«ТРЕВОГА!»
Сигнальщик громко кричит, указывая рукой в сторону противника, а потом прыгает в люк, расположенный в центре мостика. Никто больше не видит того, что видит он, но его крик приводит в движение всю вахту. Остальные наблюдатели и вахтенный офицер, ни секунды не размышляя, прыгают в люк следом за ним, словно крысы, ныряющие в нору. Они с грохотом падают в центральный пост, перепуганная толпа в мокрых резиновых плащах. Вахтенный офицер захлопывает люк изнутри и торопливо крутит маховик, задраивая люк. Один из наблюдателей берется за рукояти горизонтальных рулей, другой становится к штурвалу. Еще до того, как они успели сесть, лодка уже ныряет носом вперед. И буквально через 10 секунд ее корма исчезает в пенном водовороте.
Над мысом Доброй Надежды встает солнце. U-181 находится в 75 милях южнее Дурбана. Погода скверная, идет высокая волна. «Хороший солдат показывает подлинную крепость характера именно тогда, когда обстоятельства оборачиваются против него». Люту представилась возможность на себе испытать справедливость собственной теории. В этом ему помогли корабли Королевского Флота.
Лодка стремительно падает на глубину А + 40,{Так называемая «глубина А» равнялась 80 метрам. Это была стандартная глубина аварийного погружения, используемая для отсчета глубин в бортовом журнале. Однако для U-181 максимальная глубина погружения равнялась 200 метрам. Прим. авт.} покачиваясь с борта на борт, пока последние пузыри воздуха выходят из цистерн. Она еле движется вперед и постепенно выравнивается. Почти немедленное погружение является результатом постоянных упорных тренировок. Вся команда действует без малейшей задержки, как сложный, хорошо отлаженный механизм.
В центральном посту появляется Лют. Вахтенный офицер объясняет ему, что замечен идущий навстречу вражеский корабль. Лют желает знать, где был наблюдатель, отвечающий за этот сектор горизонта. Вахтенный офицер отвечает, что тот не заметил корабль. Несчастный парень получает выразительный взгляд командира, на большее сейчас просто нет времени. Прошло 20 секунд.
Этим кораблем был британский эсминец «Инконстант», занимавшийся рутинным патрулированием. Он заметил U-181 и сразу дал 28 узлов, помчавшись к облаку белой пены, бурлившему прямо над погрузившейся лодкой. На корме «Инконстанта» в готовности стоят 40 глубинных бомб. Расчеты стоят при орудиях, на случай если U-181 решит подняться на поверхность. Весь экипаж надел спасательные жилеты и каски, так как предстоит бой. Эсминец отправляет радиограмму в Дурбан: «Замечена подводная лодка, требуется помощь».
«Инконстант» включил асдик. Весь экипаж U-181 может слышать леденящие щелчки, словно дождь бьет по консервной банке, словно скелет медленно бредет по палубе лодки. Подводники также могут слышать медленное, глухое жужжание винтов «Инконстанта» прямо над головой. Все механизмы выключены, разговоры ведутся только шепотом, все замерли. Наступает странная тишина, все напряженно вслушиваются в нее.
30 секунд. 1 минута. 5 минут. 10 минут. Они все еще ждут.
И лишь когда прошел целый час, грохочет первый взрыв. Страшный скрежещущий удар, будто кто-то обрушил на лодку исполинский молот. А затем без передышки еще четыре, один за другим. Лодка дергается и раскачивается. Все смотрят на Люта. Но его неподвижное лицо, освещенное мигающими лампами, остается бесстрастным.
«Инконстант» и U-181 встретились утром 15 ноября. Схватка продолжалась целых 16 часов и завершилась около полуночи, причем корабли так и не видели друг друга.
Операторы асдика на «Инконстанте» засекли U-181 в 8.32. Эсминец сбросил глубинные бомбы и потерял контакт. На U-181 насчитали 5 взрывов, «очень близко», как говорит бортжурнал. Лют погрузился на 460 футов{Я подозреваю, что это просто 140 метров. Немцы пользовались метрической системой. Прим. пер.} и направился на юг. Были выключены все вспомогательные механизмы, и вода начала просачиваться из-под паёл. Газ из батарей медленно пополз по отсекам.
