Глава 22
3 августа большинство истребителей,
переброшенных в Лаэ, были отозваны в Рабаул. Мы обрадовались этому, так как
передислокация обещала отдых от ежедневного патрулирования над Буной и спасение
от ночных бомбежек. Мы бросили в Лаэ все свои пожитки, твердо уверенные, что
вскоре вернемся обратно. Но мы ошиблись. Первые 4 дня в Рабауле мы провели,
летая на разведку и на охоту к Раби. Вскоре этот аэродром превратился в
настоящее осиное гнездо, где, как и в Порт-Морсби, кишели вражеские
истребители.
8 августа мы получили приказ с командного пункта
вылететь на патрулирование, и медленно пошли по аэродрому к своим истребителям.
Большинство из 18 пилотов уже заняли свои места в кабинах истребителей, когда
примчались ординарцы и закричали, что вылет отменяется. Нам приказали снова
собраться на командном пункте. Там царила невероятная суматоха. Ординарцы и
посыльные метали взад и вперед. Озабоченные офицеры носились ничуть не
медленнее. Капитан-лейтенант Накадзима, который должен был командовать
сегодняшним вылетом, вышел из кабинета адмирала очень злой и заорал на нас:
«Сегодняшний вылет отменяется. Мы получим другое задание». Он пробежал взглядом
по комнате. «Куда провалился этот ординарец? Эй ты, дай мне быстро карту!» –
рявкнул он ошарашенному посыльному.
Накадзима развернул карту на большом столе и
начал прокладывать курс. Он склонился над картой, не обращая внимания на
пилотов. Я спросил у лейтенанта Сасаи, не знает ли тот, что стряслось. Сасаи
спросил Накадзиму, тот что-то коротко буркнул и убежал в кабинет адмирала, не
сказав нам ни слова. Через несколько минут он вернулся и приказал пилотам
подойти поближе. Его слова прозвучали, как разрыв бомбы. «Сегодня утром в 05.20
крупное вражеское соединение высадило десант в Лунга, на южной оконечности
острова Гуадалканал. Первые сообщения показывают, что американцы перебросили на
остров огромное количество людей и вооружения. Одновременно они атаковали
Тулаги на острове Флорида. Флотилия наших летающих лодок полностью уничтожена.
Как только командир проработает маршрут, мы немедленно вылетим к Гуадалканалу,
чтобы атаковать вражеские силы возле плацдарма».
Ординарцы раздали карты острова всем пилотам. Мы
рассматривали их, разыскивая совершенно незнакомый остров, который внезапно
стал таким важным. Люди что-то бормотали вполголоса. Один пилотов в отчаянии
воскликнул: «Да где же этот чертов остров? Кто-нибудь вообще о нем слыхал?»
Мы измерили расстояние от Рабаула до
Гуадалканала, и присвистнули от удивления. 560 миль! Нам придется пролететь это
расстояние до вражеского плацдарма, вступить в бой с вражескими истребителями,
а потом проделать этот же путь обратно. Дистанция производила впечатление. Нам
предстояло пролететь туда и обратно 1100 миль, при этом не учитывался бой с
противником или неблагоприятная погода, которые вынуждали дополнительный расход
топлива.
Когда мы осознали это, то все разговоры сами
собой затихли. Мы молча ждали, когда командир отдаст новые приказы. Ординарцы
один за другим вбегали в адмиральский кабинет с новыми донесениями из района
боев. Мы слышали, как один посыльный сообщил Накадзиме, что потеряна связь с
Тулаги, и гарнизон погиб до последнего человека.
Сасаи побледнел, услышав это. Я несколько раз
спросил его, все ли в порядке. Наконец он тихо ответил, глядя прямо перед
собой: «Мой зять служил в Тулаги». Было ясно, что он смирился с неизбежным и
говорил о муже сестры в прошедшем времени. Если Тулаги занят противником, его
зять, капитан-лейтенант Ёсио Тасиро, пилот летающей лодки, уже не числится
среди живых. (Его гибель подтвердилась позднее.)
Накадзима повторил приказ: «Вам придется
совершить самый длинный в истории перелет на истребителях. Не пытайтесь сегодня
ловить случайные шансы. Строго придерживайтесь приказа, не виляйте в стороны и
не тратьте топливо попусту. Все пилоты, у которых кончится топливо на обратном
пути от Гуадалканала, должны совершить вынужденную посадку на острове Бука. Наши
войска на острове получили соответствующие инструкции и выставят наблюдателей,
чтобы следить за нашими самолетами.
Учтите, что полет к Гуадалканалу и возвращение к
Буке означают примерно то же расстояние, что полет из Тайнаня к авиабазе Кларк
на Филиппинах и возвращение назад. Я совершенно уверен, что вы можете пролететь
это расстояние без проблем. Возвращение – это уже совершенно иной вопрос. Вы
сумеете вернуться, но могут возникнуть сложности. Поэтому я повторю свое
предупреждение: не тратьте топливо попусту».
(После войны капитан-лейтенант Накадзима, когда
мы встретились с ним в Токио, сказал мне, что 7 августа адмирал хотел отправить
к Гуадалканалу все имеющиеся истребители. Накадзима запротестовал. Вместо этого
он предложил взять с собой 12 лучших летчиков своего полка, так как предстоял
полет на предельную дистанцию. Начался жаркий спор, и они пришли к компромиссу,
согласившись отправить 18 истребителей. Было решено, что отставшие пилоты
должны садиться на остров Бука, откуда их заберут позднее.)
Как только мы получили приказ, пилоты разбились
на тройки. Я сказал свои ведомым Ёнекаве и Хатори: «Сегодня вы впервые
встретитесь с американскими морскими летчиками. Они будут иметь заметное
преимущество перед нами с учетом расстояния, которое нам предстоит пролететь. Я
хочу, чтобы вы во всех своих действиях проявляли особую осторожность. Кроме
того, ни в коем случае не отрывайтесь от меня. Что бы ни случилось, что бы ни
происходило вокруг, держитесь как можно ближе к моему самолету. Помните – ни в
коем случае не отрываться!»
Мы побежали к самолетам и стали ждать, пока
очистится взлетная полоса. Перед нами стартовали 27 бомбардировщиков «Бетти».
Затем капитан-лейтенант Накадзима помахал рукой в кабине. К 08.30 все
истребители были в воздухе. Наземный персонал и те пилоты, которые в этот день
не летели, выстроились по обеим сторонам взлетной полосы, размахивая фуражками
и выкрикивая пожелания удачи. Погода была прекрасной, особенно над Рабаулом.
Даже вулкан умолк. Его извержение закончилось в июне, и теперь из кратера
тянулась лишь тонкая струйка дыма, которую ветерком относило к западу.
Мы заняли свою позицию чуть позади
бомбардировщиков. Я с удивлением заметил, что «Бетти» несут бомбы вместо
торпед, которые обычно применялись для атаки кораблей. Бомбы меня возмутили,
так как я прекрасно знал, насколько трудно попасть в движущуюся цель с большой
высоты. Даже В-17, несмотря на их потрясающую меткость, впустую тратили
огромное количество бомб при атаках кораблей в Буне.
