ГЛАВА 4

БРИТАНСКАЯ ТОЧКА ЗРЕНИЯ

Победитель при Матапане, ныне адмирал флота ви­конт Каннингхэм оф Хиндхоуп, на флоте был широко известен как АБК (ABC — Andrew Brown Cunningham. По-английски это звучит инте­ресней, так как выглядит аналогом русского АБВ.). Следует сказать пару слов об этом ве­ликом моряке и адмирале и состоянии флота в тот мо­мент. Восхищение своим командующим и вера в него были на флоте всеобщими, все разделяли его горячее желание зажать противника намертво. Предстояло сделать очень много для обеспечения проводки конвоев и транспортов с войсками, кроме агрессивных вылазок при каждом удоб­ном случае. Поэтому жизнь флота была нескучной, осо­бенно на эсминцах. Главной тактической задачей эсмин­цев является атака и уничтожение вражеских кораблей, однако теперь они использовались как «прислуга за все», а к их обязанностям добавились противолодочное прикры­тие, зенитный огонь, сопровождение авианосцев, пере­возка войск, техники и припасов. Большую часть этой ра­боты приходилось выполнять в тех районах, где сейчас господствовали Люфтваффе. К опасности горизонтальных бомбардировок добавились решительные и точные бомбардировки с пикирования. Вес это вынуждало экипажи проводить на боевых постах многие часы. Один из коман­диров эсминцев сказал, что «в 1940 — 41 годах шли самые тяжелые бои за всю войну». Тем не менее, несмотря на нехватку отдыха и нехватку кораблей, боевой дух флота был крайне высок. Все чувствовали, что решительная схват­ка с итальянским флотом близится, АБК тем или иным способом ее устроит.

Обычно штаб главнокомандующего располагался на берегу. Но в тот период Каннингхэм перевел свой штаб на «Уорспайт». Он состоял из начальника штаба, началь­ника оперативного отдела штаба, флагманского артил­лериста, флагманского минера (torpedo officer), флагман­ского штурмана (master of the fleet), флагманского свя­зиста. Большинство из них имели чин капитана 1 ранга. По словам флагманского артиллериста, штаб «был про­сто микроскопическим по сравнению с сомкнутыми шеренгами бригадных генералов в Каире или чудовищ­ным штабами, созданными в конце войны Верховным Командованием союзников». АБК совершенно не терпел дураков рядом с собой, всего его штабисты были перво­классными специалистами, готовыми дать быстрый и точный ответ на любой вопрос в своей области. Он сам большую часть службы провел на эсминцах и сохранил отношение «рабочей лошадки» к специалистам. Интерес­но читать, что пишет по этому поводу его флагманский артиллерист, ныне вице-адмирал сэр Джеффри Барнард, который имел привилегию во многих случаях «нашепты­вать на ушко главнокомандующему», в частности во вре­мя боя у Матапана.

«АБК резонно уважал пушки как оружие, если их правильно использовали. Грохот выстрелов приводил его в мальчишеский восторг. Однако он много перетерпел от рьяных офицеров-артиллеристов за время свой служ­бы. Поэтому всякие пикантности артиллерийской дуэ­ли на больших дистанциях с ее черной магией вроде крики ты земной поверхности, наклоном цапф и всем таким прочим, он не переносил на дух. После первых (юс в такое отношение укрепилось. Ведь 4 британских крейсера, каждым из которых командовал отважный и заслуженный артиллерийский офицер, во время пого­ни за итальянскими эсминцами, израсходовали весь запас 6" снарядов Средиземноморского флота. Свое от­ношение к артиллеристам он чаще выражал словами, чем на бумаге».

Затем Барнард упоминает пухлый технический отчет, озаглавленный «Прогресс морской артиллерии», кото­рый до войны флоты каждый год должны были отправ­лять в Адмиралтейство. Однако в 1940 — 41 годах из-за вполне понятных хлопот о нем позабыли. В ответ на на­стойчивые напоминания АБК не без дозы яда приказал ответить:

«В период 1940 — 41 годов прогресса морской артил­лерии на Средиземноморском флоте НЕ было. Однако ценой больших потерь и бед пришлось заново выучить старые уроки времен Армады. Самым значительным уро­ком оказалось то, что правильной дистанцией боя для любого корабля Средиземноморского флота, от линко­ра до подводной лодки, является дистанция пистолет­ного выстрела (в наши дни это 2000 ярдов и меньше). Потому что на таком расстоянии даже артиллерийский офицер не сможет промахнуться».