В 9.06 «Инконстант» сбросил еще 5 глубинных бомб, но журнал U-181 говорит, что их было 10 и все «очень близко». Лодка провалилась на глубину 525 футов.{160 метров} Третья серия из 4 бомб была сброшена в 9.30. Бортжурнал: «Восемь, близко». Левый вал начало бить. Потом эсминец в 10.30 сбросил еще 5 бомб. Снова «восемь, близко».
«Инконстант» гонялся за лодкой и сбрасывал бомбы все утро. К полудню появилась серьезная течь через выходной люк, кормовой распредщит оказался в опасности. В дифферентных цистернах не осталось воды, и выравнивание приходилось выполнять вручную.{Единственную расшифровку этой смутной фразы дал бывший подводник. Вероятно, пресловутая вода из-под паёл как раз и вытекла из дифферентных цистерн. Но в таких случаях дифферентовку осуществляют, гоняя матросов из носового отсека в кормовой и обратно. Предположить, что моряки на руках передавали какие-то грузы... Очень и очень маловероятно, да и просто трудно осуществимо. Прим. пер.} Журнал отмечает тревогу, вызванную неисправностью клапанов вентиляции, через которые вода поступала в трюм. Все лишние члены экипажа лежали на койках, дыша через регенерационные патроны.
Теперь U-181 находилась на глубине А + 80, и до максимальной глубины погружения оставалось 40 метров. Лодка пыталась тихонько уползти прочь, но асдик «Инконстанта» вцепился в нее намертво. Лют оставался в центральном посту, руководя ремонтными работами. Он никак не показывал своих чувств, хотя прекрасно знал, что U-181 еще предстоят долгие и опасные испытания. В 11.30 он записал в бортжурнале: «Над нами 2 эсминца. Похоже, что они намерены взять нас измором».
Взрывы глубинных бомб легко могут перепутать все в голове. Лют насчитал 2 корабля. Кручковски позднее сказал, что, по его мнению, за лодкой поочередно охотились 3 корабля. «Один заправлялся в гавани Дурбана, второй шел к месту боя, третий все время висел прямо над нами».
Однако в первые 8 часов охоты в ней принимали участие только один корабль – эсминец «Инконстант», и один самолет – Локхид «Вентура». Лишь после полудня англичане получили подкрепление – из Дурбана пришли корветы «Жасмин» и «Ниджелла». Три корабля гонялись за U-181, время от времени сбрасывая глубинные бомбы и постоянно «обстреливая» лодку импульсами асдика. Некоторое облегчение наступило в 17.00, когда ушел «Инконстант».
К этому времени корпус U-181 стонал и скрипел, в трюме плескалась вода, швы слезились, свет погас. Корветы «Жасмин» и «Ниджелла» преследовали лодку еще 3 часа. Они прекратили охоту лишь в полночь. После того как английские корабли ушли, Лют предпочел выждать еще некоторое время. Лишь когда наступили новые сутки, U-181 всплыла на поверхность, и в люк хлынул поток свежего холодного воздуха.
Лют остался почти равнодушен к происшедшему. Он сухо констатировал: «Лодка и экипаж показали себя хорошо». Многочасовая атака почти не произвела на него впечатления. Несмотря на довольно серьезные повреждения, «экипаж смог заниматься обычными ремонтными работами, не опасаясь нехватки кислорода». Лодка пробыла под водой вдвое больше, чем позволяли расчетные запасы воздуха и емкость батарей. Эту атаку англичан нельзя было сравнивать с приключениями U-9 в мае 1940 года, когда были повреждены буквально все механизмы лодки, и сама она осталась лежать на дне Ла-Манша, обреченная на гибель, как думал противник.
Люта могло заинтересовать то, что «Инконстант» после всего этого сообщил в Дурбан лишь о «сомнительном контакте». Авторы книги «Война в Южных морях» утверждают, что «атаки «Инконстанта» были совершенно замечательны по настойчивости и точности, если учитывать, что за лодкой охотился один корабль... Если бы ему удалось продержать U-181 под водой до наступления утра, «тактика истощения» могла принести плоды. Однако с точки зрения чистой науки хладнокровный и опытный Лют вполне заслужил свое спасение».
Через 40 лет Кручковски отчасти объяснил невозмутимость своего командира: «Когда ты молод, о таких вещах не думаешь». Другой член экипажа, Иозеф Гробельны, полагает, что это было самое тяжелое испытание, которое ему пришлось перенести за время службы на подводных лодках. Энгель смотрел на вещи более философски: «Мы все были солдатами и понимали, что можем погибнуть. Если нам везло, и на следующий день мы видели восход солнца, то знали, что нам позволено прожить еще один день».
