктор Росс» и «Пасифик Президент». Она могла позднее потопить «Виктория Сити».
Вскоре после этого лодка, которой, предположительно, командует ВИКТОР ШЮТЦЕ, вернулась в Лориан».
Подобные рапорты делались на основе опроса множества свидетелей, анализа фактов и разведданных, однако они не всегда были точны. В этом верным оказалось лишь одно предположение. U-43 действительно находилась в указанном районе 1 декабря, и именно Лют потопил первые 2 судна. Однако не он потопил «Виктория Сити» (вероятно, это судно было потоплено U-140), и звали его не Виктор Шютце.
В бортовом журнале U-43 «Пасифик Президент» указан как «судно около 9000 тонн с 3 грузовыми люками в носовой части и 4 в кормовой, очень большое, длиной около 150 метров». Командиры подводных лодок в Северной Атлантике не имели ни времени, ни желания точно опознавать потопленные суда, если только они не могли сделать это с помощью захваченных корабельных документов или перехваченных сигналов бедствия. Злосчастный «Виктор Росс» был точно опознан рулевым Люта, который в мирное время сам плавал на этом судне. Поэтому за секунду до взрыва он безошибочно узнал жертву, хотя вряд ли это доставило ему удовольствие. Лют писал в книге «Boot Greift Wieder An»: «Гибель этого судна была для него трагедией как для моряка, и мы все его прекрасно понимали... Стыдно было топить германское судно, однако сейчас оно шло под британским флагом. Мы все жалели нашего рулевого, так как рулевой зависит от своего судна, как фермер зависит от плуга».
На бумаге все это звучит очень трогательно. Однако любые слова – не более чем просто слова. И на самом деле они ни в коей мере не отражали действительные чувства Люта. Петерсен объяснял: «Лют был морским офицером, а не моряком торгового флота. Он не имел представления о невидимых узах, которые связывают людей, зарабатывающих себе не хлеб морским делом. Ни малейшего представления. И потому он не испытывал ни раскаяния, ни сожаления, уничтожая торговое судно». Бывшего моряка торгового флота Петерсена это беспокоило, и все-таки он был вынужден признать, что подобные чувства Люта не беспокоили, и Петерсен ни разу не слышал от него ни единого слова сожаления о потопленных судах. «В этом отношении мы были совершенно разными людьми. Когда я впервые вышел в море, мне было пятнадцать, и любой корабль был для меня моим собственным... Смешно, не так ли? Я считал эти суда (и сегодня продолжаю считать) частью моей жизни, но подобные ощущения были чужды Люту. У меня всегда оставалось впечатление, что Люта не слишком беспокоила судьба моряков с потопленных им судов».
Вероятно, издатели книги «Boot Greift Wieder An», которые больше других были заинтересованы в том, чтобы представить Люта «самым человечным человеком» и надежным товарищем в самой скверной ситуации, вложили эти слова сожаления в уста своего героя. Но следует отметить, что ближе к концу войны в Люте проснулось что-то человеческое. Вероятно, это стало результатом общения с такими людьми, как Теодор Петерсен.
А ведь Лют и Петерсен после U-138 служили вместе благодаря невероятному стечению обстоятельств. Лют не получил разрешения забрать на новую лодку никого из своей старой команды, так как экипаж U-43 уже был полностью укомплектован. Лют расстался с Францем Грамицки, который вскоре стал командиром U-138. Герберт Вольфарт получил новую лодку U-556 и просил Петерсена перейти к нему. В начале декабря Лют привел U-43 в Лориан и провел Рождество в Нойштадте. В январе Петерсен отправился на верфь «Блом и Фосс» и неожиданно столкнулся с Лютом и Отто Кречмером на вокзале Гамбург-Альтона. «Почему тебя не перевели на мою лодку?» – спросил Лют. Он счел ответ Петерсена неубедительным и отозвал его из отпуска. Хотя на U-43 имелся старший рулевой, Лют привез Петерсена с собой в Киль и добился нужного назначения.
Поэтому вполне понятно, что Лют пока еще не знал никого из офицеров U-43. За время первого похода он мало что узнал об их качествах. Слишком многие были новичками. Первый вахтенный офицер Рихард Беккер только что был переведен на подводные лодки из частей береговой артиллерии. Это был дурной знак. Второй вахтенный офицер Ханс-Иоахим Швантке – «Негритос Швантке», как называл его Петерсен за сходство с Кларком Гейблом – тоже был никому не известен. Как вскоре выяснилось, ему пока не привелось побывать ни в одном бою. Изрядная часть команды только что закончила школу подводного плавания.
Петерсен был единственным знакомым в этой толпе чужаков. Лют его знал, не сомневался в нем и мог с ним поговорить. В море в военное время это нельзя переоценить. Два человека направились в Лориан через Париж, проведя там 2 дня. Они поднялись на Эйфелеву башню, побывали у Триумфальной арки, посетили Дворец инвалидов, прошлись по левому берегу Сены, где уличные художники нарисовали их портреты. Петерсен даже сумел затащить Люта в кабаре «Лидо», посмотреть шоу. «Оно называлось «Спорт». Ведущий объявлял: «Теннис», и выходила обнаженная девушка с теннисной ракеткой. Потом он объявлял: «Бокс», и выходила девушка, одетая только в боксерские перчатки...» Петерсен полагал, что они прекрасно провели время. Бледный от возмущения Лют был шокирован.
Благодаря «Спорту» они опоздали на последний поезд в Лориан.