Мы медленно набрали высоту, а потом повернули на
восток к острову Бука, держась в 13000 футов над морем. Примерно в 60 милях к
югу от Рабаула я заметил в море особенно красивый островок. Он имел форму
подковы и был покрыт яркой зеленью. Этот атолл на наших картах был обозначен,
как остров Грин. В тот момент я даже не подозревал, что этот красочный атолл
позднее спасет мне жизнь.
Над Букой наша группа повернула и полетела на юг
вдоль западного побережья Бугенвилля. Солнце приятно грело сквозь стекло
фонаря. Постепенно я взмок. Поскольку до столкновения с противником еще было
довольно долго, я достал из коробки с пайком бутылку содовой. Ни о чем не
думая, я открыл ее. Я совершенно забыл про высоту! Как только я вытащил пробку,
содовая фонтаном ударила из горлышка. В считанные секунды липкая жидкость
залила все вокруг. К счастью, сильный сквозняк в кабине все моментально
просушил. Но сахар, растворенный в содовой, осел у меня на очках, и теперь я
ничего не видел! Проклиная свою глупость, я принялся оттирать стекла. Все равно
все вокруг виднелось едва-едва.
Следующие 40 минут я отчаянно пытался протереть
не только очки, но также лобовое стекло и приборы. Я никогда еще не чувствовал
себя так глупо. Мой истребитель вывалился из строя, пока я тер все вокруг,
понемногу закипая от злости. К тому времени, когда я смог нормально видеть во
всех направлениях, мы уже находились над Вельей-Лавельей, на полпути между
Рабаулом и Гуадалканалом.
Над Нью-Джорджией мы набрали высоту и над
островами Рассел пролетели на 20000 футов. Примерно в 50 милях впереди из воды
начал подниматься Гуадалканал. Даже с такого расстояния я увидел вспышки
желтого огня над островом. Похоже, разгорелась серьезная битва между
истребителями «Зеро» с других баз и защищающими десант американскими
самолетами. Я посмотрел вниз на северное побережье Гуадалканала. В проливе
между Гуадалканалом и Флоридой сотни белых линий – кильватерные струи вражеских
кораблей – пересекали море во всех направлениях. Корабли кишели буквально
повсюду. Я никогда еще не видел столько военных кораблей и транспортов сразу.
И я впервые увидел американскую десантную
операцию. В это было трудно поверить. Я различил по крайней мере 70 кораблей,
идущих к берегу, и десяток эсминцев, вышивающих белые кружева на воде вокруг
них. На горизонте виднелись другие корабли, но они были слишком далеко, чтобы
различить и пересчитать их.
Тем временем бомбардировщики медленно легли на
боевой курс. Прямо перед ними на высоте 13000 футов плыли маленькие облачка. Солнце
находилось справа и выше нас, его слепящее сияние мешало видеть эту часть
горизонта. Я чувствовал себя неуютно, мы не сможем заметить истребители,
атакующие с этого направления. Вскоре мои страхи стали реальностью. Совершенно
внезапно из этого сияния вынырнули 6 истребителей. С первого же взгляда стало
заметно, что они имеют более толстые фюзеляжи, чем все американские самолеты, с
которыми мы сталкивались до сих опр. Они были окрашены в оливково-зеленый цвет,
а нижняя сторона крыльев была белой. «Уайлдкэты». Первые F4F, с которыми я
столкнулся.
«Уайлдкэты», не обращая внимания на «Зеро»,
кинулись к бомбардировщикам. Наши истребители рванулись за ними, открыв огонь с
дальней дистанции, надеясь хотя бы отвлечь противника. Но «Уайлдкэты» врезались
в строй бомбардировщиков, дружно перевернулись через крыло и скрылись
пикированием. Бомбардировщики сбросили свой груз на большой конвой возле
острова Саво. Я следил, как бомбы описывают изящную кривую, уходя вниз. Над
морем взлетели клокочущие гейзеры, но вражеские корабли невозмутимо двигались
дальше.
Было очевидной глупостью пытаться попасть в
идущие корабли с высоты 4 мили! Я не мог понять, почему не были использованы
торпеды, которые в прошлом не раз оказывались такими эффективными при атаках кораблей.
Все наши усилия пошли прахом в течение нескольких секунд абсолютно неточного
бомбометания.
(На следующий день бомбардировщики вернулись,
теперь уже с торпедами для атаки с малой высоты. Но было уже поздно. Огромное
количество вражеских истребителей набросилось на них, и многие были сбиты еще
до того, как смогли прорваться к целям.)
Группа бомбардировщиков повернула влево и начала
набирать скорость, направляясь назад в Рабаул. Мы проводили их до острова
Рассел, где им уже не угрожали вражеские истребители, и повернули обратно к
Гуадалканалу. Было примерно 13.30. 18 «Зеро», готовых к бою, пролетели над
Лунга Пойнт. И снова, используя в качестве прикрытия слепящее солнце,
«Уайлдкэты» атаковали наши самолеты. Я был единственным пилотом, который увидел,
как они пикируют для атаки. Поэтому я сразу поднял истребитель свечой вверх, и
остальные самолеты последовали за мной. Снова «Уайлдкэты» рассеялись и
разлетелись в разные стороны. Эта попытка уклониться озадачивала, так как в
результате никто ничего не получил. Очевидно, сегодня американцы не были
настроены сражаться.
Я оглянулся, чтобы проверить, на месте ли мои
ведомые. Они пропали! Судя по всему, дела повернулись сложнее, чем мне
казалось. Противник все-таки решил драться. Я завертел головой, разыскивая Ёнекаву
и Хатори, но не видел их. Самолет Сасаи с двумя синими полосами на фюзеляже
летел неподалеку, еще несколько «Зеро» старались пристроиться к нему. Но не мои
ведомые.
Наконец я увидел их примерно в 1500 футах ниже
себя. Одиночный «Уайлдкэт» преследовал 3 «Зеро», обстреливая короткими
очередями уворачивающиеся японские самолеты. Все 4 самолета крутились, как
бешеные, в тугой левой спирали. «Зеро» могли бы без труда покончить с «Уайлдкэтом»,
но каждый раз, когда японский истребитель брал противника на прицел, тот резко
отворачивал и снова оказывался на хвосте «Зеро». Я никогда раньше не видел
такого пилотирования.
Я покачал крыльями своего самолета, чтобы
известить Сасаи, и спикировал. «Уайлдкэт» прочно вцепился в хвост «Зеро», его
очереди хлестали по крыльям и килю. В отчаянии я дал очередь. «Уайлдкэт»
немедленно лег на правое крыло, сделал вираж и с набором высоты пошел прямо на
меня. Я никогда не видел, чтобы вражеский самолет двигался так стремительно и
изящно. Каждую секунду его пулеметы подбирались все ближе к брюху моего
истребителя. Я развернулся, пытаясь стряхнуть его, однако он не дрогнул.
Американец использовал мою любимую тактику, подбираясь снизу.