Нерасторопный наблюдатель все время атаки ужасно страдал от сознания собственной вины. Лют не стал его наказывать. «Взгляды товарищей по кораблю в то время, когда кругом рвались глубинные бомбы, были уже достаточным наказанием... Совершенно ясно, что многие наказания, предусмотренные дисциплинарным уставом, в военное время на подводной лодке применять нельзя... Предположим, я дал бы ему две недели гауптвахты. До конца похода об отсидке просто не могло быть и речи. Поэтому до возвращения он делил бы с нами и успехи, и неудачи. И вернулся бы он в таком же радостном настроении, с чувством удовлетворения. И как тогда я мог бы отправить его на гауптвахту? Я был бы круглым идиотом, если бы поступил так».
Разумеется, Люту приходилось накладывать взыскания за мелкие проступки – неподчинение старшему, воровство, драки. Но эти наказания были простыми, доходчивыми и эффективными, хотя редко вписывались в рамки устава. Лют как-то заметил, что устав писан не для подводных лодок.
«Как-то у меня на борту появился хронический ворчун, который вдобавок не желал подчиняться старшим... Его раздражало буквально все на свете, как некоторых типов на гражданке. Однажды, когда мы несколько недель не имели никаких успехов, его ворчание начало сказываться на моральном духе экипажа. Тогда я устроил сбор. Мы погрузились на 40 метров, я убедился, что все идет нормально, и собрал весь экипаж, оставив лишь трех человек в центральном посту и машинном отделении. После этого я громко заявил этому матросу: «Либо ты возвращаешься со мной как мой друг, либо я после возвращения отправлю тебя в штрафной батальон на Восточный фронт. Начиная с этого дня, ты в течение двух недель будешь нести наряды вне очереди согласно графику». Я вручил ему этот приказ и заставил расписаться. Потом приказ был помещен в корабельной стенгазете и вывешен на досках объявлений в радиорубке и в кормовом отсеке, где с приказом можно было ознакомиться со всеми удобствами».
Неповиновение считалось очень серьезным проступком в Кригсмарине, почти таким же серьезным, как прямой мятеж, и наказание за неповиновение всегда было тяжелым. Но Лют обошелся с закоренелым ворчуном так, словно тот был плохо воспитанным подростком. Публичная головомойка перед всем экипажем подействовала, и Лют больше не имел проблем с этим матросом. «Он <фамилия матроса нигде не была названа> стал отличным парнем, и я рекомендовал его своему преемнику как опытного рулевого», – пишет Лют в «Проблемах руководства». Характеристика Люта действительно могла служить прекрасной рекомендацией.
Однако стиль руководства Люта просто не мог работать на других лодках. Его успех был обусловлен стечением слишком многих обстоятельств. Это и личность самого командира, и продолжительность похода U-181, и характер германского моряка. Представьте себе Люта, который пытается растолковать свои «Проблемы руководства» группе командиров американских лодок военного времени. Они разразились бы диким хохотом при одной лишь мысли устроить лекцию по метеорологии. А сдирать с переборок голых баб, устраивать поэтические конкурсы, следить за нравственностью... Для американца это было просто немыслимо.
То же самое можно сказать относительно подхода Люта к проблемам дисциплины – его эффективность зависела от обстоятельств. В книге Лотара-Гюнтера Бухгейма «Das Boot» выведен елейный первый вахтенный офицер, ярый фашист, которого ненавидит весь экипаж. Он всегда что-то зачитывает из своей записной книжки. Немногие читатели сумели заметить, что это почти точное цитирование «Проблем руководства». Бухгейм не верит Люту. Он делает все, чтобы показать, как нелепо звучат сентенции Люта, в особенности относительно наказаний. За неповиновение Лют наказывал тремя днями сна на верхней палубе, за разбитую тарелку – тремя днями пользования жестяной миской.{Лично я все два года службы в армии пользовался только жестяными мисками – и ничего. А для немца, во время войны (!), это наказание. М-да. Прим. пер.} Для экипажа подводной лодки Бухгейма во время короткого похода в Северную Атлантику разбитая тарелка занимала самое последнее место среди возможных проблем. Как думать о битом фарфоре, когда кругом грохочут глубинки, и каждое мгновение может стать последним в вашей жизни? Бухгейм цитирует один параграф за другим, и они звучат нелепо, потому что применялись совсем в других обстоятельствах. Он пытается обмануть читателя, но совершенно напрасно, так как Лют был гораздо ближе к идеальному командиру Бухгейма, чем многие его сослуживцы.
