Глава 20. Адмирал Ямамото гибнет в бою

Главнокомандующий Объединенным Флотом адмирал Ямамото Исороку пользовался уважением и восхищением всех своих подчиненных. Ни катастрофа при Мидуэе, ни шок поражения при Гуадалканале не поколебали их уверенности в адмирале. Это было не только результатом его способностей командира. Ямамото всегда пользовался личной преданностью подчиненных, граничащей с фанатизмом. Никто из других офицеров даже близко не подошел к популярности человека, который, столкнувшись с неожиданными поражениями на Тихом океане, всегда брал на себя личную ответственность за неудачи. Он ни разу не обвинил в этом своих подчиненных.

Ямамото был военным до мозга костей. Во всех случаях он вел себя с чисто военной сдержанностью и апломбом. Даже на Труке и в Рабауле, где он страдал от тропической жары, адмирал неизменно носил снежно-белый мундир морского офицера. Эта фигура главнокомандующего, презиравшего тропическую жару, влажность и насекомых, всегда производила глубокое впечатление на офицеров и рядовых. Ямамото был не просто адмиралом. Он был олицетворением Флота. [257]

Спланированная адмиралом «Операция А» должна была начаться 7 апреля мощным воздушным ударом по врагу. Во второй половине дня 6 апреля вице-адмирал Какуда планировал отправиться из Вунаканау на нашу авиабазу на Баллале, маленьком островке южнее Буйна. Адмирал собирался лететь на бомбардировщике «Бетти», который поведет группу истребителей. Они должны были участвовать в «Рейде X», первом пункте операции.

Погода 6 апреля была очень плохой. Постоянные сильные дожди покрыли аэродром вулканической грязью. Казалось, нет никаких надежд, что небо расчистится. Наземный персонал трудился не покладая рук, чтобы держать наши самолеты в готовности, несмотря на состояние аэродрома. Дороги с аэродрома в Рабаул превратились в грязевой кисель. Путешествовать на автомобиле стало рискованным занятием. Несмотря на погоду и риск увязнуть в грязи, адмирал Ямамото отправился на аэродром, чтобы лично проводить адмирала Какуду. Дорога длиной 17 миль от Рабаула до аэродрома проходила в лужах грязи, но Ямамото чувствовал себя так, словно ехал по токийским улицам.

Главнокомандующий коротко побеседовал с собранными летчиками и пожелал им удачи в предстоящих боях. Для японских пилотов это был великий момент. Их воодушевили напутствия Ямамото, теперь никакие препятствия не казались им страшными. Я находился в бомбардировщике адмирала Какуда, первом самолете, который должен был вырваться из грязи на аэродроме Рабаула. Позади нас истребители ползли на взлет. Техники судорожно пытались счистить у них с колес липкие комья. Один за другим истребители разбегались по взлетной полосе и поднимались в хмурое небо. Я посмотрел назад, на исчезающий аэродром, и ясно различил белые мундиры адмирала Ямамото и контр-адмирала Угаки, выделяющиеся на тускло-коричневой земле. Это была нелепая сцена. Ямамото выглядел совсем как в тот день, когда я в последний раз видел его в бухте Хиросима. [258]

Мы собрали наши истребители, построились и взяли курс на юг от Рабаула. Огромный облачный фронт заполнил все небо. Черные кипящие тучи преградили нам путь. На нашем бомбардировщике мы могли не бояться погоды, но 45 одноместных истребителей, вцепившихся нам в хвост, знали, что потерять ведущего в надвигающемся шторме означало верную смерть. Несмотря на наше желание как можно скорее попасть в район боев на Баллале, ярость шторма вынудила адмирала Какуду вернуться в Рабаул. 20 минут мы напрасно искали разрывы в облаках. Нашим боевым планом предусматривалось, что самолеты прибудут в Баллале на закате, поэтому американские разведчики, фотографирующие аэродром днем, не будут знать о прибытии 45 истребителей. Когда через час мы вернулись в Вунаканау, уже наступила темнота.

