Глава 21

29 июля лейтенант Дзодзи Ямасита вернулся в Лаэ после патрулирования над Буной с новостью, которая взбудоражила всю базу. Впервые его атаковали американские авианосные самолеты. Он сообщил капитан-лейтенанту Накадзиме и капитану 1 ранга Сайто, что его 9 «Зеро» столкнулись со смешанной группой из пикировщиков SBD «Доунтлесс» и истребителей F4F «Уайлдкэт», которых вели сухопутные истребители Р-39. Ямасита предположил, что они прилетели из Раби. А американские авианосные самолеты впервые появились на нашем театре.

Сообщение о том, что американский авианосец переброшен в район Новой Гвинеи, было зловещим, и наши штабные офицеры встревожились. Если американцы сумели выделить авианосцы для операций против наших сил в Лаэ, Буне и Рабауле, это значило, что имелась доля правды в их заявлениях о победе при Мидуэе, и в том, что они отрицали крупные потери в бою в Коралловом море. Если же были правильными заявления Токио, и наш флот уничтожил авианосцы, встреченные в Коралловом море и у Мидуэя, откуда же взялся этот авианосец? Что-то здесь было не так. И в первый раз мы усомнились в правдивости постоянных реляций из Токио о непрерывных победах.

Однако большинство летчиков-истребителей в Лаэ встретили эти новости с прямо противоположными настроениями. Позднее вечером мы забросали вопросами пилотов Ямаситы. Сколько авианосных самолетов они встретили? Лучше ли «Уалйдкэты», чем Р-39 и Р-40? Хорошо ли действуют американские авианосные летчики?

Ответы обнадеживали. Пилоты Ямаситы утверждали, что достоверно сбили 3 пикировщика, 5 истребителей и 1 Р-39, не потеряв ни одного самолета. После этого становилось неважным, что произошло в Коралловом море, при Мидуэе и в других местах! Мы все прекрасно помнили, что уже 4 месяца подряд раз за разом сбивали американские истребители и бомбардировщики. Поэтому появление морских самолетов означало только возможность одержать дополнительные победы.

Но в следующие 3 дня новые вражеские самолеты над Буной не появлялись. 30 июля 9 В-17 атаковали плацдарм и добились серьезного успеха. Наши 9 истребителей сумели сбить только 1 бомбардировщик из вражеской группы. Я получил подтверждение победы, когда перехватил четвертую «Крепость» над мысом Нельсон и сосредоточил огонь всех пушек и пулеметов на ее носовой части. Очевидно, пилот и второй пилот были убиты, потому что огромный самолет нырнул в море, потеряв управление. Это была одна из самых упорных воздушных битв, потому что, когда я вернулся в Лаэ, выяснилось, что у меня на правой руке несколько дюймов кожи были сорваны пулеметной очередью бомбардировщика. Я разминулся со смертью буквально на волосок, и моим механикам пришлось трудиться всю ночь, чтобы заделать десятки пробоин в фюзеляже и крыльях.

Но 2 августа все американские морские самолеты вылетели у нас из головы. В этот день случилось событие, о котором могли только мечтать все японские летчики-истребители и которое мы, разумеется, запомнили навсегда. Мы кружили над Буной на высоте 12000 футов, когда заметили 5 крохотных пятнышек на расстоянии нескольких миль от плацдарма. Самолеты летели на нашей высоте и по виду это были «Крепости». Я подлетел к самолету Сасаи и показал на приближающиеся бомбардировщики. Он кивнул и указал на В-17 остальным пилотам. Мы продолжали кружить на месте в прежнем строю, пока не стали видны 4 мотора каждого бомбардировщика. Затем Сасаи просигналил, чтобы мы следовали за ним. Он поднял правую руку и покачал крыльями, приказывая перестроиться из клиньев в одну колонну для лобовой атаки. Наши подвесные баки закувыркались в воздухе.