Погибнуть под бомбами «Инконстанта» было бы само по себе достаточно скверно. Но для Люта это было бы еще тяжелее, так как всего несколько часов назад он узнал, что его наградили Eisenlaub – Дубовыми Листьями к Рыцарскому Кресту.{Хотя приказ о награждении был подписан 13 ноября, радиограмма вполне могла быть получена на лодке через 2 дня. Относительно служебной карьеры Люта – смотрите приложения. Прим. пер.} Он стал 142-м солдатом германских вооруженных сил, получившим эту награду, и лишь 16-м подводником. Дубовые Листья получить было гораздо сложнее, чем сам крест. Для этого командир должен был потопить 200000 тонн вражеских судов, однако очень часто этот критерий смягчался. Точнее сказать, практически всегда, поскольку лишь один Кречмер превысил эту цифру. Сам Лют к этому моменту сообщил о потоплении 201000 тонн, хотя на самом деле только подошел к цифре 170000 тонн, и приказ был подписан немного раньше.
Внешне различие между двумя наградами было совсем небольшим. К орденской ленте прикреплялась пряжка в виде маленького серебряного дубового листка, и орден подвешивался к ней, а не к самой ленте. Реальная разница заключалась в самой награде, которую часто вручал лично Адольф Гитлер. А после войны счастливый обладатель Дубовых Листьев должен был получить поместье на завоеванных территориях.
Еще раньше командующий подводным флотом предоставил U-181 и другим лодкам, действующим в этом районе, право заходить восточнее Кейптауна. 16 ноября U-178 уже находилась восточнее и сообщила о потоплении 2 судов возле Лоренцо-Маркиша. На основании этой радиограммы, а также потому, что британская ПЛО в районе мыса Доброй Надежды резко усилилась, Лют решил тоже направиться к Лоренцо-Маркишу. U-181 двинулась дальше, как только перехватила радиограмму, и прибыла на место 19 ноября.
Лоренцо-Маркиш был столицей Португальской Восточной Африки{Ныне Мозамбик} и крупным нейтральным портом. Город, который сегодня называется Мапуту, расположен в устье реки Эспириту-Санто, которая впадает в бухту Делагоа на самом юге страны, менее чем в 50 милях от границы с Южно-Африканским Союзом. Порт Лоренцо-Маркиш примечателен по двум обстоятельствам. Первое – он расположен совсем рядом с Рандом, промышленным и горнодобывающим центром Южной Африки. Второе – это один из крупнейших в мире глубоководных портов. До войны Лоренцо-Маркиш был очень известным портом, хотя Люту не привелось побывать в нем. Карл Дениц, когда он командовал крейсером «Эмден», в 1935 году во время захода в Лоренцо-Маркиш подцепил там малярию.
К 1942 году Лоренцо-Маркиш превратился в один из важных пунктов снабжения союзных транспортов. Его нейтралитет строго охранялся португальскими кораблями и самолетами, атаковать которые категорически запретил Эрих Редер. До ноября 1942 года корабли, заходящие в Лоренцо-Маркиш, могли чувствовать себя в относительной безопасности от атак подводных лодок. Все рухнуло в одночасье.
Сразу после прибытия U-181 потопила норвежский трэмп «Гунда». Пока португальцы подбирали его экипаж, лодка заметила еще одно судно на траверзе маяка Пойнт Инака и потопила его одной торпедой. С тонущего судна были спущены 2 спасательные шлюпки, полные людей, но ни одна не подпустила Люта на дистанцию оклика. Ему пришлось вытащить одного моряка прямо из воды, и тогда он узнал, что его жертвой стал греческий пароход «Коронтиакос». (Лют оказался достаточно благороден и отпустил грека, сумев убедить одну из шлюпок забрать его.)
В полночь 22 ноября U-181 потопила американский сухогруз «Алкоа Патфайндер». «Спасшиеся описали офицера, допрашивавшего их (вероятно, самого Люта), который говорил с ними на «оксфордском английском» с немецким привкусом», – заявляет один из авторов «Войны в Южных морях». Однако это никак не мог быть Лют. Он просто не мог говорить на «оксфордском», а его офицеры сомневаются, мог ли он вообще говорить по-английски. Однако все сходятся в одном – Лют никогда не допрашивал спасшихся. Он стоял на мостике, осматривая горизонт, и в то же время не спускал глаз с врагов, которые в любой момент могли вытащить пистолет или пулемет и продырявить его лодку.{Продырявить прочный корпус из пистолета... Может быть, в Аннаполисе строили картонные лодки, и автор знаком лишь с ними? Прим. пер.} Обычно с вражескими моряками разговаривал Энгель.