Я двинул сектор газа назад, и «Зеро» затрясся,
так как его скорость резко упала. Это сработало. Ошарашенный вражеский пилот
тоже сбросил газ. Я немедленно двинул сектор газа вперед, одновременно
заворачивая влево. Я сделал 3 виража, затем перешел в штопор и закончил левой
спиралью. «Уайлдкэт» следовал за мной по пятам. Наши левые крылья стояли под прямым
углом к поверхности моря, а правые указывали прямо в небо.
Никто из нас не получил преимущества. Мы крутили
спираль, и огромные перегрузки вжимали нас в сиденья с каждой секундой все
сильнее. Мое сердце бешено колотилось, а голова будто налилась свинцом. Серая
пелена постепенно затягивала глаза. Я покрепче стиснул зубы. Если вражеский
пилот это выдерживает, то и я выдержу. Летчик, который первым не выдержит и
отвернет в какую-нибудь сторону, погибнет.
На пятой спирали «Уайлдкэт» слегка сорвался.
Сейчас я его достану, подумал я. Но американский самолет клюнул носом и снова
набрал скорость. Пилот восстановил управление самолетом. Да, в кабине
«Уайлдкэта» сидел страшный человек.
Однако в следующий момент он допустил ошибку.
Вместо того, чтобы войти в шестую спираль, он дал полный газ, повернул в
сторону и начал мертвую петлю. Здесь он потерял решающую долю секунды. Я повернул
прямо за ним, вписался внутрь поворота «Груммана» и оказался у него на хвосте.
Я его поймал. Он продолжал делать петли, пытаясь сократить дистанцию с каждой
дугой. Но каждый раз, когда он шел вверх и переворачивался, я вписывался в его
дугу и приближался еще немного. В этом маневре «Зеро» мог превзойти любой
истребитель в мире.
Когда я оказался на расстоянии 50 ярдов,
«Уайлдкэт» вышел из петли и удивил меня, полетев прямо по горизонтали. На таком
расстоянии мне не нужна была пушка. Я выпустил около 200 пуль по кабине
«Уайлдкэта». Мне было прекрасно видно, как они пробивают тонкую алюминиевую
обшивку и крошат стекло.
Но я не поверил тому, что увидел. «Уайлдкэт»
продолжал лететь, словно ничего не случилось. Если бы «Зеро» получил столько же
пуль, он давно превратился бы в клубок огня. Я ничего не понимал. Я прибавил
газ и догнал американский истребитель, но в этот момент он потерял скорость. В
считанные мгновения я оказался в 10 ярдах впереди «Уайлдкэта», пытаясь тоже
снизить скорость. Я вжал голову в плечи, ожидая пулеметной очереди в спину. Вот
теперь попался уже я.
Но пули не полетели, и пулеметы «Уайлдкэта»
молчали. Ситуация складывалась просто невозможная. Я снижал скорость, пока
самолеты не поравнялись, и теперь мы летели крыло к крылу. Я приоткрыл форточку
фонаря и посмотрел наружу. Фонарь «Уайлдкэта» был уже сдвинут, и я ясно
различал пилота. Это был крупный мужчина с круглым лицом. Он был одет в легкий
мундир цвета хаки. Причем он оказался человеком средних лет, а вовсе не юнцом,
как я ожидал.
Несколько секунд мы летели вместе в этом
безумном строю. Наши глаза встретились. «Уайлдкэт» был изуродован. Пулевые
пробоины усеивали весь фюзеляж и крылья. Обшивка руля была сорвана, и
металлические нервюры торчали, как ребра скелета. Только теперь я понял, почему
американец летел по горизонтали и не стрелял. Кровь покрывала его правое плечо
и темной струйкой стекала по груди. И, несмотря на тяжелейшее ранение, он все
еще держал самолет в воздухе.
У меня просто не поднималась рука убить этого
человека! И лететь рядом с ним я тоже не мог. Я поднял левую руку и погрозил
ему кулаком, крикнув, чтобы он сражался, а не летел, как мишень на учениях.
Впрочем, это было бесполезно. Американец явно удивился. Он чуть приподнял
правую руку и махнул в ответ.
Я никогда еще не чувствовал себя так странно. Я
убил в воздухе многих американцев, но впервые у меня перед глазами был человек
в таком беспомощном состоянии от ран, которые именно я ему нанес. Честно
признаюсь, я не знал, должен я его добить или нет. Понимаю, что такие мысли
были глупостью. Раненный или нет – он был врагом. Он едва не прикончил троих
моих товарищей. Однако теперь не было причины целиться в пилота. В конце
концов, мне нужен был самолет, а не человек.
Я немного отстал и снова пристроился ему в
хвост. Каким-то образом американец собрал остатки сил, и «Уайлдкэт» дернулся
вверх, попытавшись выполнить петлю. Но не успел. Его нос только начал подниматься.
Я тщательно прицелился в мотор и чуть тронул гашетку. Из-под капота «Уайлдкэта»
показалось пламя и повалил дым. Истребитель перевернулся, и пилот вылетел из
кабины. Далеко подо мной, почти прямо над берегом Гуадалканала, раскрылся его
парашют. Пилот не пытался подтянуть стропы, он просто висел, как мешок. В
последний раз я видел, как его несло к берегу.
Остальные 3 «Зеро» быстро пристроились к моему
самолету. Ёнекава широко улыбнулся мне, когда занимал положенное место
ведомого. Мы набрали высоту и направились обратно к острову, разыскивая другие вражеские
самолеты. Вокруг нас начали рваться зенитные снаряды. Целились американцы
плохо, но тот факт, что на берегу уже находились тяжелые зенитные орудия,
настораживал. Ведь это происходило всего через несколько часов после начала
высадки. Я знал, что нашим войскам требуется более 3 дней после захвата
плацдарма, чтобы перебросить на берег зенитную артиллерию. Скорость, с которой
американцы разгружали технику, поражала.
Позднее капитан-лейтенант Нисидзава рассказал
мне, что случилось в этот день с остальными 14 «Зеро». Вражеские авианосные
истребители постоянно барражировали над Гуадалканалом. Они пикировали группами
по 6 и 12 самолетов, причем обязательно со стороны солнца. Это вынуждало «Зеро»
нарушать строй. Никогда раньше Накадзима и его летчики не встречали такого
решительного сопротивления и не сталкивались с противником, который проявлял
такую настойчивость.
Каждый раз во время пикирования «Уайлдкэты»
обстреливали японские самолеты и уходили вниз переворотом, отказываясь
принимать бой, в котором «Зеро» могли использовать преимущество своей
несравненной маневренности. Такая тактика была очень умной, но вот целились
американцы просто отвратительно. За целый день постоянных атак они сумели сбить
только один «Зеро».
Этот день стал праздником для Нисидзавы. Прежде
чем у него кончились боеприпасы, этот потрясающий ас с помощью невероятных
маневров, которые его ведомые даже не пытались повторить, сумел сбить 6
американских истребителей.
В этот день Накадзима впервые столкнулся с
вражескими истребителями, которые действовали парами. 2 «Уайлдкэта» атаковали
его «Зеро». Он без труда уклонялся от них, но ни разу не получил возможности
обстрелять «Уайлдкэт», так как рядом неизменно возникал второй американец.