«Если понять это, то становится ясным многое из про­исшедшего при Матапане», — добавляет Барнард.

Это также во многом проясняет характер Каннингхэма. Он был приверженцем жесткой дисциплины и со­блюдения обычаев флота, однако не колеблясь отбрасы­вал их прочь, если этого требовали интересы дела. Он всегда имел здравый взгляд на вещи типа «не будем де­лать из этого проблемы», чем заслужил привязанность

всех офицеров и матросов. Много говорят об одном про­исшествии в Александрии. Катер с австралийского эс­минца отходил от берега, когда человек в гражданской одежде попросил старшину подбросить его по дороге на «Уорспайт». Старшина согласился, однако спросил у че­ловека, которого принял за буфетчика «Уорспайта», су­меет ли он перепрыгнуть на трап линкора, когда они будут проходить мимо сходней, так как была опасность нава­ла, если бы катер попробовал зайти с кормы. Пассажир безропотно спрыгнул, когда катер проходил мимо сред­него трапа флагманского линкора. Прибыв на свой ко­рабль, старшина получил сигнал от главнокомандующе­го с благодарностью за помощь, и только тогда понял, кем был пассажир, с которым он так вольно разговари­вал.

Поскольку флот много времени проводил в море, со­стояние механизмов было плохим, требовались постоян­ные ремонты, что снижало скорость кораблей и их бое­вую эффективность. Однако такое положение более чем компенсировалось высоким духом и закалкой, которую приносила высокая активность . Поэтому в тех случаях, когда орудия должны были стрелять, можно было твердо верить, что механизмы сработают и расчеты не оплоша­ют. Однако нам так и не выпала возможность отработать ночной бой линейного флота, хотя в период между двумя мировыми войнами такие учения проводились регулярно. Многие молодые офицеры и матросы понятия не имели о трудностях ночного боя и принятых правилах исполь­зования прожекторов, осветительных снарядов и быст­рого переноса огня. Только те, кто прошел через учения мирного времени, понимали необходимость твердых пра­вил и необходимость быстрого маневрирования в темно­те, чтобы быть готовым к бою, который может закон­читься буквально через считанные минуты. Все это время ночь считалась неподходящим временем для боя и пери­одом передышки для кораблей, которые днем подверга­лись ударам с воздуха.

Но в целом поведение флота отражало желание Каннингхэма сразиться с неприятелем.

Барнард пишет:

«Если мы получали сообщение, что неприятель на­ходится в море в точке, которая давала нам шанс пере­хватить его прежде, чем он вернется домой, всем чле­нам штаба сразу становилось заметным жгучее желание АБК перехватить его и полностью уничтожить. Он не­медленно мчался на адмиральский мостик, на то его крыло, которые было ближе к неприятелю. Скорость линкоров никогда его не устраивала. Он выражал неудо­вольствие, когда приходилось сворачивать с генераль­ного курса для подъема самолетов. Такое настроение шта­бисты между собой называли «тигр в клетке», и мы были вынуждены вести себя соответственно. АБК достаточно часто позволял младшим офицерам говорить «не по чину», но не в подобные минуты. Для всех это было пре­красным примером сосредоточения на одной задаче — как можно скорее схватиться с врагом.

В этом случае (Матапан) скорость сближения с непри­ятелем была неплохой, хотя «Уорспайт» мучился с конденсаторами, а «Барэм», как обычно, должен был срезать углы зигзага, или когда «Формидебл» проводил летные опера­ции. В целом мы шли лучше, чем в первые дни войны, когда «Малайя» или «Ройял Соверен» связывали остальные линкоры. Временами на лице тигра мелькала улыбка».

В этом случае обычная процедура выхода в море была ускорена донесением летающей лодки КВВС. Вражеские крейсера находились в море и шли на восток. А там, где нашлись крейсера, вполне могли оказаться и линкоры. Возможно, пробил решающий час.

«АБК в своей лучшей форме и подгоняет штабистов», — писал Барнард. Ночные вахты прошли спокой­но, так как до рассвета трудно было ожидать встречи с неприятелем.