Мы послали истребители садиться первыми. 43 «Зеро» сели в грязь нормально, но 2 утонули в предательских лужах и повредили себе шасси и пропеллеры. Наконец, уже в темноте, сел наш бомбардировщик. Я был удивлен, когда увидел адмирала Ямамото, ожидающего наш самолет. Получив по радио сообщение, что мы возвращаемся, он остался, чтобы увидеть адмирала Какуду.

Первую массированную атаку следовало провести до 6 апреля, так как наши силы слишком долго готовили налеты, и находились в очень выгодном положении для нанесения удара. Наши 45 истребителей были отчаянно нужны для сопровождения бомбардировщиков, так как ожидалось сильное сопротивление врага. Мы обязаны были прибыть в Баллале, однако ночной перелет был невозможен. После того, как самолет сел, я сразу направился по грязной, раскисшей дороге вдоль аэродрома в штаб адмирала Одзава, чтобы получить новый приказ. Мы долго обсуждали перспективы атаки, после чего я покинул штаб с приказом нашим истребителям вылетать в Баллале рано утром 7 апреля. Мы должны были лететь прямо на рандеву с бомбардировщиками и участвовать в воздушном рейде. Уже когда я вернулся на аэродром, меня [259] встретил автомобиль, который прислал встревоженный адмирал Какуда.

Внезапное изменение планов привело к поспешному инструктажу пилотов, так как мы должны были вылететь из Вунаканау и сразу участвовать в налете. Время нашего полета могло увеличиться, а пилоты не знали местности, над которой им предстояло лететь. Однако наши пилоты были полны уверенности, что оправдают надежды адмирала Ямамото на успешное завершение атаки. Мы провели «Рейд X», как намечалось.

После завершения «Операции А», которая, как верил адмирал Ямамото, привела к тяжелым потерям противника, адмирал приготовился лично осмотреть передовые базы. Он беседовал с командирами и офицерами различных авиакорпусов, подчеркивая, что перспективы войны не должны внушать уныние. Адмирал утверждал, что предстоит еще много морских битв и что победа и поражение в этих боях (и, как следствие, — исход всей войны) будет целиком зависеть от нашего поведения в воздушных боях. Каждый человек, который присутствовал на этих встречах, не мог не подпасть под впечатление искренности адмирала. Однако наши штабные офицеры не могли игнорировать последствия неудачи, столь драматически доведенной до их сведения.

10 апреля в 6.00 адмирал Ямамото покинул Рабаул, чтобы вылететь в Баллале на южном Бугенвилле. Он хотел лично осмотреть нашу авиабазу, находившуюся так близко к противнику. Почти одновременно с отбытием Ямамото мы с адмиралом Какуда улетели из Рабаула на Трук. Когда мы вернулись на свой флагманский корабль, авианосец «Хиё», наш флагманский связист, белый как мел, лично вручил адмиралу Какуда конфиденциальную радиограмму.

Какуда был закаленным ветераном, известным своим железным самообладанием в любых обстоятельствах. Я был удивлен, когда увидел, как бледнеет лицо адмирала по мере того, как он читал радиограмму. Он пробормотал [260] нечто непонятное и какое-то время просто не мог или не хотел говорить вообще.

Адмирал Ямамото Исороку был мертв.

Детали атаки американских истребителей, которая привела к гибели величайшего японского флотоводца, сохранились в дневнике вице-адмирала Угаки Матомэ, начальника штаба Объединенного Флота, который был вместе с адмиралом в момент его гибели. Следующие -выдержки взяты из дневника Угаки:

«Адмирал Ямамото захотел вылететь из Рабаула в Буин через Балладе, чтобы провести инспекцию передовых частей флота и лично встретиться с генералом Хякутакэ, командующим 17-й армией. Адмирал планировал 19 апреля вернуться в Рабаул».