Накадзима буквально кипел от злости, когда вернулся в Рабаул. Он был вынужден
пикировать и удирать, спасая свою шкуру. Нисидзава и я оказались двумя
единственными пилотами, которые в этот день одержали победы.
Тем временем я вернулся на высоту 7000 футов,
имея за собой 3 истребителя. Мы летели сквозь рваные тучи и не могли заметить
ни одного вражеского самолета. Но когда мы выскочили из очередной тучи, впервые
за всю мою боевую карьеру вражеский самолет сумел захватить меня врасплох. Я
услышал гулкий удар, щелканье пуль, и в левом стекле фонаря появилась пробоина
в 2 дюйма. Пуля пролетела всего в дюйме от моей головы.
Я все еще не видел в воздухе никаких самолетов.
Это мог быть даже зенитный огонь с земли. Но потом я заметил силуэт вражеского
бомбардировщика – бомбардировщика! – который неожиданно обстрелял мой самолет.
«Доунтлесс» лег на крыло и помчался к ближайшему облаку, чтобы укрыться. Отвага
пилота просто поражала. Он намеренно атаковал 4 «Зеро» на тихоходном, слабо
вооруженном, пикирующем бомбардировщике.
В следующую секунду я был у него на хвосте.
«Доунтлесс» несколько раз дернулся вверх и вниз, а потом внезапно нырнул в
тучу. Я последовал за ним. Несколько секунд я не видел ничего, только белую
клубящуюся массу. Затем небо внезапно расчистилось. Я быстро сблизился и открыл
огонь. Хвостовой стрелок всплеснул руками и упал на свой пулемет. Я слегка взял
ручку на себя, и снаряды ударили по мотору. SBD несколько раз
перевернулся влево, а потом сорвался в беспорядочное пике. Ёнекава видел, как
пилот выпрыгнул с парашютом. Это была моя 60-я победа.
Вернувшись на высоту 13000 футов, мы принялись
искать свою группу, но не смогли увидеть ее. Через несколько минут над берегом
Гуадалканала на расстоянии нескольких миль от нас я различил группу самолетов.
Вскоре стало видно, что это 8 самолетов, летящие 2 звеньями. Противник. Наши
самолеты никогда не использовали такой строй. Я оторвался от своих товарищей и
быстро пошел на сближение с врагами. Я атакую те самолеты, что справа, оставив
другие своим ведомым. Противник сомкнул строй, отлично! Они были похожи на
«Уайлдкэты», и то, что они смыкаются, означает – меня не видят.
Если они продолжат лететь прежним курсом, я
смогу внезапно атаковать их, подойдя сзади и снизу. Еще несколько секунд… Я
смогу сбить по крайней мере 2 самолета при первом же заходе. Я сблизился,
насколько это было возможно. Дистанция стремительно сокращалась. 200 ярдов… 100
ярдов… 70 ярдов… 60 ярдов…
И я попал в ловушку. Вражеские самолеты
оказались не истребителями, а бомбардировщиками. Это были новые торпедоносцы
«Авенджер», которые я раньше никогда не видел. Сзади они очень походили на
«Уайлдкэты», но теперь я заметил, что они гораздо крупнее, имеют верхнюю турель
и нижнюю огневую точку с таким же 12,7-мм пулеметом.
Не удивительно, что они сомкнули строй. Они
ждали меня, и теперь именно я окажусь под прицелом 8 тяжелых пулеметов, если
сверну вправо. Если сверну влево – получится то же самое. Мой мотор работал на
форсаже, поэтому я не мог быстро уйти вниз.
Путь назад также был закрыт. Если я попытаюсь
выполнить переворот, вражеские стрелки вспорют беззащитное брюхо моего «Зеро».
У меня не было никаких шансов уйти от их огня. Я мог сделать только одно –
лететь вперед и стрелять из всех орудий и пулеметов. Я решительно надавил
гашетки. Почти в тот же момент открыли огонь все американские пулеметы. Треск
пулеметов и кашлянье пушек перекрыли другие звуки. Вражеские самолеты были
всего в 20 ярдах передо мной, когда вспыхнули 2 бомбардировщика. Это было все,
что я успел увидеть. Страшный взрыв потряс мое тело. Мне показалось, что в уши
безжалостно воткнули ножи. Мир взорвался алым пламенем, и я ослеп.
Три пилота, следовавших за мной, позднее
сообщили командиру, что видели горящий «Авенджер», который падал в море рядом с
моим самолетом. Они также добавили, что за вторым вражеским самолетом показался
хвост огня и дыма. Поэтому мне официально засчитали 61-ю и 62-ю победы. Но
официальные американские документы отрицают потерю в этом бою торпедоносцев
Грумман TBF «Авенджер», действовавших с 3 авианосцев, маневрировавших к
юго-западу от Гуадалканала. Вероятно, эти 2 самолета все-таки сумели вернуться
на свои корабли. Когда мой самолет закувыркался вниз, а я потерял сознание в
кабине, 3 «Зеро» последовали за мной. Они прекратили гнаться, лишь когда мой
истребитель исчез в низком облаке.
Наверное, прошло несколько секунд, прежде чем
сознание вернулось ко мне. Сильный холодный ветер, бивший сквозь расколотое
лобовое стекло, привел меня в чувство. Но я все еще не контролировал себя. Все
мерцало и мигало. На меня накатывали волны черноты. Они захлестывали меня
каждый раз, когда я пытался сесть прямо. Моя голова валилась назад на спинку
кресла. Я пытался хоть что-то увидеть, но кабина плясала и качалась перед
глазами. Мне показалось, что фонарь откинут. На самом деле стекло просто было
разбито, и ветер хлестал меня по лицу, выжимая слезы, так как очки тоже были
разбиты.
Я чувствовал… ничего не чувствовал, кроме
приятной, тихой сонливости. Я попытался определить, куда меня ранило, грозит ли
мне смерть, но все это меня не испугало. Если я умру вот в таком состоянии, без
всякой боли, то жалеть просто не о чем.
Я погрузился в какой-то призрачный мир. Думать
не хотелось ни о чем. Но вдруг передо мной с удивительной ясностью проплыло
лицо матери. Она кричала: «Позор! Позор! Просыпайся, Сабуро, просыпайся! Ты
ведешь себя, как девчонка. Ты же не трус! Поднимись!»
Постепенно я осознал, что произошло. «Зеро»
камнем летел к земле. Я заставил глаза открыться и увидел яркую красную завесу.
Мне показалось, что самолет горит. Но я не чувствовал запаха дыма. Я все еще плохо
соображал.
Я моргнул несколько раз. Что же не так? Каждый
раз красные вспышки. Ничего не видя, я уставился на собственную ладонь. Ручка
управления. Я сжимаю ее. Все еще не в силах что-либо различить, я потянул ручку
назад. Мягко. Самолет начал выходить из беспорядочного штопора. Я почувствовал,
как перегрузка вжимает меня в сиденье, когда «Зеро» прекратил пикировать и
перешел в то, что с натяжкой можно было назвать горизонтальным полетом. Поток
ветра ослабел. Он больше не бил с прежней силой меня по лицу. Внезапно меня
охватила дикая паника. Я мог ослепнуть! Тогда мне никогда не вернуться в
Рабаул.