Несмотря на явную удачу, Лют остался недоволен. Торговое судоходство в районе Лоренцо-Маркиша оказалось гораздо менее интенсивным, чем он ожидал. Несколько раз самолеты загоняли лодку под воду, а сильные течения делали атаки из подводного положения почти невозможными. К вечеру 22 ноября Лют решил повернуть обратно на юг и пройтись вдоль африканского побережья в поисках добычи. Это решение оказалось правильным, и вскоре он заметил греческий пароход «Маунт Хелмос», следующий из Суэца в Кейптаун.
Это стало началом необычной недели для Люта. В течение следующих 8 дней он обнаружил и потопил 4 вражеских торговых судна у восточного побережья Африки. Само по себе не столь необычно. Нестандартным был способ их потопления. Приходится вспомнить инцидент с «Нотр Дам де Шатле» в мае 1940 года, когда артиллеристы действовали из рук вон плохо. Новый Лют поднялся на поверхность, в течение недели красовался на мостике U-181, а потом исчез без следа. Он действовал бессердечно и даже жестоко. На самое интересное то, что он действовал непрофессионально, даже, пожалуй, безграмотно. Обычно Лют мог служить образцом осторожного и ответственного командира, внезапная перемена была просто необъяснима.
Первой жертвой стал «Маунт Хелмос». U-181 гналась за ним 4 часа и атаковала на рассвете 23 ноября. Хотя в момент выстрела судно круто повернуло, одиночная электрическая торпеда G7е через 37 секунд после пуска ударила его в район мидель-шпангоута. Экипаж сразу покинул «Маунт Хелмос», но старый пароход остался на плаву, несмотря на огромную пробоину. Обозленный Лют вызвал наверх артиллеристов и подошел к цели вплотную, как он это сделал с «Нотр Дам дю Шатле». U-181 открыла огонь из всех трех орудий. Однако ствол 37-мм автомата почти сразу разорвало, зато остальные 2 орудия – 105-мм и 20-мм – вели огонь почти 40 минут. Получив 45 попаданий, «Маунт Хелмос» наконец затонул.
Может быть, немного чрезмерно, но особо критиковать Люта не за что. Большая часть командиров подводных лодок, да и сам Лют, предпочли бы уничтожить судно второй торпедой.{Это хорошо во время короткого похода в Северную Атлантику. У берегов Мозамбика торпеды должны цениться несколько выше. Тем более, что во время артиллерийских упражнений лодке там никто не угрожает. Ссылки на португальские «корабли и самолеты» – не более чем риторическое упражнение. Прим. пер.}
Позднее в этот же день U-181 выпустила торпеду в британский пароход «Дорингтон Курт», который следовал из Австралии в Лоренцо Маркиш. Он получил попадание, но тоже остался на плаву. Лют выпустил 90 снарядов калибра 105 мм с дистанции 800 метров, и «Дорингтон Курт» затонул, получив 60 попаданий в кормовую часть. Расход 90 снарядов заметно опустошил артиллерийский погреб лодки. Лют делает интересную запись в бортовом журнале: «Несмотря на попадание большого числа фугасных снарядов, корабль так и не загорелся по-настоящему. Это осложнило наш отход». Тогда неизбежно возникает вопрос: а чего, собственно, хотел Лют? Потопить «Дорингтон Курт» или поджечь его?
