Данных метеорологической станции Фленсбурга за май 1945 года не сохранилось. Однако, судя по данным датской метеостанции в Сондеборге, восточнее Фленсбурга и на западе над Тондерном ночью 13 мая проходил холодный фронт. Его сопровождали сильные ветры и дождь. Несмотря на скверную погоду, правительство Деница в тот день заседало до позднего вечера. Лют оставался в здании Sporthalle до 0.15. Потом он отправился к себе домой. Особняк начальника школы, где он жил, находился внутри ограды Морской школы. Чтобы попасть домой, Люту нужно было пройти мимо одного из сторожевых постов.

Между Sporthalle и главным комплексом зданий Морской школы находилась небольшая рощица. В мае 1945 года, по словам Петера Кремера, «там каждую ночь раздавались выстрелы, короткие пулеметные очереди, иногда взрывались ручные гранаты, словом, делались разные пакости». Именно подобные пакости и вынудили Люта отдать приказ часовым предупреждать неизвестных лишь один раз, а потом стрелять. Лют прекрасно знал, как следует приближаться к часовому на посту. Нет ничего удивительного в том, что, когда он вошел в рощицу, его окликнули.

Готтлоб подтверждал, что слышал шаги и видел кого-то, но не мог различить, кого именно. Он сказал, что окликал Люта три раза. Лют был слишком утомлен и, вероятно, думал о чем-то своем. Может быть, он вообще не слышал оклика, может быть, услышал, но не обратил внимания. Однако Лют был приучен замечать даже мелочи и обращать внимание на предупредительные сигналы. Вероятно, он услышал голос часового, раз остановился.

Лют должен был, как положено, ответить правильным паролем. Но его ответ могло унести ветром, шелестящим в деревьях, или дождем, хлещущим по аллее. Или распсиховавшийся Готтлоб просто не услышал ответа. Но как бы то ни было, Лют не смог опознать себя перед Готтлобом, и это стало причиной его смерти. После третьего оклика, сделанного в нарушение приказа Люта об одном предупреждении, Готтлоб сделал единственный выстрел от бедра. Часовой говорил, что хотел выстрелить в воздух.

А что, если Лют слышал Готтлоба и намеренно не отвечал? Это означало явное самоубийство. Такое выглядит маловероятным, и не только потому, что он мог найти более надежные способы покончить с собой. У Люта были жена и четверо детей, которых он глубоко любил. Разве он мог оставить семью на произвол судьбы? Ни один из знавших Люта не считает его способным на такой поступок. Более того, лишь немногие из немецких солдат кончили войну, находясь в такой благоприятной ситуации. Он остался жив, он был молод, он стал признанным героем, он имел самую высокую награду и занимал важный пост. Совершенно очевидно, что над ним не витала тень обвинения в военных преступлениях. Он имел все основания жить, а не умирать. Гипотеза самоубийства была отвергнута.

Судя по всему, имела место трагическая случайность. Винить было некого. Дениц заверил Матиаса Готтлоба, что он лишь выполнил свой долг. Оправданный юноша был отпущен, покинул штаб адмирала и канул в безвестность.

Через 3 недели после смерти Гитлера и всего через 8 дней после окончания войны, в среду 16 мая Вольфганг Лют был похоронен с соблюдением всех фашистских обрядов. Он наслаждался бы собственными похоронами. Церемония живо напомнила прошлое. Ритуал Третьего Рейха был соблюден в мельчайших деталях, от свастики на гробе до салюта над могилой. Все было исполнено с надлежащим старанием. Союзники дали Деницу специальное разрешение. Это было весьма необычно, учитывая их колоссальные усилия по истреблению малейших следов фашистского режима. Может, именно поэтому разрешение не выдавалось, пока следственная комиссия не передала союзникам свое заключение. Видимо, союзные власти хотели убедиться, что Лют не покончил с собой.