Я действовал чисто инстинктивно. Я протянул
вперед левую руку, пытаясь нащупать сектор газа и увеличить мощность мотора. Я
напрягся, но рука отказалась повиноваться. Ничего! В отчаянии я попытался сжать
пальцы.
Никаких ощущений. Рука отнялась. Я попытался ногами
покачать педали. Двигалась только правая нога, и «Зеро» послушно скользнул в
сторону, когда я надавил на педаль. Я сжал зубы и напрягся. Снова никаких
ощущений. Я ничего не чувствовал.
Вся левая половина моего тела казалась
парализованной. Несколько минут я пытался подвигать левой рукой или ногой. Это
было невозможно. Но я не ощущал никакой боли. Этого я понять уже не мог. Я
ранен, причем ранен серьезно. Но я ничего не чувствую. Я бы даже обрадовался,
если бы заболели левая рука и нога, дав знать, что с нервами все в порядке.
Мои щеки были мокрыми. Я плакал, слезы текли по
лицу. И это помогло! Ох, как помогло! Корка начала растворяться. Слезы смыли
часть крови с моих глаз.
Но я по-прежнему ничего не слышал. Зато я снова
мог видеть! Пусть немного, но красная пелена начала тускнеть. Солнце,
освещающее кабину, помогло мне различить очертания металлических стоек. Передо
мной тусклым пятном торчал прицел. Зрение возвращалось, и вскоре я увидел
кружки приборов. Они оставались расплывчатыми, хоть я их и видел, но различить
стрелки было уже невозможно. Я повернул голову и посмотрел через борт кабины.
Огромные черные тени летели с огромной скоростью за крыльями.
Это могли быть вражеские корабли. Но в таком
случае я лечу на высоте не более 300 футов над водой. Затем ко мне вернулся
слух. Сначала я услышал гул мотора, а затем резкий, отрывистый треск. Корабли
стреляли по мне! «Зеро» подбросило разрывом зенитного снаряда. Как ни странно,
я ничего не сделал. Я просто сидел в кабине, даже не пытаясь уклониться от огня.
Но звук разрывов быстро остался позади. Больше я не видел черных силуэтов на
воде. Они уже не могли достать меня. Прошли еще несколько минут. Я неподвижно
сидел и с трудом пытался сообразить, что и как.
Мысли были какие-то обрывочные. Мне снова
захотелось спать. Сквозь полудрему до меня дошло, что мне не проделать обратный
путь до Рабаула. Мне вообще никуда не долететь. Даже до острова Бука, до
которого всего 300 миль. На пару минут мне показалось, что лучшим выходом из
положения будет спикировать в море на полной скорости.
Но я был полным глупцом. Я пытался заставить
себя очнуться. Я начал ругать себя: это неподходящий способ погибнуть! Если мне
суждено погибнуть, решил я, следует
сделать это, как мужчина. Разве я неопытный новичок, который не знает, как сражаться?
Сознание прояснялось и снова туманилось, но я знал, что пока я могу управлять
самолетом, пока я могу лететь, я сделаю все, что в моих силах, чтобы унести с
собой еще одного врага.
Это было глупо. Но я решил, что не следует
спасать еще одного вражеского пилота тем, что я смирюсь с неизбежным и просто
врежусь в воду. Я знал огромное значение воздушных побед для летчиков. Если мне
суждено умереть, то почему не в бою? Почему я должен умереть в одиночку и
незаметно? Ведь всплеск и взрыв никто не услышит.
Мыслить разумно я пока не мог. Где истребители?
Я начал ругать «Уайлдкэты» за то, что они не желают появляться. Я кричал:
«Приходите! Я здесь! Приходите и деритесь!»
Несколько минут я метался в кабине, словно
сумасшедший. Понемногу разум вернулся ко мне. Я осознал глупость и
бессмысленность своих действий. Лишь теперь до меня дошло, что я остался жив
только благодаря невероятному везению. Я пережил ранее много серьезных
испытаний, но ни одно даже близко не могло равняться с этим. Пули пролетали в
считанных дюймах от моей головы, несколько раз царапали по рукам, срывая кожу,
но этим все и заканчивалось. А что сегодня случилось со мной? У меня все равно
остался шанс выжить! Зачем отказываться от него? И внезапно я захотел жить,
захотел добраться до Рабаула.
Прежде всего мне требовалось проверить свои
раны. Я не знал, куда мне попало, и насколько они серьезны. Уверенность
вернулась ко мне, я начал мыслить и действовать разумно. Но я все еще не мог
двигать левой рукой. Я помахал правой рукой в воздухе, сбросив перчатку.
Пальцами я ощупал голову, со страхом ожидая, что
я там найду. Сначала я нащупал шлем, мокрый и липкий. Я знал, что это кровь.
Затем я нащупал разрез прямо на верхушке шлема. Он был глубоким, и его
заполнила кровь. Я аккуратно всунул туда пальцы и ощупал его. Насколько он
глубок? Пальцы встретили что-то твердое. Я боялся признать правду. Мои пальцы
ушли довольно глубоко, явно глубже шлема. Это «что-то твердое» могло быть
только моим черепом, пробитым пулей. Может, он даже треснул. Думать было больно.
Пули могли задеть мозг, хотя и не слишком глубоко. Все, что я когда-то читал о
боевых ранениях, всплыло в памяти. Мозг не чувствует боли. Но именно пули могли
вызвать паралич левой части тела. Все эти мысли проползали в голове как-то вяло
и лениво. Да и вообще, как можно сидеть в разбитой кабине поврежденного
истребителя, наполовину ослепнув, наполовину парализованным, и совать пальцы в
дыру в собственном черепе, да при этом воспринимать окружающее объективно? Я
понял, что произошло, я нашел окровавленную рану на голове, но ее серьезность я
так и не осознал. Я знал, что такая рана имеется, и все тут.
Затем я провел пальцами по лицу. Оно было мягким
и раздутым. Я почувствовал слезы на щеках, может, и куски металла. Но не
уверен. Зато повсюду была кровь, и я нашел несколько разрезов на щеках.
«Зеро» продолжал лететь, его мотор ровно жужжал.
Моя голова продолжала проясняться. Я действовал все более осознанно. Я
принюхался. Никакого запаха бензина. Это значит, что ни мотор, ни топливные
баки не повреждены. Это было первое радостное открытие после боя. Имея целые
баки и исправный мотор, истребитель может пролететь очень большое расстояние.
Но по мере прояснения сознания ветер дул все сильнее. Он прижимал голову к креслу.
Я наклонился вперед, моргая. Лобовое стекло просто исчезло. Не удивительно, что
ветер казался таким сильным, ведь он врывался в кабину на скорости 200
миль/час. Я почувствовал, что кровь на лице подсохла. Но макушка все еще
оставалась влажной, и ветер забирался в глубокую трещину в черепе, которая
снова начала кровоточить. Если я не заткну эту рану чем-нибудь, я скоро опять
лишусь сознания, но теперь уже от потери крови.