28 ноября в 20.30 U-181 заметила старый греческий пароход «Эвантия». Снова выпущенная торпеда попала в цель, но судно не затонуло. Люту пришлось топить его артиллерией. С дистанции 600 метров было выпущено огромное количество снарядов – 107 штук. И снова Лют был разочарован: «К несчастью, корабль так и не загорелся, и отход был трудным». Здесь кроется ответ на вопрос о «Дорингтон Курте». Оба этих судна Лют пытался поджечь, чтобы осветить триумфальный уход U-181.{Прекрасный образец американской литературы. Если вчитаться повнимательней в любой роман американского автора, то бросится в глаза интересная особенность. Пытаясь раскрыть психологию героя, американские писатели изображают каких-то психопатов. А вся духовная жизнь рядового американца сводится к бурчанию в животе после тухлых сосисок. Добро бы они ограничились своим огородом, так ведь нет, и весь остальной мир американцы пытаются мерить этой же самой убогой линейкой. Отсюда и повторяющиеся попытки изобразить Люта пироманьяком. Уж не знаю, кем был на самом деле кавалер Бриллиантов, только наверняка не шизофреником. Прим. пер.}
Уничтожить торговое судно артиллерией вполне допустимо. Но трата 80 – 90 – 100 снарядов на потопление «купца», это уже вещь странная. «Плодит», который имел примерно такой же тоннаж, был потоплен в открытом море всего 8 попаданиями. Когда необходимо использовать артиллерию, лодка должна стрелять как можно быстрее и как можно точнее. Командир не должен попусту тратить время и боеприпасы, чтобы устроить фейерверк.
Четвертым судном был древний греческий (так и хочется сказать «древнегреческий») пароход «Клеантис», замеченный 30 ноября в 1.15 у мыса Корриентес. Он шел зигзагом на юг к Лоренцо-Маркишу. Лют преследовал его 4 часа. В 5.11 он выпустил 2 электрические торпеды, первую с дистанции 500 метров, вторую – с дистанции 600 метров. Он находился достаточно близко к пароходу, чтобы прочитать название на корме, однако обе торпеды прошли мимо.{Что-то у меня вызывает сомнение чтение названия на корме с расстояния полкилометра. Прим. пер.} И тут на палубе парохода были замечены орудия. Лют отметил в журнале: «Потом на мостике были замечены 2 пулеметные платформы, и 2 банкета для 40-мм орудий на корме». U-181 отходила на расстояние, пока Лют решал, что делать дальше.
«Клеантис» был заманчивой целью. Имелись два способа потопить его. Более разумным казалось выпустить третью торпеду. Но 3 торпеды на одно судно – слишком большая роскошь, хотя Лют уже израсходовал 4 торпеды, чтобы потопить «Мельдаль». Во время второго похода на U-181 он несколько раз будет тратить столько же торпед на одно судно. Менее привлекательной альтернативой было использование орудия.
Менее привлекательной потому, что «Клеантис» был вооружен. Любой обстрел такого судна превращался в артиллерийскую дуэль между лодкой и кораблем, что противоречило доктрине командования подводных сил и здравому смыслу. Подводная лодка, согласно «Наставлению командиру подводной лодки»,
«не предназначена для артиллерийского боя из-за ее плохой остойчивости, низкого расположения орудия и наблюдательной платформы, которые легко заливаются волной. Строго говоря, подводная лодка уступает любому надводному кораблю в артиллерийском бою... Подводная лодка в бою с надводным кораблем становится слишком уязвима в артиллерийской дуэли, так как одна пробоина в прочном корпусе может помешать лодке погрузиться, и тким образом легко может привести к гибели лодки».
Один удачный выстрел «Клеантиса» – и с U-181 будет покончено.
Не обращая внимания на инструкции командования, Лют выбирает менее благоприятный вариант, готовясь к атаке так, словно вся команда направляется в город размяться. Он раздал матросам имеющиеся на лодке пулеметы и расставил их на палубе. Пулеметы были бесполезны на дистанции 3000 метров и представляли опасность только для самой команды. Однако их использование объясняется специфической философией Люта, который хотел дать команде возможность «попробовать себя в бою». Лют, разместив на палубе матросов с пулеметами, дал им ощущение боя с оружием в руках, которое моряки испытывают очень редко. Матросы могли ощутить себя настоящими солдатами в настоящем бою, а не механиками, обслуживающими машины, которые видят гибель противника с очень большого расстояния.
В 5.31 с дистанции 3000 метров U-181 открыла огонь по «Клеантису» зажигательными и фугасными снарядами. Обстрел продолжался без перерывов 30 минут. Целью таких действий, по словам Петерсена, было обеспечение безопасности U-181. «Мне думается, что Лют сказал: «Сначала мостик и радиорубку». Поэтому мы туда и целились. Экипаж покинул судно с быстротой молнии и направился к берегу. Я вроде бы вспоминаю, что судно имело на корме орудие, один снаряд которого мог стать роковым для подводной лодки. Но Лют потом сказал, что экипажу, видимо, было запрещено даже подходить к орудию». Артиллеристы Люта уничтожили радиорубку, но не успели помешать «Клеантису» отправить сигнал бедствия. Потом были снесены мачты, судно потеряло управление и загорелось.