Наконец мы получили шанс на практике проверить наши теории, разработанные во время вечерних совещаний в казарме. Вскоре мы узнаем, уязвимы или нет «Летающие Крепости» для лобовой атаки. Ситуация была идеальной. 9 истребителей «Зеро» встретились с 5 огромными В-17, причем в составе этой девятки находились лучшие асы Японии. Возглавлял атаку Сасаи. Ота держался в 500 ярдах позади его самолета, за ним летел Эндо. Я занимал четвертую позицию, также на расстоянии 500 ярдов, а мои ведомые Ёнекава и Хатори следовали номерами пятым и шестым в колонне. Нисидзава летел седьмым, за ним Такацука, и замыкал колонну морской летчик 3 класса Ёсио Суэёси. 9 «Зеро» растянулись в колонну длиной 4000 ярдов и несли в своих кабинах лучших пилотов, воспитанных в Японии.

Когда мы приблизились, «Крепости» сомкнули строй. Истребитель Сасаи опустился ниже головного бомбардировщика, а потом полого пошел вверх, медленно доворачивая, чтобы прицелиться в нижнюю часть носовой кабины бомбардировщика. В следующую секунду засверкали выстрелы, и вскоре он завершил заход. От всех 5 бомбардировщиков потянулся дымок, но это был дым выстрелов из собственных 12,7-мм пулеметов. Вражеский строй не сломался.

Затем выполнил заход Ота, в точности повторив действия Сасаи. Я следил за его светящимися трассами, которые уперлись в головной бомбардировщик. Затем крыло истребителя Оты задралось вверх, когда он начал отворачивать в сторону. А потом сильнейший взрыв встряхнул все самолеты, находившиеся в воздухе. В небе мигнула ярчайшая вспышка, и появилось огромное облако дыма. Ударная волна ощутимо встряхнула мой истребитель, находившийся в полумиле от эпицентра. Один В-17 пропал. Он исчез, разлетевшись на молекулы, когда его бомбовый груз взорвался после попадания снарядов Оты. Это была самая эффектная победа, какую я когда-либо видел. Я громко закричал, когда истребитель Оты свечой пошел вверх сквозь дым.

Теперь Эндо выполнил свой заход, сначала спикировав, а потом взяв вверх под небольшим углом. «Зеро» плавно раскачивался, летя навстречу бомбардировщикам, его пушки и пулеметы извергали пламя. Однако его очереди прошли мимо, а сам Эндо свечой ушел вверх, когда стрелки бомбардировщиков взяли его под перекрестный огонь.

Теперь наступил мой черед! Я мягко потянул ручку управления на себя, и третья в строю «Крепость» начал медленно расти у меня на прицеле. Ближе, ближе... Я нажал гашетку. Ничего не произошло. Бомбардировщик заполнил все небо передо мной, прежде чем я сообразил, где ошибся. Идиот! Я забыл снять оружие с предохранителя. Такой ошибки не допустит самый зеленый новичок. Это было невероятно… Но мне пришлось резко отворачивать, потому что «Крепость» уже находилась не более чем в 20 ярдах от меня.

Их стрелки взяли меня под перекрестный обстрел. «Зеро» весь задрожал, когда пули начали молотить по фюзеляжу. Я буквально ощущал, как куски свинца разрывают обшивку. Я перевернул истребитель брюхом вверх и резко толкнул ручку влево, закладывая вираж. Я ускользнул, хотя и слегка потрепанный. Теперь я проклинал собственную глупость, но было уже поздно. Я бесполезно потратил один заход. Я опустился под вражеский строй и включил форсаж мотора, чтобы опередить бомбардировщики для нового захода.

Нисидзава тем временем обстрелял с набором высоты свой В-17. Он управлял самолетом превосходно, истребитель шел вверх по изящной дуге, постепенно доворачивая по мере сокращения дистанции. Атака была выполнена превосходно, и Нисидзава всадил очередь в крыльевой бак. Внезапно пламя охватило крыло и быстро пошло дальше. В считанные секунды «Крепость» превратилась в летящий клубок огня. Языки пламени трепетали на крыльях, вились вдоль фюзеляжа. Самолет резко дернулся и клюнул носом. Затем все кончилось. Еще один сильнейший взрыв перевернул истребитель Нисидзавы на спину, словно игрушечный, и отшвырнул в сторону. Остальные бомбардировщики накренились под воздействием ударной волны.