Внезапно меня пронизала боль. Мой правый глаз!
Он начал пульсировать, и боль постепенно усилилась. Я дотронулся было до него пальцами,
но тут же их отдернул. Боль стала невыносимой. Я снова положил правую руку на
глаз, но поле зрения осталось тем же самым. Я ослеп на один глаз.
Каждый японский летчик имеет при себе 4
треугольные повязки в карманах летного костюма. Я вытащил одну и попытался
смочить ее слюной, поплевав на один из концов. Но во рту совершенно не
оказалось слюны. Меня мучила жажда. Во рту было сухо, как в пустыне.
Я продолжал плеваться и жевать, конец повязки
понемногу размяк. Я как можно сильнее наклонился вперед, чтобы укрыться от
ветра, и протер левый глаз смоченной повязкой. Он видел! Мало-помалу зрение
улучшалось, и менее чем через минуту я уже различал консоли крыльев. Я вздохнул
с облегчением.
Но только на секунду. Как только я выпрямился,
то сразу ощутил оглушающую боль в голове, затем еще. Боль накатывала волнами.
Временами я ничего не чувствовал, словно меня били по голове исполинской
кувалдой. Я не стал тратить время и попытался заклеить рану на голове, но едва
я отнял руку, ветер сорвал повязку и унес ее прочь.
Отчаяние охватило меня. Как я смогу обмотать
повязку вокруг головы? Я должен
остановить кровотечение! Моя левая рука не действовала, и накладывать повязку я
мог только правой. Но правая рука требовалась, чтобы держать ручку управления и
работать сектором газа. Свистящий в кабине ветер еще больше осложнял положение.
Я достал вторую повязку. Но как только я положил
ее на колено, ее тут же унесло. Третья и четвертая последовали за ней. Что я
мог сделать? Я уже почти отчаялся. Боль в голове усилилась. Она теперь
пульсировала где-то в глубине черепа, и каждая новая волна была сильнее
предыдущей.
На мне все еще был шелковый шарф, обмотанный
вокруг шеи. Я развязал узел и зажал конец шарфа под мышкой, чтобы своим весом
удержать его. Затем достал складной нож и зубами открыл его. Шарф бешено
трепетал на ветру. Я взял нож в правую руку, а в зубах зажал конец шарфа, чтобы
отрезать кусок. Но ветер унес его. Снова я резал шарф, и снова визжащий ветер
уносил ткань из кабины. Я просто не знал, что делать. Снова нахлынуло отчаяние.
Я пытался придумать хоть что-то. У меня остался последний огрызок шарфа.
Конечно же! Как я сразу не додумался до этого. Я
наклонился вперед, чтобы укрыться от ветра и начал засовывать шарф под летный шлем, стараясь накрыть рану.
Но мне пришлось выпрямиться. Чем больше я оставался в согнутом положении, тем
сильнее становилась боль.
Наконец я зажал ручку управления коленями и
начал управлять самолетом таким странным образом. Затем я нагнулся вперед и
толкнул сектор газа вперед до упора, удерживая его в этом положении. Затем я
ногами потянул ручку назад, заставляя «Зеро» начать набор высоты. Меня не
слишком беспокоило, как точно я лечу и как долго смогу управлять самолетом.
На высоте 1500 футов я сбросил газ и перешел в
горизонтальный полет. Затем я столкнул подушку сиденья, чтобы находиться как
можно ниже и таким образом хоть частично было укрыться от ветра. Крепко зажав
ручку управления ногами, чтобы удержать самолет на курсе, я прижал подушку
плечом, чтобы использовать ее как ветроотбойник. Кое-как, помаленьку, я сумел
поглубже засунуть шарф под шлем и прижать его к ране. Я не представляю, сколько
времени это у меня заняло, но показалось, что целую вечность. Видеть я пока не
мог, и «Зеро» сразу бешено дернулся и свалился на крыло так, что меня подкинуло
вверх. Если самолет потеряет управление, я погибну. Мне вообще не следует
касаться педалей руля.
Наконец я завершил «перевязку». Шарф был засунут
под шлем и плотно прижал рану. Я вполз обратно на сиденье и быстро выпрямил
истребитель. На сердце сразу отлегло. Кровотечение остановилось.
И я не смог совладать с расслабленным ощущением
покоя после того, как схлынуло невероятное напряжение. Вскоре меня одолело
невыносимое желание уснуть. Я отчаянно боролся, но не мог стряхнуть сонливость.
Не раз я начинал дремать, уронив подбородок на грудь. Я тряс головой, надеясь,
что боль вынудит меня проснуться. Но каждый полминуты мои плечи дергались,
когда я повисал на привязных ремнях.
Не один раз, когда я приходил в себя,
выяснялось, что «Зеро» летит вверх ногами. В один из таких моментов я настолько
одеревенел, что не смог выправить его. Через несколько секунд мотор тревожно
закашлял. Этого было достаточно, чтобы я пришел в себя. Резким рывком ручки я
вернул самолет в нормальное положение. Спать. Потрясти головой. Тише и тише.
Чудесные, теплые, уютные объятия сна. Все такое умиротворенное. Проснись! Проснись! Я буквально кричал. Проснись!
Я очнулся, когда «Зеро» круто пошел вправо, став
на крыло. Я должен бодрствовать!
Как? Как мне преодолеть невыносимое желание уснуть?
Забыть обо всем и погрузиться в чудесный мир дремоты? Ведь там так хорошо, так
тепло, так уютно.
Истребитель внезапно дернулся. Я снова летел
брюхом вверх! Не спи! Постепенно
меня начал охватывать гнев, что я не могу противостоять желанию уснуть. Я снял
ладонь с ручки управления и хлестнул себя по щеке так сильно, как только мог.
Раз, два, три. Я надеялся, что сотрясение вернет меня в сознание.
Но так не могло продолжаться бесконечно. Вскоре
я почувствовал во рту соленый привкус. Кровь выступила на губах и потекла по
подбородку. Мои щеки распухли еще больше, их начало припекать. Я чувствовал
так, словно мне в рот засунули резиновый шар и начали надувать. Но выбора не
было. Я должен бить себя, если не желаю уснуть. Может быть, еда поможет мне
побороть сонливость? Я взял коробку с пайком и проглотил несколько кусочков
сушеной рыбы. Спать хотелось по-прежнему. Тогда я съел еще немного, но теперь
тщательно пережевывая их.
Мгновенно мне стало очень плохо. Самолет потерял
управление, и я начал корчиться в припадках рвоты. Все, что я проглотил,
выплеснулось обратно мне на ноги и на панель управления. Я почти сходил с ума
от непереносимой боли в голове. Но даже этот приступ не помог мне пробудиться.
Снова и снова я бил себя кулаком по щеке, пока она не потеряла
чувствительность. В отчаянии я хлопнул себя рукой по раненной голове, но и это
оказалось напрасно. Я хотел спать. Только спать. Забыть обо всем на свете,
зная, что сон станет вечным. Восхитительный, теплый сон!