«06.00. Выпущено 80 снарядов калибра 105 мм с дистанции 2000 – 3000 метров. Примерно 70 попаданий в корму и правый борт. Внутри корабля начался пожар. На лодке остался лишь один 105-мм снаряд. Она подошла на расстояние 400 метров и, тщательно прицелившись, выпустила его в корму ниже ватерлинии. Одновременно 20-мм автомат обстреливает разрывными снарядами корму и левый борт. Наконец корабль начинает тонуть.
06.55. Корабль погружается кормой. Несколько трупов плавают вокруг его кормового орудия».
Эти моряки остались бы живы, если бы Лют прекратил обстрел. U-181 в ходе боя использовала весь оставшийся боезапас. Бортжурнал указывает, что именно последний 105-мм снаряд, который выпустил Франц Хавран, командир 105-мм орудия, решил судьбу «Клеантиса». Судно подбросило волной, обнажив подводную часть корпуса, куда и попал снаряд.
Опустошив погреба, Лют сделал орудия бесполезными до конца похода. Как и в случае с «Нотр Дам дю Шатле», он оправдывал свое расточительство необходимостью потренировать команду. Но экипажу U-181 не требовалась подобная тренировка. Точно так же Лют не мог заявить, что ему угрожали орудия «Клеантиса». Его первый выстрел остался без ответа, а где-то посреди обстрела (или расстрела, если угодно) экипаж покинул судно.
К моменту, когда был сделан последний выстрел, U-181 находилась на поверхности уже полчаса. В бортжурнале нет никаких отметок о погружении в течение последующего часа, пока «Клеантис» не затонул окончательно. Командир лодки, который провел столько времени на поверхности во время боя и после него, особенно после того, как противник послал сигнал бедствия, подвергал ненужной опасности и свою лодку, и ее экипаж.
Вероятно, именно поэтому Лют не остался, чтобы допросить спасшихся, как он обычно делал ранее. (Когда на этой же неделе была пущена ко дну «Гунда», Лют почти час крутился на месте, разыскивая хоть одного уцелевшего, чтобы допросить его.) Вероятно, он не хотел смотреть им в глаза после того, что совершил. Со своей стороны, спасшиеся моряки решили, что U-181 на самом деле является японской лодкой, и что Лют пытался перебить их всех. Они даже не могли себе представить, что командир германской лодки может поступить подобным образом с моряками вроде него самого. Но Лют думал иначе. В ходе боя 13 человек были убиты, 12 ранены. Он оставил их в воде на верную гибель, не моргнув глазом.{Это прекрасный пример боевого эпизода, который вызывает гораздо больше вопросов, чем дает ответов. Почему погони длились так долго? Лодка, имеющая скорость около 19 узлов, в течение нескольких часов догоняет старые пароходы... Или она следует под водой? Но тогда лодка просто никого не догонит – не хватит ни скорости, ни дальности плавания.
Сцены с расстрелом пароходов тоже выглядят довольно странно. Начнем с того, что путем простого сложения нетрудно сосчитать, что U-181 израсходовала более 300 снарядов калибра 105 мм. Но на лодках серии IXD2 максимальный боезапас не превышал 250 снарядов при нормальном количестве всего лишь 150 снарядов. Не доверять фундаментальному справочнику Эриха Грёнера по кораблям германского флота нет оснований. Подозрения вызывает и количество попаданий. Еще из опыта Первой Мировой войны известно, что двух десятков попаданий 105-мм снарядов достаточно, чтобы вывести из строя легкий крейсер водоизмещением около 5000 тонн, то есть военный корабль с неплохим бронированием, развитыми системами обеспечения живучести и многочисленной обученной командой. А здесь «купец» выдерживает пятьдесят попаданий... «Меня терзают смутные сомнения».
Что же касается поведения Люта, то ведь сам автор неоднократно подчеркивает, что тот был фанатичным фашистом. К сожалению, Хатынь и Лидице находятся не в штате Аризона, иначе у автора не возникало бы оснований гадать, почему Лют поступал именно так. Прим. пер.}
Случай с «Клеантисом» и 3 транспортами, потопленными ранее, показывают Люта далеко не в лучшем свете. И словно по контрасту с этим именно в ноябре 1942 года его карьера достигает зенита.