Теперь снова наступила очередь Сасаи. Он прошелся очередью по третьему бомбардировщику от носа до хвоста. Сасаи начал стрелять с дистанции 150 ярдов, и его снаряды медленно двигались вдоль фюзеляжа. Самолет резко накренился вправо, потеряв управление. Я видел огонь внутри фюзеляжа, который лизал пилотскую кабину и вторую турель. В-17, крутясь, пошел вниз, он раскачивался и дергался, что было верным признаком гибели обоих пилотов. Пламя заполыхало сильнее, и уже в третий раз за 2 минуты страшный грохот отметил гибель очередной «Летающей Крепости».

Я с трудом верил собственным глазам. И это были те самые самолеты, которые приводили в отчаяние наших пилотов своей неуязвимостью! А теперь – один, два, три! Три громких взрыва, и три «Крепости» разлетелись на такие мелкие кусочки, что, собственно, и падать вниз было нечему.

Два уцелевших бомбардировщика разделились, когда я начал свой второй заход, поэтому прямо перед собой я вдруг увидел пустоту. Я свечой пошел вверх и заметил 2 В-17, удирающие в разные стороны. Один мчался к горам, а второй повернул в открытое море. Я погнался за самолетом, который держался над водой. В-17 раскачивался и вилял каждый раз, когда я пытался послать длинную очередь в пилотскую кабину или топливный бак. По непонятной причине пилот так и не сбросил бомбы, поэтому самолету сильно мешал лишний груз. Я спикировал, чтобы набрать скорость, оказался под бомбардировщиком и повернул к его левому крылу. В-17 становился все больше и больше, заполняя прицел. Я открыл огонь и увидел, как снаряды взрываются на левом крыле и на фюзеляже, как они взрезают металлическую обшивку, продвигаясь к бомбовому отсеку.

А в следующий миг весь мир содрогнулся. Яркая, опаляющая вспышка заполнила небо, ослепив меня. Огромный кулак схватил мой «Зеро» и швырнул его куда-то в  сторону. В ушах у меня зазвенело, я почувствовал, как из носа потекла кровь. Четвертая «Крепость» готова! Причем все они были уничтожены собственными бомбами. Теперь остался только один самолет. Бомбардировщик мчался в сторону гор, и 8 «Зеро» гнались за ним, словно маленькие гончие, преследующие огромного дикого кабана. Они напрягали все силы, чтобы догнать В-17, который, судя по всему, избавился от бомб и набирал скорость. Курс бомбардировщика должен был пройти прямо передо мной, и я получил шанс перехватить его, пока он еще не добрался до земли.

Мое решение оказалось очень удачным. Как только я повернул и дал полный газ, то сразу заметил 3 «Аэрокобры», мчащиеся с востока, скользя над водой. Очевидно, они прилетели по вызову попавших в переплет «Крепостей». Они сближались с 8 «Зеро», преследующими последний В-17, которые не подозревали о появлении нового врага. Эти 3 Р-39 начали набирать высоту позади наших охваченных азартом погони пилотов, а я в свою очередь выполнил разворот, чтобы атаковать охваченных азартом погони американцев.

Первый Р-39 уже взял на прицел замыкающий «Зеро», когда я с пологого пике всадил в него очередь. Вражеский пилот так и не узнал, что случилось. Мои пули и снаряды прошили фюзеляж, и самолет просто исчез. Осталось только одно крыло, беспорядочно кувыркающееся в воздухе. Мои пушки известили остальные «Зеро» об опасности, и сразу 2 истребителя выполнили крутую спираль и обрушились на «Аэрокобры». Все заняло считанные секунды. Я узнал самолеты наших несравненных асов – Нисидзавы и Оты. Каждый пилот дал по одной, хотя и длинной очереди, и обе «Аэрокобры» вспыхнули. 3 вражеских пилота атаковали японскую группу, в 3 раза превосходившую их по численности. Жаль, что их мастерство не соответствовало их мужеству.