«Зеро» раскачивался и дергался. Что бы я ни делал,
я не мог удержать его в горизонтальном положении. Мне казалось, что я держу
ручку прямо, но я невольно дергал ее вправо или влево, заставляя самолет
выписывать дикие виражи.
Я был готов плюнуть на все. Я знал, что больше
мне это не выдержать. Но я поклялся, что никогда не буду вести себя, как трус.
Я не могу направить самолет в океан и исчезнуть в ослепительной вспышке. Если
мне суждено умереть, я должен сделать это, как самурай. Я должен прихватить с
собой нескольких врагов.
Корабль. Мне нужен вражеский корабль. Впав в
беспросветное отчаяние, я развернул «Зеро» и направился обратно к Гуадалканалу.
Но через несколько минут моя голова прояснилась. Никакой сонливости. Никакой
оглушающей боли. Я не мог понять, почему. Зачем мне искать смерти, если я могу
долететь до Буки или даже до Рабаула? Я снова развернул истребитель и
направился на север. Но еще через несколько минут желание поспать снова одолело
меня. Я был словно пьяный. Все словно кружилось вокруг. Что я делаю,
направляясь на север? Вражеский корабль! Я вспомнил. Я должен найти вражеский
корабль и протаранить его. Врезаться на полной скорости. Убить столько врагов,
сколько получится.
Мир подернулся туманом. Все растаяло в серой
дымке. Я, наверное, раз пять поворачивал к Гуадалканалу и столько же раз брал
курс на Рабаул. Я начал кричать на самого себя. Я был полон решимость заставить себя бодрствовать. Я кричал и
визжал. Не спать! Постепенно желание
уснуть ослабело. Я был на пути обратно в Рабаул. Но полет просто на север не
гарантировал, что я попаду на свою базу. Я не представлял, где нахожусь. Все,
что я знал – я лечу в направлении Рабаула. Я находился на значительном
расстоянии от Гуадалканала, но не знал, насколько именно далеко. Я внимательно
оглядел море, но не заметил ни одного из цепочки островов, которая тянется до
самого Рабаула. Так как у меня работала только правая нога, и я мог нажать
только на правую педаль, вполне вероятно, что меня занесло на восток от
Соломоновых островов.
Я вытащил из-под сиденья карту океана. Она
воняла кровью, и мне пришлось потратить несколько минут, чтобы развернуть ее и
оттереть кровь о свой летный костюм. Но это мало помогло. Я попытался
сориентироваться по положению солнца. Прошли 30 минут, однако ни один остров
так и не появился. Где же я ошибся? И куда меня занесло? Небо было абсолютно
чистым, и вокруг до самого горизонта расстилался океан.
Но вдруг я подпрыгнул на сиденье. Или я просто
полетел вниз? Все казалось таким странным. Оказалось, что я снова перевернулся
вверх ногами и не заметил этого, пока привязные ремни не врезались в плечи.
Что-то блеснуло под крыльями. Что это могло быть? Я посмотрел вниз. Там снова
блеснуло что-то темное, находившееся буквально под самым истребителем.
Вода! Я едва не упал в воду! В панике я
наклонился вперед и двинул сектор газа, одновременно потянув ручку на себя.
«Зеро» послушно взлетел на высоту 1500 футов. Я вернул газ обратно на
минимальную крейсерскую скорость.
Остров! Прямо впереди остров! Он появился на
горизонте, вынырнув из воды. От счастья я громко рассмеялся. Теперь все будет в
порядке. Я определю свою позицию и возьму точный курс на Рабаул. Я нервно
закрутился, стараясь разглядеть береговую линию.
Но остров так и не появился. Куда же он пропал? Или
это всего лишь галлюцинация? Что происходит со мной? «Остров» медленно проплыл
справа, превратившись в низкое облако.
Я еще раз попытался разглядеть компас. Он все
еще был каким-то расплывчатым. Я поплевал на ладонь и протер левый глаз. И все
равно я мог видеть только кружок картушки. Я наклонился вперед как можно
сильнее и буквально уткнулся носом в стекло. Наконец я различил стрелку. Я
летел курсом 330 градусов! Не удивительно, что почти 2 часа я не видел никаких
островов. «Зеро» направлялся прямо к центру Тихого океана.
Я снова вытащил карту и прикинул, что нахожусь
примерно в 60 милях к северо-востоку от Соломоновых островов. Это было только
предположение, но ничего лучше у меня не было. Я повернул под прямым углом
влево и полетел туда, где, по моим догадкам, должна была находиться Новая
Ирландия. Этот остров находился чуть к северо-востоку от Новой Британии и
Рабаула.
Снова и снова волны сонливости накатывали на
меня. Я уже сбился со счета, сколько раз самолет сваливался на крыло и сколько
раз мне пришлось возвращать «Зеро» в нормальное положение. Я вглядывался в
небо, часто нагибался, чтобы проверить показания компаса, и дергал ручку
управления, пока не лег на курс, который, как я хотел надеяться, вел к Новой
Ирландии.
Головная боль усилилась и помогла мне
бодрствовать. А затем я внезапно испытал жуткое потрясение. Совершенно внезапно
мотор встал. Послышался странный свистящий звук ветра, врывающегося в кабину.
Инстинктивно я толкнул ручку вперед, чтобы набрать высоту. Таким путем я
помешал самолету свалиться в штопор и заставил пропеллер вертеться хотя бы под
напором воздуха. Я начал действовать с исключительным проворством, которое
позднее удивило меня самого. В чрезвычайных ситуациях разум способен творить
чудеса. Даже не успев подумать о причинах, я понял, что главный топливный бак
пуст.
У меня оставался еще один бак, но я должен был
практически немедленно восстановить подачу бензина. Обычно у меня не было
проблем переключить клапан бензопровода левой рукой. Но теперь эта рука была
парализована. У меня оставалась только правая. Я попробовал дотянуться ею до
ручки переключателя. Не получилось. Я напрягся. И все равно моя рука не
доставала до противоположного борта кабины.
«Зеро» плавно снижался к воде. Он скользил вниз
без дрожи, тихо. Я изо всех сил рванулся вперед и дернул рычаг подачи из
фюзеляжного бака.
Но топливо не поступало в мотор. Автоматическая
помпа, которая соединялась с бензопроводом, слишком долго качала воздух. Я
схватил ручку вспомогательной ручной помпы и лихорадочно заработал ею. Времени
оставалось совсем мало! К счастью, автоматическая помпа включилась немедленно.
Мотор удовлетворенно рявкнул, и «Зеро» прыгнул вперед. Я не стал тратить время
и снова вернулся на высоту 1500 футов.
Долгие месяцы учебных полетов над водой пришли
на помощь. Я установил рекорд флота по минимальному расходованию топлива. Если
мне и дальше удастся удержать минимальный расход, то, по моим прикидкам,
самолет сумеет продержаться в воздухе еще около 1 часа 45 минут. Я
отрегулировал шаг винта и поставил газ на 1700 оборотов в минуту. Я настроил
состав топливо-воздушной смеси так, чтобы мотор работал на самом пределе. Еще
чуть-чуть – и он заглохнет.