(Перелет адмирала Ямамото сопровождался обычными тщательными предосторожностями. Ямамото знал о множестве трудностей, с которыми столкнулись наши войска на Соломоновых островах. Части генерала Хякутакэ находились под сильнейшим давлением вражеских сил, особенно страдали они от постоянно усиливающихся воздушных налетов. Ямамото надеялся, что личное посещение линии фронта поможет ему лучше понять будущие проблемы. Зная, что вражеская разведка следит буквально за каждым его шагом, адмирал впервые снял белый морской мундир и переоделся в армейское хаки.)

«В 6.00 адмирал Ямамото покинул аэродром Рабаула на головном самолете, бомбардировщике «Бетти». Кроме адмирала там находились: капитан 2 ранга Исидзаки, его секретарь, контр-адмирал медицинской службы Таката, капитан 2 ранга Тоибана, начальник авиационного отдела его штаба. На втором самолете вместе со мной находились: контр-адмирал интендантской службы Китамура, капитан 2 ранга Иманака, флагманский связист, [261] капитан 2 ранга Мурой из авиационного отдела штаба и наш метеоролог лейтенант Унно.

Как только я поднялся на борт второго бомбардировщика, оба самолета начали рулить на старт. Головной бомбардировщик взлетел первым. Когда наш самолет проходил над вулканом в конце бухты, мы пристроились к остальным самолетам и взяли курс на юг. Рваные тучи и прекрасная видимость делали условия полета хорошими.

Я мог видеть наши истребители сопровождения, покачивающие крыльями. 3 истребителя летели слева от нас, 3 оставались вверху и чуть позади, еще 3 держались справа. Всего нас сопровождали 9 истребителей. Наши бомбардировщики летели совсем рядом, едва не касаясь крыльями. Мой самолет оставался слева и чуть сзади от головного. Мы летели на высоте примерно 5000 футов. Мы ясно видели адмирала, сидящего в кресле второго пилота на головном бомбардировщике. Пассажиры ходили по самолету.

Мы достигли западного берега Бугенвилля, пролетая на высоте 2200 футов над джунглями. Один из летчиков передал мне записку: «Расчетное время прибытия в Баллале 7.45». Я невольно посмотрел на часы и отметил, что время было 7.30 ровно. До посадки оставалось 15 минут.

Без предупреждения взревели моторы, и бомбардировщик нырнул вниз к джунглям, держась за хвостом головного самолета. Мы выровнялись на высоте менее 200 футов. Никто не знал, что случилось. Мы с тревогой осматривали небо в поисках вражеских истребителей, которые пикируют, атакуя нас. Старший пилот ответил на наши вопросы: «Похоже, мы сделали ошибку. Нам не следовало пикировать». Он был, разумеется, прав. Нашим пилотам не следовало покидать первоначальную высоту.

Наши истребители заметили группу как минимум из 24 вражеских истребителей, приближающихся с юга. Они спикировали к бомбардировщикам, чтобы предупредить [262] их о приближении противника. Однако в это время пилоты бомбардировщиков заметили противника и без приказа устремились вниз.

Уже когда мы вышли из пике и снова полетели горизонтально над самыми джунглями, наши истребители сопровождения бросились на самолеты противника. Это были большие истребители Локхид «Лайтнинг». Численно превосходящий противник прорвался мимо «Зеро» и обрушился на наши бомбардировщики. Мой самолет круто повернул на 90 градусов. Я увидел, как командир экипажа наклонился вперед и схватил пилота за плечо, предупреждая о приближающихся истребителях врага.

Наш самолет оторвался от головного бомбардировщика. На несколько мгновений я потерял из вида бомбардировщик Ямамото и наконец увидел его далеко справа. Я с ужасом увидел, что он медленно летит над самыми деревьями, направляясь на юг. Яркое оранжевое пламя быстро охватывает его крылья и фюзеляж. Примерно в 4 милях от нас бомбардировщик выпустил густой хвост густого черного дыма, спускаясь все ниже и ниже.