Утром 16 мая гроб Люта стоял в темном и молчаливом парадном зале Морской школы. Его покрывал военно-морской флаг Рейха. В почетном карауле стояли 6 офицеров-подводников, каждый из которых был кавалером Рыцарского Креста. В прощальной речи Дениц сказал: «Вольфганг Лют, сегодня мы прощаемся с тобой. Не мне описывать скорбь твоей семьи. Мы, твои товарищи, потеряли великого воина, верного друга и благородного человека. Я сам потерял одного из любимых солдат старой гвардии подводного флота, которой было отдано мое сердце, которой он принадлежит сейчас...»

Смерть Люта стала тяжелым ударом для Деница. Он понимал, что сейчас, когда он произносит эти слова, заканчивается целая эпоха в его жизни продолжительностью 40 лет. Победители еще будут пристрастно оценивать его деяния. Дениц понимал, что Германию ждут позор и тяжелые испытания. Адмирал продолжал: «Вольфганг Лют, ты дал пример будущим поколениям немцев. Несмотря на нынешние горькие и тяжелые времена, этому блестящему примеру будут следовать. Мы никогда не забудем тебя. Ты вечно будешь жить в наших сердцах».

В 10.00 похоронная процессия покинула Морскую школу. Унылое свинцовое небо траурным саваном висело над головой. Перед гробом Люта несли подушечки с наградами: Испанский Крест, Итальянский военный крест, Рыцарский Крест. Офицеры почетного караула шли рядом с гробом.{Никто не может точно сказать, кто это был. Точно известно, что среди них был Эрнст Бауэр. Однако даже он не может называть пятерых остальных. Не слишком уверенно Бауэр называет только Вальдемара Меля. Вполне вероятно, что остальными были Петер Кремер, Генрих Либе, Гюнтер Кюнке, Георг Лассен и Ганс Витт, все кавалеры Рыцарского Креста. Прим авт.} Позади гроба шли печальный Дениц, его штаб, группа старших офицеров Вермахта, Ильзе Лют с семьей, незнакомые гражданские. Кортеж проходит через южный плац Морской школы между рядами солдат в серых мундирах. Через главные ворота он выходит на Келм-штрассе и наконец появляется на маленьком церковном кладбище в Адельби. Там Вольфганг Лют и был похоронен со всеми почестями. Солдаты дали три залпа над свежей могилой.

Петер Кремер писал: «Оглядываясь назад, можно сказать, что это был последний крупный спектакль Рейха и флота. Весьма символически оба отправились в могилу». В конце своих мемуаров Дениц называет Люта символом Кригсмарине и косвенно всей Германии.

«14 мая 1945 года, через несколько дней после капитуляции, которая окончила войну, капитан 1 ранга Вольфганг Лют, один из наших командиров подводных лодок, добившихся наибольших успехов, и один из двух моряков, получивших высшую награду за храбрость – Рыцарский Крест с Дубовыми Листьями, Мечами и Бриллиантами, погиб в Мюрвике в результате трагической случайности. Те из наших морских офицеров, которые в это время находились во Фленсбурге, пришли проститься с ним. Тело Люта лежало в гробу, выставленном на плацу Морской школы. Это был символический акт.

На каменных плитах этого исторического места инструктора много раз строили кадетов по разным печальным поводам. Так было во времена Императорского флота, так с 1919 года было во времена Рейха. Война уже закончилась, и все стояли на пороге неясного и горького будущего. Мы отдали последние почести не только Вольфгангу Люту, но и всему нашему флоту, который мы так горячо любили».

Чтобы узнать Люта, нужно узнать его людей, и чтобы закончить его историю, нужно рассказать, как кончилась война для каждого из них.

Об экипажах U-9 и U-138 сохранилось мало сведений. Лют командовал ими в самом начале войны и слишком недолго. Моряки были переведены на другие лодки, многие погибли, остальных разбросали военные ветры. Многие из служивших вместе с Лютом на борту U-43 погибли вместе с лодкой в 1943 году.

Герберт Кручковски, который служил радистом на двух лодках Люта, присутствовал на похоронах своего капитана. По странной иронии судьбы в последние дни войны он в звании фенриха учился в Мюрвике. Готтфрид Кёниг также находился в северной Германии. Он затопил свою лодку в Кильской бухте. Крузе и Кёниг оказались среди счастливчиков, находившихся в Германии, когда в мае 1945 года кончилась война.