В ноябре 1942 года началось то, что историк Джон М. Уотерс назвал «кровавой зимой». Битва за Атлантику достигла наибольшего ожесточения именно в последующие 4 или 5 месяцев. Это был период, когда оба противника понимали, что исход битвы колеблется на весах, и равновесие может быть нарушено как в одну, так и в другую сторону.
В ноябре в море вышли 180 лодок, то есть в 3 раза больше, чем Дениц имел в 1939 году. Все вместе они потопили 120 вражеских судов водоизмещением около 750000 тонн. Вольфганг Лют один потопил 10 из этих 120 жертв. В ноябре 1942 года он был самым удачливым в мире командиром подводной лодки.
Потопив «Клеантис», Лют пошел на юг, а потом на запад вдоль побережья Южной Африки к мысу Доброй Надежды. Сначала он держался подальше от берега, чтобы перехватить суда, которые были замечены U-177 и U-178. Миновав Ист Лондон, он наоборот повернул к берегу, чтобы выйти на маршрут, ведущий в Австралию.
Вечером 2 декабря U-181 заметила и потопила панамский пароход «Амариллис», оставив позади себя 6 моряков на плоту и целое стадо тонущего скота. Подводники сумели втащить на борт мокрую овцу и зарезали ее на мясо. Во время долгого похода это была просто неслыханная роскошь. Люта начала беспокоить нехватка топлива, поэтому он решил повернуть домой, так и не израсходовав 2 торпеды.
Во время перехода вокруг мыса Доброй Надежды U-181 не заметила ни одной цели, кроме ярко освещенного госпитального судна «Дорсетшир» с нарисованными на бортах Красными Крестами. Оно следовало в Дурбан, и лодка пропустила его, не обнаружив себя. 19 декабря в бортжурнале появляется запись о любопытной встрече. U-181 заметила пустую спасательную шлюпку с лайнера «Оркадес». Он был потоплен подводной лодкой U-172 еще 10 октября, при этом погибли 40 человек. Это произошло на 1000 миль юго-восточнее точки встречи со шлюпкой.
Экипаж U-181 отпраздновал Рождество где-то между островами Св. Елены и Вознесения. Из проволоки и туалетной бумаги, окрашенной в зеленый цвет, была изготовлена праздничная елка. «Счастливого Рождества всем дома желают из Южной Атлантики. К этому дню потоплены 58000 GRT. Мы празднуем в тропическую жару на глубине 30 метров с аккордеоном и елкой», – радировал Лют в штаб подводного флота. В «Проблемах руководства» он пишет:
«Накануне Рождества человек, изображавший Санта Клауса, который был одет в одну простыню, учитывая тропическую жару, стоял в празднично украшенном носовом отсеке и вручал всем морякам подарки. Это была горстка конфет и книга с посвящением. Мы спели рождественский гимн, и капитан произнес праздничную речь. После этих торжеств мы сели ужинать за украшенные столы. Офицерская кают-компания самораспустилась, и офицеры сидели вперемешку с матросами».
Лодке понадобилось 49 дней, чтобы добраться от Киля до мыса Доброй Надежды. Обратный путь от берегов Южной Африки до Бордо, где теперь базировалась 12-я подводная флотилия, занял у лодки 35 дней.
На подходах к мысу Пойнт Хенд, первому из ориентиров в устье Жиронды, Лют погрузился в последний раз. Он собрал экипаж и поблагодарил моряков за их действия в течение последних 4 месяцев. Кроме того, он предупредил их о необходимости хранить военную тайну и вывесил на доске объявлений образец письма домой. «Дорогая Эрика! Я благополучно вернулся. Поход был успешным, и мы потопили несколько пароходов». Матросам была прочитана короткая лекция о венерических болезнях, и было рекомендовано купить подарки своим близким. Кроме того, они получили указание оставаться в Бордо и тех городах, которые штаб подводного флота разрешил для отпусков. И наконец Лют приказал всему экипажу в первую ночь в порту оставаться в казарме, чтобы моряки смогли «акклиматизироваться».
18 января 1943 года в 17.00 U-181 вошла в один из огромных бетонных бункеров в гавани Бордо. Последняя запись в бортовом журнале была простой: «Лодка находилась в море 129 дней и прошла 21369 миль. В районе Кейптаун – Лоренцо-Маркиш потоплены 12 судов общей вместимостью 57500 GRT». В действительности потопленный тоннаж оказался немного больше, Лют недооценил собственный успех.