Внезапно меня охватил страх за жизнь адмирала. Я попытался позвать стоящего рядом капитана 2 ранга Мурой, но не смог говорить. Я схватил его за плечо и подтолкнул к окну, указывая на горящий самолет адмирала. Я видел его в последний раз и мысленно попрощался с любимым командиром, прежде чем наш самолет снова заложил крутой вираж. Трассирующие пули пробивали наши крылья, и пилот отчаянно маневрировал, пытаясь уклониться от преследующего истребителя. Я с нетерпением ждал, когда самолет вернется в горизонтальное положение, чтобы снова увидеть бомбардировщик адмирала. Хотя я надеялся на лучшее, я слишком хорошо знал, какой может быть судьба самолета. Когда наш бомбардировщик выровнялся, я посмотрел на джунгли. «Бетти» больше не было видно. Только густой черный дым поднимался из зарослей в небо. Увы! Все безнадежно! [264]

Пока я смотрел на погребальный костер разбившегося бомбардировщика, наш самолет завершил свое фантастическое маневрирование и на полной скорости устремился к мысу Моила. Вскоре мы были над открытым морем. Мы заметили сражающиеся самолеты над местом, где разбился самолет адмирала Ямамото. Часть истребителей вырвалась из схватки и помчалась за нами. Я беспомощно смотрел на серебристый «Лайтнинг», который круто развернулся и быстро приближался к нашему бомбардировщику. Наши стрелки отчаянно палили по нему, но бесполезно.

Наши 7,7-мм пулеметы не могли достать приближающийся «Лайтнинг». Используя свое превосходство в скорости, вражеский пилот быстро приблизился и открыл огонь, находясь за пределами досягаемости наших пулеметов. Я увидел, как нос «Лайтнинга» словно взорвался мерцающим пламенем. И тут же бомбардировщик затрясся от попадания вражеских пуль и снарядов. Американский пилот был превосходным стрелком. Первая же очередь врезалась в правый борт бомбардировщика, потом в левый. Барабанный грохот прокатился по самолету, который весь дрожал под огнем врага. Мы поняли, что теперь мы совершенно беспомощны, и стали ждать конца. «Лайтнинг» пристроился к хвосту нашего самолета, поливая его смертоносным огнем.

Один за другим замолкали наши пулеметы. Внезапно командир экипажа, выкрикивающий приказы своим людям, пропал. Несколько членов экипажа уже лежали мертвыми, так как пули прошили фюзеляж насквозь. Капитан 2 ранга Мурой свалился в кресло, его руки бессильно валялись на столе перед ним, а голова моталась взад — вперед в такт толчкам самолета.

Еще один снаряд пробил дыру в правом крыле. Старший пилот, сидевший прямо передо мной, резко толкнул ручку управления вперед. Единственным нашим шансом на спасение была аварийная посадка на воду. В то время я этого не понимал. Однако пилот «Зеро», который [265] отчаянно пытался отогнать преследующий нас «Лайтнинг», передал, что из нашего бомбардировщика валит густой дым. Почти коснувшись воды, наш пилот рванул ручку управления на себя, чтобы вывести самолет из пике, однако тот больше не управлялся. Вражеские пули перебили тяги. В отчаянии пилот выключил моторы, но было уже поздно. На полной скорости бомбардировщик врезался в воду. Левое крыло отвалилось, и «Бетти» резко завалился влево.

Я приготовился к аварийной посадке. Не помню, чтобы я получил ранения при аварии, хотя удар при встрече самолета с водой на такой большой скорости на мгновение заставил меня потерять сознание. Когда меня выкинуло из кресла в строну, мое тело было избито и порезано.

Удар ненадолго оглушил меня, и все вокруг почернело. Я почувствовал страшный удар соленой воды, хлынувшей в фюзеляж. Почти мгновенно мы ушли под воду. Я был совершенно беспомощен. Убежденный, что настал мой конец, я мысленно произнес последнюю молитву. Естественно, мне трудно вспомнить все, что происходило в эти ужасные мгновения, но я совершенно точно помню, как решил, что жизнь закончилась. Я совершенно не мог двигаться и лежал неподвижно. Я не верю, что полностью потерял сознание, так как не наглотался соленой воды. Все было словно в тумане, и я не знаю, сколько времени прошло...