«Зеро» летел очень медленно. У меня осталось
менее 2 часов, чтобы добраться до занятого японцами острова. И менее 2 часов
жизни, если я не сумею это сделать.
Прошел еще час. Перед моими глазами по-прежнему
маячили безбрежный океан и голубое небо. Внезапно я заметил на воде нечто. Атолл! На этот раз ошибки не
было, это не облако перед самолетом. Это совершенно точно остров. Когда я
подлетел ближе, то узнал его очертания. Остров Грин! Атолл в форме лошадиной
подковы, который я заметил еще по пути к Гуадалканалу. Я нашел остров на карте.
И надежда снова ожила… Я находился всего в 60 милях от Рабаула.
60 миль. Нормально, один небольшой прыжок. Но
теперь мое положение было не совсем обычным. У меня осталось топлива еще на 40
минут полета. Мой «Зеро» получил серьезные повреждения, фонарь кабины
разлетелся вдребезги. Металлическая обшивка, изрешеченная пулями, создавала
дополнительное сопротивление, заметно снижая скорость самолета. Я был тяжело
ранен и все еще оставался частично парализованным. Мой правый глаз совершенно
ослеп, а левый тоже видел не слишком хорошо. Я был измучен и все свои силы
тратил, чтобы удержать самолет в горизонтальном положении.
Еще один остров, прямо впереди. На этот раз не
облака поднимались на горизонте. Я узнал горы. Это была Новая Ирландия, никаких
ошибок. Я знал, что если сумею перевалить через горы, достигающие высоты 2400
футов, то окажусь прямо перед Рабаулом. Мне показалось, что передо мной
возникает бесконечная череда препятствий на пути домой. Густые облака клубились
вокруг горных пиков, сильный дождь поливал горы и остров. Прорваться сквозь это
было невозможно. Утомленный физически и морально, полуослепший, на тяжело
поврежденном истребителе, как я смогу пройти сквозь грозу, которая очень опасна
даже при нормальных условиях?
У меня не было выбора, как постараться обойти ее
стороной. Это было тяжелое решение, так как стрелка указателя запаса топлива
падала все ниже и ниже. У меня оставались считанные минуты. Я сжал губы и
повернул на юг. Самолет медленно полетел над проливом Сент-Джордж между
Рабаулом и Новой Ирландией. Вдруг под крыльями появились две пенистые полоски.
Вскоре я различил 2 больших военных корабля, судя по всему, тяжелые крейсера.
Они шли на юг полным ходом. Они делали более 30 узлов, направляясь к
Гуадалканалу.
Я чуть не подпрыгнул, увидев японские корабли.
Мне страшно захотелось посадить истребитель на воду прямо здесь и сейчас. Тогда
один из крейсеров повернет и подберет меня. Мои надежды стремительно улетучились,
Рабаул в одно мгновение отскочил на миллион миль. Я сделал круг над кораблями и
приготовился снизиться для посадки на воду.
Но я не смог заставить себя сделать это.
Крейсера мчатся, чтобы принять участие в битве за Гуадалканал. Если они остановятся,
чтобы подобрать меня – что еще совсем не факт, – их орудия не появятся вовремя
там, где они нужны. Не может быть и речи о посадке на воду.
(Через несколько недель я узнал, что это были
тяжелые крейсера «Аоба» и «Кинугаса». Они шли полным ходом, направляясь к
Гуадалканалу на скорости 33 узла. Вместе с 7 другими кораблями они атаковали
американский конвой возле Лунги, потопили 4 вражеских крейсера и повредили еще
один крейсер и эсминец.)
Я повернул назад к Рабаулу. Топлива у меня
оставалось едва ли на 20 минут полета. Однако если я не доберусь до Рабаула, я
смогу сесть на берегу. Затем на горизонте возник знакомый вулкан. Я сделал это!
Показался Рабаул!
Но мне еще предстояло приземлиться. Это казалось
совершенно невозможным, потому что левая сторона моего тела была парализована.
Я кружил над аэродромом, не в силах ни на что решиться, даже не представляя,
что же мне делать. Я не знал, что меня считали пропавшим без вести, что все
остальные самолеты, кроме сбитого над Гуадалканалом, сели 2 часа назад. Позднее
лейтенант Сасаи сказал мне, что не поверил собственным глазам, когда опознал
мой «Зеро» в бинокль. Он выкрикнул мое имя, и все пилоты бегом бросились на
летное поле. С воздуха я не мог видеть их своим поврежденным левым глазом. Все,
что я видел – узкую полосу.
Я все-таки решил сесть на воду у самого берега.
«Зеро» медленно пошел вниз. 800 – 700 – 400 – 100, – а затем я оказался всего в
50 футах над водой. Но я снова передумал. Видение самолета, разбитого при
посадке на воду, и моей раненной головы, брошенной вперед при толчке, было
слишком отчетливым.
Я снова набрал высоту и вернулся к взлетной
полосе. Если я сосредоточусь, то сумею справиться, сумею сесть.
Стрелка указателя запаса топлива почти уперлась
в ограничитель. Я перевел винт на самый большой шаг, дал полный газ и набрал
высоту 1500 футов. Сейчас или никогда. «Зеро» прыгнул вниз, когда я толкнул
ручку от себя. Я выпустил шасси, потом закрылки. Скорость самолета резко упала.
Я видел, как длинная линия истребителей, припаркованных вдоль полосы, стремительно
мчится навстречу. Я не должен в них врезаться! Вернуть его назад! Меня слишком
сильно занесло влево, и я рванул ручку, чтобы уйти на новый заход.
После 4 кругов над аэродромом я решил совершить
новую попытку сесть. Когда я вышел на глиссаду, то поднял правую ногу и краем
ботинка выключил зажигание. Даже если в баках «Зеро» осталась хоть капля
бензина, он взорвется при аварии.
Кокосовые пальмы на краю аэродрома возникли у
меня перед глазами. Я проскочил над ними, пытаясь оценить свою высоту по деревьям.
Теперь… я находился прямо над полосой. Последовал сильный удар, когда «Зеро»
коснулся земли. Я навалился на ручку и изо всех сил прижал ее, чтобы удержать
самолет от заноса. «Зеро» покатился к командному пункту. Я попытался
улыбнуться, но волна темноты снова захлестнула меня.
Я почувствовал, что падаю куда-то, проваливаюсь
в бездонную пропасть. Все вокруг бешено завертелось. Где-то вдалеке я услышал
голоса, они выкрикивали мое имя. Они кричали: «Сакаи! Сакаи!» Я выругался про
себя. Почему они не могут вопить потише? Ведь я хочу спать.
Чернота приподнялась. Я открыл глаза и увидел
лица собравшихся вокруг меня. Я сплю, или я действительно снова в Рабауле? Я не
знал. Все казалось каким-то нереальным. Я решил, что все это мне снится. Это не
может быть правдой. Все растает в темноте.
Я попытался встать. Я схватился за борт кабины и
приподнялся. Это действительно
Рабаул. Это не сон, черт возьми! А затем я рухнул, совершенно беспомощный.
Сильные руки подхватили меня и вытащили из
самолета. Мне больше не о чем беспокоиться.