Курт Фрайвальд выбрался из-за письменного стола, чтобы сменить Люта на мостике U-181. Фрайвальд был хорошим человеком, однако он не был Вольфгангом Лютом. И ему приходилось несладко, так как за спиной постоянно раздавался шепоток: «Лют не сделал бы этого», «Лют не сделал бы того», «Он не может управлять лодкой так же хорошо, как Лют». И так день за днем... Он совершил всего один поход на этой лодке, и поход можно считать совершенно неудачным, так как он завершился пленом и изгнанием для капитана и всего экипажа. Йозеф Дик так описывает происшедшее:

«В марте 1944 года мы покинули Бордо и в августе прибыли в Пенанг. Позднее мы направились в Сингапур и стали в сухой док, чтобы извлечь баллоны с ртутью из киля. Вероятно, вы слышали, что лодки, идущие в Юго-Восточную Азию, везли японцам ртуть в стальных колбах. После Сингапура мы перешли в Батавию.{Ныне Джакарта} В середине октября мы отправились домой, но двух человек пришлось оставить в госпитале, так как они заболели. В 4 цистернах у нас вместо солярки находилась резина. В торпедных аппаратах лежали коробки с опиумом (у нас остались всего 2 торпеды). Под обшивку легкого корпуса были запихнуты ящики с ценной рудой и другие вещи. Лодка сидела очень глубоко.

Южнее Кейптауна нам пришлось повернуть назад, так как из-за течи в топливных цистернах мы потеряли около 30 куб. м топлива. Поэтому мы просто не могли добраться до Германии. В середине января мы вернулись обратно в Сингапур. Пока мы находились там, война для нас закончилась. Лодки были переданы японцам. Мы были рады от них избавиться, хотя половине экипажа все-таки пришлось оставаться на борту. Остальных японцы на грузовиках отправили в Бату-Баха, который находится в 80 милях на север от Сингапура. Но потом капитулировали и японцы. Нас привезли обратно в Сингапур, а оттуда повезли в Англию как «сдавшихся солдат».

Вместе с англичанами мы распотрошили 2 лодки, и они были затоплены примерно в 60 милях от Сингапура. Нас там в это время уже не было. Мы тогда временно работали на английской базе в Селатаре и на борту английских кораблей. В июле 1946 года нас отправили в Англию, и мы прибыли в Ливерпуль. Нас должны были на корабле перевезти из Гулля в Бремерхафен, но корабль уже ушел, и нам сказали, что мы останемся в лагерях, пока не появится следующий транспорт».

Японцы переоборудовали U-181, и она получила новое обозначение – I-501. Однако в августе Япония тоже капитулировала, и в феврале 1946 года лодка была затоплена в Южно-Китайском море. Под флагом Восходящего Солнца она не успела сделать ни одного выстрела.

Йозефу Дику и его товарищам пришлось ждать обещанный корабль, чтобы покинуть Великобританию, целых 2 года. Все это время они находились в лагере для интернированных, «совсем как фашисты или эсэсовцы», сокрушался Йозеф Гробельны. Вальтер Шмидт был отправлен работать на ферме местного депутата парламента. Дика перевели из Дербишира сначала в Ньютаун, потом в Риль (Уэльс), потом в Шрусбери и наконец в Сент-Эдвардс возле Гарвича.

Вероятно, Лотару Энгелю повезло больше. Он покинул U-181 вместе с Лютом и стал медиком 6-й подводной флотилии в Сен-Назере. Там он прославился своей коллекцией записей американского джаза. Во время высадки союзников в Нормандии он работал в госпитале в Ла Боле, а когда война кончилась, стал пленником французов. На этом везение Энгеля закончилось. Пребывание во французском лагере было ужасным, и он сожалел об этом всю оставшуюся жизнь.