На следующий день разведывательный самолет обнаружил обломки головного бомбардировщика, в котором встретил смерть адмирал Ямамото. Пилот разведчика не заметил никаких признаков жизни и сообщил, что огонь полностью сожрал обломки. В день атаки туземцы сообщили армейской инженерной части, строящей дорогу, что японский самолет разбился у западного берега Бугенвилля. Армейский штаб немедленно отправил туда спасательную команду, которая 19 апреля нашла обломки. Они подобрал тела и отправились [266] в обратный путь. В это время они и встретились co спасательной группой флота.

Армейские спасатели нашли тело адмирала Ямамото в кресле пилоты, выброшенном из самолета. В правом руке он крепко сжимал свой меч. Его тело совершенно не разложилось. Даже в смерти великий флотоводец не потерял величия. Для нас Ямамото Исороку был действительно богом.

Наши врачи осмотрели его тело на борту охотника за подводными лодками и нашли пулевые раны в нижней части головы и в плече. Возможно, адмирал умер мгновенно. Удалось опознать также лишь тело начальника медицинской службы, которое частично обгорело. Остальные тела сгорели полностью.

Обломки моего самолета пытались найти водолазы, спустившиеся на 67 футов. Однако они обнаружили только шасси, моторы, пропеллеры, пулеметы и один офицерский меч. На следующий день (20 апреля) волны выбросили на берег тела 2 летчиков.

Их всех, кто находился на борту нашего самолета, спаслись только я, контр-адмирал Китамура и пилот. Погибли более 20 офицеров и рядовых. Хотя на войне смерть — обычное дело, я чувствовал себя так, словно был виноват в этой катастрофе.

Позднее мне сообщили, что противник, обычно проводивший только 1 разведывательный полет, за день до 18 апреля резко увеличил число полетов истребителей-разведчиков. Эта информация от наших передовых частей попала в штаб вице-адмирала Кусака только через 24 часа после катастрофы. Если бы нас немедленно информировали о группах вражеских истребителей, мы избежали бы ужасной гибели адмирала Ямамото. Но было уже поздно».

Как раз в том месте, где множество его подчиненных пролили кровь за Японию, адмирал Ямамото нашел конец своей блестящей карьеры. Мы понесли невосполнимую [267] потерю. Однако Япония потеряла также капитанов 2 ранга Тоибана и Мурой, считавшихся «мозгами» авиационного отдела штаба флота. Раненые адмиралы Угаки и Китамура и их пилот были спасены кораблями, примчавшимися к месту гибели самолета.

Переезды адмирала Ямамото и его штаба были, конечно, тщательно охраняемым секретом. Однако, кроме цепи событий, которые помогли противнику провести эту успешную атаку, имеется и прямая причина инцидента. Короткая радиограмма, которой командир базы гидросамолетов на Шортленде шифром извещал своих подчиненных, что адмирал будет лично инспектировать район. Эта радиограмма была перехвачена и расшифрована штабом американского флота в Пирл-Харборе. Флот немедленно информировал штаб ВВС на аэродроме Гендерсон, Гуадалканал. Во второй половине дня 17 апреля радиостанция аэродрома Гендерсон передала майору Джону У. Митчеллу, командиру «Лайтнингов» на Гуадалканале, телеграмму Фрэнка Нокса, министра флота, с полной информацией о намеченной инспекционной поездке адмирала Ямамото. В телеграмме указывалось, что адмирал Ямамото исключительно пунктуален, и можно твердо верить намеченному графику. К сообщению прилагался список офицеров, сопровождавших адмирала, а также указание, что штаб летит на 2 бомбардировщиках Мицубиси «Бетти» 2-2 в сопровождении 6 «Зеро».