Однако у нас еще осталась незаконченная работа. Одиночная «Крепость» теперь повернула прочь от берега и снова направлялась в море. Ее скорость заметно снизилась. Поэтому лишь вопросом времени было, когда именно мы добьем бомбардировщик с поврежденными моторами. Я едва завершил долгий набор высоты после пикирования на «Аэрокобру», как прямо у меня перед носом возник В-17. Это произошло слишком внезапно, и я не успел прицелиться, но все-таки дал длинную очередь. Снаряды улетели в молоко, а я развернулся и начал заход для повторной атаки.

Поврежденная «Крепость» продолжала упрямо огрызаться. Я набирал высоту позади бомбардировщика, следя за пулеметными трассами, которые изгибались в воздухе в мою сторону, как внезапно «Зеро» страшно затрясся. Словно сотни молотков застучали по железу, и кто-то начал бросать меня по кабине. Моя правая рука онемела. «Зеро» неуклюже подпрыгнул и перевернулся брюхом вверх, после чего полетел к морю, потеряв управление. Я с опасением посмотрел на приборную доску, но мотор продолжал ровно гудеть. Никакого огня и дыма. Я облегченно вздохнул, так как уже приготовился выпрыгивать из кабины. Горящий «Зеро» не имел привычки слишком долго лететь в собранном виде.

Я находился менее чем в 1000 футах над водой, когда сумел вывести истребитель из беспорядочного падения. Самолет получил массу пробоин, но мотор и управление не пострадали. Вернув машину в нормальное положение, я посмотрел на свою правую руку. Кусок металла торчал из перчатки с тыльной стороны ладони. Сегодня мне явно везло. Зазубренный кусок обшивки был вырван пулей, но его слишком малая скорость спасла меня от серьезной раны.

Тем временем «Крепость» неуклонно теряла высоту, волоча за собой длинный хвост белого дыма. «Зеро» преследовали бомбардировщик длинной колонной, поочередно пикируя на него и выпуская свою очередь. Неожиданно один истребитель отделился от стаи, терзающей В-17. Он плавно развернулся «тарелочкой» и начал постепенно снижаться, летя к береговой линии. За ним тянулась тонкая белая струйка. С виду самолет не получил серьезных повреждений, так как он летел совершенно прямо. Однако он терял скорость и высоту. Я повернул и бросил взгляд на бомбардировщик, который быстро снижался к воде, похоже, потеряв управление. А когда я в следующий раз снова посмотрел на отделившийся «Зеро», тот уже пропал.

В Лаэ нам устроили бешеную овацию, когда мы сообщили механикам, что уничтожили 5 «Летающих Крепостей». Люди прыгали и кричали от радости, когда узнавали подробности. 5 «Крепостей» и 3 «Аэрокобры» – великолепный день!

Нисидзава приземлился седьмым. Он вылез из кабины, не обращая внимания на восторженные крики наземного персонала. Он задал только один вопрос: «Где Суэёси?» И все сразу замолкли.

«Где мой ведомый?» – спросил Нисидзава. Такамацу вылез из своего истребителя и молча подошел к Нисидзаве.

«Неужели из Саламауа ничего не передали? Да что с вами всеми? Неужели никто ничего не знает?!» – кричал Нисидзава.

Он словно взбесился. Из Саламауа не было ни одной радиограммы, и никто не видел истребитель Суэёси после того, как он повернул к берегу. «Заправьте мой самолет и зарядите пушки!» – приказал Нисидзава. Мы попытались уговорить его не отправляться в явно безнадежный поиск, но Нисидзава был непоколебим.

Через 2 часа он вернулся, и на лице его было написано отчаяние. Суэёси, один из самых любимых молодых летчиков, пропал. День победы приобрел для нас привкус горечи.