Теодор Петерсен, который покинул U-181 в январе 1943 года, позднее командовал двумя собственными лодками, U-612 и U-874. Единственной удачей было то, что он остался жив. В конце войны он сдал U-874 в Лондондерри, после чего он и весь его экипаж были интернированы. Он находился в лагере в Нортумберленде вместе с Куртом Фрайвальдом.

Петерсен беспокоился о своем положении гораздо меньше Гробельны. Он даже находил что-то приятное в мрачной окружающей обстановке.

«Лагерь военнопленных № 18 находился в Нортумберленде на реке Тайн где-то между Ньюкаслом и Карлайлом. Недалеко от нашего лагеря находился прекрасный маленький замок Фиверстоун-парк, где во время войны королевская семья, вероятно, провела какое-то время. Ближайшим городом и крупной железнодорожной станцией был Холтвистл, симпатичный городок на пути в Ньюкасл. В лагере я видел бараки и колючую проволоку, которые напоминали нам, что мы пленные. Однако позднее нам разрешили гулять без охраны... Я ходил по живописному берегу Тайна, поросшему дикой земляникой и рододендронами, где иногда даже можно было увидеть оленя».

Для некоторых война закончилась лишь в 1948 году, через 3 года после прибытия в Англию. Йозеф Дик помнит день, когда он снова постучался в дверь родительского дома. Это произошло в субботу 3 июля. Однако это была уже не та дверь, которую он помнил, бомбы трижды попадали в дом его родителей. И вообще это был совершенно иной мир. В 1948 году союзники решили воссоздать независимое германское государство, в ответ на что Советский Союз заблокировал Западный Берлин. Начал действовать воздушный мост.

К 1948 году война ушла в прошлое. Но что ждало их в будущем?

Вольфганг Лют и Теодор Петерсен как-то обсуждали возможное будущее. Вероятно, это происходило ночью на мостике огромного подводного крейсера Люта. Лют заявил: «Я знаю, что Германия выиграет войну. А после этого я хотел бы стать советником магистрата в одной из наших новых восточных провинций...» Лют хотел тихой жизни. Ведь советник магистрата – не более чем сельский землевладелец. Разумеется, это было невозможно. Если бы Вольфганг Лют пережил войну, ему предстояла неприятная процедура денацификации. Скорее всего, ему пришлось бы ждать создания Бундесмарине – нового военно-морского флота Германии, – чтобы вернуться на военную службу.{Совершенно не обязательно. Из 27 кавалеров Бриллиантов лишь один – летчик-истребитель Эрих Хартманн – снова стал военным. Прим. пер.}

Многие из заслуженных подводников так и поступили, например, Отто Кречмер и Эрих Топп. Кречмер в конце концов получил звание адмирала флотилии, а Топп – даже контр-адмирала. Оба занимали высокие посты в натовском флоте. Теодор Петерсен тоже поступил служить в Бундесмарине и вырос до фрегаттен-капитана. После отставки он поселился в Киле вместе с женой Консуэло и занялся коллекционированием почтовых штемпелей. В одном из писем он прислал автору этой книги свое удостоверение, врученное в 1942 году, когда U-181 пересекла экватор. Он писал: «Можете оставить его себе. Мне оно уже совершенно бесполезно, а мои сыновья не желают иметь ничего общего с этим».

Герберт Кручковски после войны сменил фамилию на Крузе. Он поселился во Франкфурте, где до пенсии работал в местном банке. Вальтер Шмидт переехал в Бад-Камберг, недалеко от Франкфурта, он старался поддерживать тесные связи с бывшими подводниками. Лотар Энгель переехал в Кёльн после освобождения из тюрьмы в 1948 году. Потом он перебрался в Липпштадт в Вестфалии, где стал практикующим гомеопатом. Он жил вместе с женой, тоже врачом, и двумя дочерьми. Йозеф Дик стал инженером-железнодорожником, Lok-Führer, как ранее его отец. Он вернулся в Кёльн в 1980 году.

Гейнц Шульц переехал жить в пригород Гамбурга. После 30 лет работы контролером качества на заводе он превратился в известного специалиста по засолке сельди. Готтфрид Кёниг стал директором школы. Отто Гизэ переехал во Флориду.