Единственными самолетами, способными перехватить адмирала, были «Лайтнинги» с аэродрома Гендерсон, которые обладали скоростью, дальностью полета и огневой мощью, достаточной для решения этой задачи. Большим истребителям предстояло пролететь по крайней мере 435 миль с Гуадалканала, чтобы перехватить бомбардировщики западне Кахили. Хотя адмирал Угаки записал «по крайней мере 24 вражеских самолета», Митчелл имел всего 18 «Лайтнингов». Он планировал использовать 6 самолетов в качестве ударной группы для уничтожения бомбардировщиков, которые, как он предполагал, пойдут [268] на высоте 10000 футов. Остальные 12 истребителей должны были с высоты 20000 футов атаковать и связать боем «Зеро» сопровождения. 2 самолета из-за неполадок вскоре после старта были вынуждены вернуться. В результате Митчелл нацелил на бомбардировщики 4 своих истребителя.

Лейтенант Томас Дж. Ланфиер был пилотом, который сбил самолет Ямамото. Он также сбил истребитель сопровождения. Ланфиер сообщил, что он всадил длинную очередь в правый мотор бомбардировщика. Держась вне пределов досягаемости хвостовой пушки бомбардировщика, он проследил, как горящее крыло отломилось. Перехваченный 2 «Зеро», Ланфиер был вынужден сделать пологую горку и оторвался от японских истребителей.

Лейтенант Рекс Барбер, атаковавший вместе с Ланфиером, проскочил мимо 3 «Зеро» и сбил второй бомбардировщик. Лейтенант Бисби Ф. Холмс сбил 2 «Зеро» доведя общий счет этого дня до 2 бомбардировщиков и истребителей. Наши пилоты сбили «Лайтнинг» лейтенант Рэя Хайна. Как мы узнали позднее, все остальные 15 «Лайтнингов» вернулись на Гуадалканал, имея множестве пробоин.

Чуть позднее я (Окумия) был в Буине во время новой атаки против американцев. Я посетил могилу адмирала Ямамото. Это был небольшой камень с надписью, установленный возле здания штаба в Буине, где было кремировано тело адмирала.

Нужно воздать должное американским разведывательным службам, которые сумели расколоть японский шифр и сохранить в секрете тот факт, что американцы в подробностях знали о действиях наших морских сил. Именно это знание привело к катастрофическому разгрому при Мидуэе, оно привело к гибели самолета адмирала. Эти совсем не героические закулисные ходы не только сорвали вторжение на Мидуэй, но и привели к нашему окончательному поражению. [269]

Как ни странно, сразу после сражения при Мидуэе адмирал Ямамото предсказал собственную судьбу. Также сбылось и его предсказание об общем ухудшении нашего военного положения, сделанное 8 декабря 1941 года.

Для меня, который в прошлом служил с этим великим человеком, момент, когда нам сообщили о его гибели, был особенно печальным. С мостика авианосца «Хиё», стоя рядом с раздавленным горем адмиралом Какуда, я видел, как медленно спускается с мачты крупнейшего в мире линкора «Ямато» флаг адмирала.

Те, кто раньше страстно мечтал о войне с Соединенными Штатами и Великобританией, все еще грезили победой, хотя она все дальше и дальше ускользала от наших рук. Возможно, те из нас, кто сражается с врагом, повинуясь приказам, и переживут войну. Однако для меня и других офицеров было невозможно выразить словами ту смесь чувств, которая владела адмиралом, уже очень давно предвидевшим мрачное будущее страны, если мы будем вынуждены начать эту войну. Несмотря на свои опасения, в качестве главнокомандующего адмирал Ямамото был обязан служить своей стране всеми силами. И он делал это. Однако его не оставляло сожаление, что он не приложил все возможные усилия, чтобы убедить правительство и правящую клику в том, что эта война принесет только несчастья.

Каков бы ни был приговор истории, сейчас адмирал покоится в своей могиле. Он умер в самолете морской авиации, которую он сам и создал. Его неослабные усилия позволили стране получить самую мощную в мире морскую авиацию.

И никто не забудет этого человека, прославившегося еще в 1924 году. Он был назначен командиром авиакорпуса Касумигаура и привел в смущение весь личный состав, вызвавшись летать с самым плохим из пилотов! [270]