Проигранная война надломила Франца Перша, Отравленного Карлика. Когда она началась, Перш записал в дневнике: «Мы являемся гордостью Германии, и мы готовы умереть за нее...» А что сегодня? «Я старый человек, мне уже больше семидесяти. Я живу на пенсию, у меня прекрасный домик на опушке леса. Мы с женой любим смотреть, как в воротах сада играют кролики, а в полях пробегают олени. А Германия, разделенная Германия? Иностранцы и иностранные солдаты? Моя гордость за эту страну пропала навсегда».

В 1984 году Крузе и Шмидт организовали встречу бывших моряков U-181 в Бад-Камберге. Приехало примерно 40 человек. Они вспоминали свою лодку и ее капитана. Кое-кто не виделся с 1945 года. Крузе печально сказал: «Узнать некоторых оказалось трудно. Время меняет всех». Особенно болезненно подчеркнули прошедшие изменения кадры старой кинохроники, запечатлевшие возвращение U-181 в Бордо. Пленку одолжили в редакции телевизионной передачи «Сорок лет спустя». Все снова увидели банкет, торжественное бритье экипажа, получение Лютом Бриллиантов из рук Гитлера. Встреча имела такой успех, что ее сделали регулярной.

Дональд Кроуфорд оказался единственным человеком с потопленных Лютом судов, которого удалось отыскать автору. Он стал бизнесменом в графстве Стаффордшир. Он сохранил величайшее уважение к Люту и его матросам, так как до сих пор верит, что именно Лют спас ему жизнь, передав по радио координаты места гибели «Клан Макартура».

После окончания войны Морская школа была превращена в госпиталь, а потом в педагогическое училище. В 1956 году была выпущена первая группа кандидатов в офицеры. В 1959 году этот учебный комплекс снова получил название Морская школа – Мюрвик и перешел под контроль Бундесмарине. В 1985 году была выпущена брошюра, посвященная 75-й годовщине школы. Она начиналась указом, подписанным Вильгельмом II в 1910 году, в котором повелевалось открыть школу. Завершало брошюру описание электронного тренажера, изображающего мостик лодки, который был построен Круппом в 1986 году.

На территории Морской школы находится памятник Люту. Он стоит, вернее, лежит на старом «Черном пути» под старым дубом всего в нескольких метрах от того места, где Матиас Готтлоб застрелил Вольфганга Люта. Это глыба – огромный грубый необработанный валун, взятый с обочины шоссе Мюрвик – Глюксбург. Карл Петер в неопубликованной рукописи, написанной, когда он служил начальником школы, рассказывает, как он вместе с женой нашел этот валун, и строительная компания доставила его в город. Каменотес выбил на нем надпись.

Памятник был открыт 17 ноября 1957 года, в День памяти, в присутствии Ильзе Лют, ее семьи, друзей, товарищей Люта по службе и кадетов Морской школы. Отто Шухарт, потопивший в 1939 году авианосец «Корейджес», новый начальник школы адмирал флотилии фон Вангенгейм произнесли небольшие, но выразительные речи. Шухарт задал вопрос, почему Лют погиб именно так, от выстрела германского солдата, пережив неравные и кровопролитные морские бои. Это была неразрешимая загадка. «Мы, люди, всегда пытаемся найти смысл там, где он для нас совершенно непостижим. В этом случае ответа нет. Вероятно, истинное значение смерти Люта кроется в следующем: напомнить, что мы, кто остались в живых, просто обязаны помнить тех, кого эта великая война унесла прочь».

Он закончил, задав вопрос самому себе и всем собравшимся, вопрос, который памятник так же будет снова и снова задавать: «Лют мертв, как и многие другие. А вы, живые, так ли благородны, целеустремленны и самоотверженны, как те, кто умер ради вас?»

На этом заканчивается история Вольфганга Люта. Не смертью и поражением, а напоминанием и верой в будущее. Отто Шухарт призывал всех жить так, как жил бы сам Лют, и каким он сохранился в памяти родных, друзей, сослуживцев. А они помнят лишь самое лучшее.